Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 93

- Это ложь! Ложь! – закачалась она, обхватив себя руками.

Софья обняла золовку.

- Я знаю, как это больно. Поверь, - зашептала она ей на ухо. – Но все проходит.

- Господи, Серёжа, зачем? – зашлась в рыданиях Кити.

Горькие рыдания сменились истерикой, с которой Софья совладать была не в силах. Катерина отталкивала ее от себя, билась в ее руках. Даже вместе с Татой, Софи не могла удержать ее. Отчаявшись, Соня отвесила своей belle-soeur полновесную оплеуху. Катерина тотчас умолкла и потрясенно уставилась на нее, схватившись за пылавшую огнем щеку.

- Прости, - прошептала Софья. – Прости меня.

- Бог простит, Софья Михайловна, - повернувшись Кити, направилась к двери, раскачиваясь из стороны в сторону, словно хмельная.

Катя не спустилась к ужину, прислав записку, что ей нездоровиться. Ужиная в одиночестве, Софи стала всерьез подумывать о том, чтобы поехать в Вознесенское.

«Ежели Москва в руках неприятеля, придется ехать вокруг нее, - вздыхала она. - Это ж почитай месяц уйдет на такое путешествие, а то может и более». За то недолгое счастливое время, которое они провели вместе с Александром, она довольно хорошо успела понять его характер. Вряд ли он подаст в отставку, как только оправится от ранения, то, наверняка, постарается вернуться в полк. «Можем и не встретиться, - вздохнула она. – Андрей писал, что нынче армия стоит в Тарутино, что совсем недалеко». Стало быть, оставаясь в Рощино, они ни чем не рискуют. С другой стороны, что если ранение его серьезное? Тогда он надолго останется в Вознесенском. Так ничего и, не придумав, Софья отправилась спать, решив наутро посоветоваться с Катериной.

Кити утром, облачившись в черное платье с высоким воротником, вышла к завтраку бледная и хмурая.

- Кити, я хотела поговорить с вами, - начала Софи.

- О чем? – равнодушно отозвалась девушка, помешивая ложечкой остывший чай.

- Как вы думаете, может нам стоит поехать в Вознесенское, вкруг Москвы, через Коломну?

- Я никуда не поеду, - тихо ответила она. – Вы вольны ехать, а я остаюсь.

- Я не могу оставить вас здесь одну, - возразила Софья. – Я дала обещание вашему брату позаботиться о вашей безопасности.

- Александру нет никакого дела до меня, - подняла глаза от чайной пары Катерина. – Он даже не удосужился повидаться со мной две седмицы тому назад.

- Вы несправедливы к нему, - тихо заметила Софи.

Катерина не ответила.

- Хорошо, - нарушив затянувшееся молчание, продолжила Софья. – Мы останемся в Рощино.

Вновь потянулись долгие дни ожидания. Урожай был убран и третью его часть Софи, предварительно посоветовавшись с Карлом Витольдовичем, передала на нужды армии, внеся тем самым свой небольшой вклад во всеобщее дело освобождения русской земли от французских захватчиков. Снабжением армии провиантом, было не единственным деянием хозяйки усадьбы в Рощино. В доме почти не осталось прислуги мужского пола. За исключением Тимофеича, который в силу своего преклонного возраста, не годился к воинской службе, все кто мог держать в руках оружие, с ее позволения были записаны в ополчение. В большом господском доме оставались только престарелый дворецкий, кухарка Лукерья, Татка, ходившая в камеристках у обеих барышень, да пара сенных девок, выполнявших почти всю работу по дому. Алёна, бывшая уже сносях перебралась в швейную. На конюшне оставался Митька стременной, которого Софья не отпустила в ополчение, пожалев Алёну, да четырнадцатилетний мальчишка Егорка, внук Тимофеича.

Одно единственное радостное событие наполнило новым смыслом жизнь Софи. Последнее свидание с Александром принесло свои плоды. Она ждала ребенка.

Кити все более замыкалась в своем горе и все более отдалялась от Софи. Особенно теперь, когда та, окрыленная своей радостью, не могла скрыть улыбку, то и дело мелькавшую на губах. Все реже она выходила на прогулку в парк вместе с Софьей, просиживая дни в своем небольшом будуаре у окна, уставившись бессмысленным взглядом на подъездную аллею. Будто ждала, что вопреки всему Чернышёв появится на ней.

