Иммигрантка в западне щеголя (СИ) - Денисенко Кристина. Страница 1

Кристина Денисенко "Иммигрантка в западне щеголя"

В темную комнату сквозь плотно задернутые шторы проник тонкий луч раннего чужого солнца. Для Анастасии Малевской в новом городе все казалось чужим и незнакомым, и даже солнце — непривычно настойчивым и южным.

Юная девушка проснулась в добром настроении.  Мимо спящей рядом бабушки она проскочила с осторожностью рыжей плутовки к окну, за которым простиралось необъятное мирное небо. В одно мгновение пластмассовые кольца карниза легонько щелкнули, и комната наполнилась розоватым прозрачным светом. Новый день начинался чарующе. Будто с акварельными красками баловался чудный художник, выбрав для полотна небесные просторы. Для Анастасии новый день обещал стать особенным: первый выходной! Уже имелись планы: генеральная уборка в комнате и приготовление обеда, а самое приятное — это поход в библиотеку и прогулка по парку. Она любила природу и книги. "Не от мира сего" — часто говорили о ней.

Анастасия была красавицей: шелковистые волнистые волосы красивейшего янтарного цвета, румяное доверчивое личико, большие голубые глаза с оттенком бирюзы и нежная алебастровая кожа. Стройная, немного худощавая — виной тому послужил пережитый стресс — она выработала грациозную и мягкую походку. С виду беззащитная и медлительная — внутри бурлящий океан идей и необыкновенной внутренней силы. Она родилась в семье шахтера и учительницы, но воспитывалась бабушкой, строго чтившей мораль и порой склоняющейся к предрассудкам. У Анастасии не было ни сестер, ни братьев — единственная дочь неудачного брака. Отец умер рано, а мать уехала на заработки в Польшу и так и не вернулась. Пропала бесследно.

Девочку растила бабушка и с раннего возраста приобщила к чтению, создав вокруг нее атмосферу высокого литературного искусства. Анастасия нисколько не боялась серьезных разговоров о жизни со своими школьными учителями и была намного мудрее ровесников. Чувствуя себя в родной стихии, она любила обсуждать классические романы с учительницей русской и зарубежной литературы. Несмотря на разницу в возрасте и положение, они были дружны, да и жили на одной улице до войны. Жива ли та учительница теперь, Анастасия не знала.

В свои девятнадцать, как и в детстве, Анастасия заслуживала похвалы бабушки — ее звали Прасковья Марковна Малевская — за непреодолимую тягу к литературе. Она все еще увлекалась любовными романами, но читала исключительно то, что одобряла и даже советовала ей прочесть бабушка, и это были отнюдь не дешевые женские романы в мягком переплете, на которых воспитывались почти все девушки ХХI века, а мировая классика, несопоставимая с низкопробными порнографическими «шедеврами» современности. Анастасия любила романы А. Дюмы младшего, Г. Флобера, Дж. Остин, Ж. Санд, О. де Бальзака, а повести, пьесы и рассказы А. Чехова находила интересными и поучительными. Нравились ей и «Дама с камелиями» и «Дама с собачкой», и многое другое, и прожить целый месяц без возможности отвлечься и уйти с головой в книгу, было своего рода мучением, напоминающим о недавнем горе, постигшем ее семью, ее город, ее Донбасс.

— Настенька, ты бы прилегла — рано ведь, — Прасковья Марковна все-таки проснулась, вопреки стараниям внучки не шуметь.

— Я выспалась, — ответила Анастасия мягким звучным голосом и тут же принялась застилать постель. — Пододеяльник все еще пахнет стиральным порошком, а покрывало стало таким легким и чистым! — сколько в ней было наивности!

Прасковья Марковна тоже пришлось встать:

— Да! — согласилась она. — Нам бы еще окно в порядок привести, а то этот пыльный тюль доведет меня до аллергии. А эти ужасные шторы, — она нахмурилась, подбирая более подходящее выражение, — что может быть хуже для такой комнатушки? Плотные и грязные, как ржавые трубы!

Анастасия всегда понимала бабушку и часто опережала ее мысли:

— Я сегодня сниму их и завтра же отнесу на работу. Я уже договорилась с Кариной — она возьмет и их постирать. Будут такие же чистые как постельное!

— Слава Богу, одной проблемой меньше.

Прасковья Марковна все еще никак не отошла от пережитого стресса и не смирилась с мыслью, что три снаряда превратили ее дом в груду камней и пепла, и она в считанные минуты лишилась всего, что было нажито за шестьдесят восемь лет. Но, оставшись в халате и тапочках и без крыши над головой, Прасковья Марковна все-таки старалась перебороть горечь утраты и испытанный чудовищный страх, хотя и удавалось это ей не так легко как хотелось бы. По ночам она часто видела один и тот же сон: расстрелянный автобус с беженцами съезжал с дороги и взрывался, люди сгорали заживо, раскаленный шар огня медленно утихал, а плач выживших и наблюдающих со стороны усиливался. Если бы не любимая внучка — единственное, что осталось в жизни, то Прасковья Марковна, скорее всего, поселилась бы доживать свои годы в каком-нибудь доме для престарелых, но желание скрасить будущее внучки, омраченное ужасной бедой, вынудило принять важное решение и начать жизнь с чистого листа. Она понимала, что для нее этот «чистый лист» вероятнее всего будет последним, а вот для Анастасии — вполне может послужить прологом к новому, важному, имеющему последствия, эпизоду в жизни. Ведь внучка уже давно стала взрослой и выросла настоящей леди.

Не только бабушка находила Анастасию хорошенькой — все прежние соседки, собираясь вечером на «пятиминутку», еще лет пять назад в один голос заявили, что она расцвела как бутон алой розы, и не было и дня, чтобы хоть кто-то положительно не отзывался о ней. Правда, Прасковья Марковна, была больше чем уверенна, что одного смазливого личика недостаточно для того, чтобы удачно выйти замуж, и усердно обучала внучку не обманываться комплиментами, не доверять мужчинам, прививала, как могла, ей гордость и манеры, достойные целомудренных графинь прошлых веков, высмеивая распутство, а главное — слабость мужчин волочься за каждой юбкой. В пример тому приводила примеры из известных произведений, особенно часто упоминала виконта Вальмона, погубившего госпожу де Турвель (Ш. де Лакло «Опасные связи»), и Анастасия уже с семнадцати лет периодически испытывала неописуемую неприязнь к парням. Но виной тому были не наставления бабушки и не романы, показывающие характеры героев с худшей стороны, а собственный неудачный опыт.

 Воспоминания о первой любви со временем поблекло. Самые яркие эпизоды остались в учебных классах разрушенного лицея, под тенью поваленных ныне каштанов и кленов, под далекими звездами, которые стали будто бы еще дальше.

Накануне отъезда Анастасия окончила «Донецкий техникум Луганского национального аграрного университета» и получила диплом по специальностям: инженер-озеленитель и оператор по искусственному осеменению животных и птицы. В планах был институт дизайна и ландшафтного искусства, но планы были нарушены АТО (антитеррористической операцией): выезд за границу, временный лагерь для вынужденных переселенцев, заселение в общежитие, неприятная бумажная волокита, а затем устройство на полставки кассиром в супермаркет, и как следствие — учеба отошла на задний план. Прасковья Марковна сочла, что так будет даже лучше: Анастасия сможет окончательно определиться с выбором профессии и основательно подготовиться, особенно уделив внимание точным наукам, к которым у нее совершенно не лежала душа, а бабушке безумно хотелось, чтобы внучка работала непременно в офисе, а слова «озеленение и осеменение» вызывали единственную ассоциацию — с колхозом.

— Настенька, — Прасковья Марковна застыла посредине комнаты с покрывалом в руках, — ничего страшного, что мы сейчас здесь, — она окинула взглядом их убогую комнатушку, — и пусть одежда наша с чужих плеч — у тебя вся жизнь еще впереди... Ты только смотри не влюбись в кого попало. — Прозвучало предостерегающе.

— Бабушка, не начинай. Я не собираюсь ни в кого влюбляться!