Ранним утром начала октября, одевшись потеплее, Софья по своему обыкновению отправилась на верховую прогулку в сопровождении Митьки. Выехав за ворота усадьбы, она повернула в сторону тракта на Калугу. Странные звуки, раздавшиеся из-за поворота на большую дорогу, заставили ее остановиться. Повинуясь какому-то внутреннему чутью, Софья съехала с узкой дорожки, ведущей к усадьбе в пролесок. Митька последовал за ней. Спешившись, девушка, стараясь не шуметь, прошла несколько саженей и, спрятавшись за толстым стволом, осторожно выглянула из своего укрытия.

«Французы! - оборвалось сердце. – Боже, это и в самом деле французы!»

По тракту строем проезжала французская кавалерия. Софья совсем не различала форму французских полков, но прислушавшись, поняла, что в большинстве своем разговоры ведутся не по-французски, а по-польски. Кавалеристы не спешили, двигаясь шагом, стараясь производить как можно меньше шума. Авангард колоны возглавлял мужчина средних лет весьма приятной наружности в ярком генеральском мундире. Завороженная зрелищем, одновременно страшным и величественным, она несколько забылась и вышла из-за толстого ствола дуба, служившего ей укрытием. На беду ее ярко-синяя амазонка привлекла к ней внимание кавалеристов. Ее заметили. Раздалось несколько возгласов, кто-то из мужчин помахал ей рукой, но все они продолжили движение, не смея задерживаться.

От пережитого страха, сердце зашлось в сумасшедшем ритме. Развернувшись, она не разбирая дороги, кинулась обратно, туда, где, в лесу к дереву была привязана Близард. Чертыхаясь, следом за ней устремился Митька.

- Никак хранцузы, барыня, - помогая ей взобраться в седло, заметил он.

- Французы, поляки, кто их разберет! – в сердцах ответила Софья, понукая кобылку.

Выбравшись из леса, они повернули к усадьбе. Заслышав позади стук копыт, Софи отчаянно хлестнула лошадь.

- Софья Михайловна! – окликнул ее смутно-знакомый голос.

Похолодело в груди. Придержав поводья, Софья остановила Близард. Поворотив лошадь, она попыталась рассмотреть лицо всадника, но солнце за его спиной помешало ей. Митька, попытался выехать ему навстречу, но Софи жестом остановила его. Поляк подъехал ближе, и только когда до него оставалось не более двух саженных, она узнала в нем Чартинского.

- Вы?! – вырвалось у нее помимо воли. – Вы здесь?! Как это возможно, Адам?

- София, - Чартинский спешился, и подошел к ней. – Боже, как же я рад вас видеть.

- Не могу сказать того же о себе, - холодно отозвалась девушка.

Адам усмехнулся, глядя на нее снизу вверх.

- А вы ничуть не изменились, madame.

- Зато вы изменились, - Софья не смогла сдержать рвущийся наружу гнев. – О, нет, я неправильно выразила свою мысль. Вы изменили своему Государю, предали отечество…

- Оставьте эти пафосные речи, - вздохнул Чартинский. – Как бы мне не хотелось побыть в вашем обществе, должен заметить, что оставаться здесь небезопасно. Уезжайте, София, пока не поздно. Прошу вас.

Софья внимательно вгляделась в бледное лицо, пытаясь угадать его мысли. Чартинский выглядел уставшим, темные круги под глазами свидетельствовали том, что в последнее время на его долю выпало немало испытаний. Заметив, что выражение ее глаз несколько смягчилось, Адам осмелился приблизиться к ней. Его рука, затянутая в перчатку, коснулась подола синей амазонки.

- Я думал, что смогу разлюбить вас, но видит Бог, то была напрасная надежда. Вы - мое проклятье, София.

- Не смейте прикасаться ко мне, - прошипела Софья как разъяренная кошка.

Его признание вызвало в ней приступ небывалой злости. Страх и ненависть сплелись в душе в нечто темное, вызывающее неукротимую ярость. Рука, в которой был зажат хлыст, взметнулась над головой и опустилась на его лицо, оставляя на щеке алый рубец, тотчас заполнившейся кровью.

- Поделом мне, - пробормотал Адам, скривившись от боли.

Глядя на тонкую струйку крови, потекшую по его лицу, Софи вдруг устыдилась своего поступка. Адам, проявил заботу о ее благополучии, предупредил, просил уехать, а она… Выхватив из рукава белоснежный платок, она протянула его Чартинскому.