Саван для блудниц - Данилова Анна. Страница 53

– Вы совершили весь этот долгий путь, чтобы расспросить меня о Ларисе? – спросил Соляных, усаживаясь за столик напротив Юли и замолчав всего лишь на несколько секунд в ожидании, пока вошедшая в комнату-шкатулку девушка с подносом в руках не расставит чашки, кофейник и блюдо с пирожными.

Девушка ушла, разлив кофе по чашкам.

– Да, представьте себе. Вы удивлены?

– А вы бы не удивились, если бы подобное произошло с вами? Ну, предположите на секундочку, вы какое-то время встречались с мужчиной, потом расстались с ним, и вдруг спустя пару месяцев к вам приезжают с Северного полюса и начинают задавать какие-то вопросы о нем… Что особенного представляет собой Лариса Белотелова, чтобы ради нее было поднято на ноги так много людей и задействованы чуть ли не секретные службы…

– Никаких секретных служб… Все на личных контактах и оказиях, так что не городите чепухи… Вы думаете, ваш дворец произвел на меня такое впечатление, что теперь, разговаривая с вами, я буду заикаться от робости?

Она и сама не поняла, как получилось, что они уже с первых минут общения приняли этот снисходительный, взаимообидный тон.

– Лариса Белотелова, возможно, сама по себе ничего особенного не представляет, но она купила в С. очень дорогую квартиру, продолжая между тем работать маникюршей. Вокруг этой квартиры творится бог знает что; там пахнет смертью… Я бы хотела задать вам всего несколько безобидных вопросов.

– Например?

– Откуда у Ларисы такие большие деньги?

– Она продала здесь свою недвижимость.

– А откуда у нее была эта самая недвижимость? Это вы ей дарили квартиры, бриллианты или что там еще?..

– Я.

– Могу я спросить, почему вы с ней расстались?

– Можете. У меня случились большие неприятности, я обанкротился и, как мне тогда казалось, потерял ВСЕ. И она тотчас меня бросила. Я думаю, она испугалась, что я попрошу ее продать всю недвижимость, чтобы спасти меня… После нашего последнего телефонного разговора, когда я рассказал ей о своих трудностях (я звонил ей из Москвы), она начала действовать и продавать все подряд… Когда я вернулся из столицы, чтобы обрадовать ее хорошими известиями о том, что все, слава богу, утряслось, ее в Петрозаводске уже не было!

– А что же вы не позвонили из Москвы еще раз, чтобы успокоить ее?

– А зачем? Мне было любопытно, как Лариса поведет себя… Ведь у нас была такая страсть, такая любовь… Она вообще казалась мне неземной женщиной, я так любил ее, так боготворил, так идеализировал… И вдруг такой удар. Она бросила меня, испугалась, что я стану нищим и отберу у нее все, что подарил раньше. Такое иногда случается с нами, мужчинами.

Юля заметила, что он сказал «мужчинами», а не «мужиками», и ей подумалось, что Соляных и с мужчинами, наверное, говорит на хорошем литературном языке, не матерится, не ругается и не скандалит.

– Вы подумали сейчас о том, что я, быть может, гей?

Она не ответила на этот вопрос, потому что это было уже слишком: он словно прочитал ее мысли!

– Нет, Лариса была довольна мной, она выглядела всегда такой счастливой…

– И сколько вы с ней прожили?

– Около четырех лет. Довольно долго как для меня, такого непостоянного и легкомысленного, так и для нее… Мы неплохо ладили, и я, представьте себе, ни разу ей не изменил. Лора была так хороша, так ласкова со мной, что, когда она меня бросила и уехала, я долго не мог прийти в себя. Я разыскивал ее по всей стране, а когда нашел, послал к ней своих людей, чтобы попытаться ее вернуть, но она испугалась и заявила, что натравит на меня милицию… Она подумала, что я решил ей мстить. После этого мне пришлось позвонить ей и объяснить, что я на нее не злюсь, что я очень сожалею о случившемся и что она, в конечном счете, свободный человек и вольна поступать так, как ей заблагорассудится…

– И вы действительно не пытались ей мстить?

– Нет.

Юля не верила ни единому его слову. Человек, способный ворочать миллионами долларов, занимаясь прямыми оптовыми поставками продуктов питания для всей Карелии и частично для Питера (по сведениям, полученным ею от Соболева), обладающий недюжинным умом, фантазией и безукоризненным вкусом, оказавшись в подобной ситуации, не может оставить это без последствий. С какой стати ему сдерживать вполне естественное желание ОТОМСТИТЬ? Месть тоже может быть разной и такой же изощренной, как любовные игры.

Юля вдруг представила себе, как Николай Соляных, крадучись, пробирается ночью в спальню к Ларисе с чашкой, наполненной кровью, и выплескивает ее на зеркало…

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза, затем снова опустила их и увидела в его чашке густую красную кровь. «А почему бы и нет?»

– Вы были когда-нибудь в С.? – спросила она.

Соляных отпил немного «крови» и поставил чашку на место.

– Нет, никогда, – ответил он и вытер белой салфеткой окровавленные, будто у вампира, тонкие губы. Юле даже показалось, что между ними проглянули клыки. – Вам еще кофе?

Крымов вернулся домой за полночь, когда Надя уже спала. В доме оставался освещенным только холл. Крымов подумал о том, что надо бы Наде купить машину, чтобы она не мучилась, добираясь в коттедж на такси или останавливая частников – это слишком опасно.

Запирая все двери и окна, он не переставая думал о Ларчиковой, которой теперь нет в живых. Ему казалось, что ее убили из-за него, из-за того, что он сделал ее своей любовницей, и что теперь любая женщина, с которой он переспит (кроме Нади, конечно), будет убита.

Это был один из самых тяжелых дней в его жизни. Он был совершенно измотан и обессилен. Рухнув в кресло в холле перед пустым и холодным камином, Крымов долгое время не мог даже пошевелиться от усталости.

Закрыв глаза, он видел перед собой бледное Танино лицо и располосованное горло с запекшейся по краям раны кровью. Страшное зрелище.

Как много произошло за этот день! Как много вопросов накопилось за последнюю неделю, и он ни на один из них еще так и не ответил. Выходит, он попросту проедает деньги, заплаченные агентству Белотеловой и Льдовой? А тут еще новое убийство… И где же его интуиция, которая так часто выручала их всех? Где его хваленые мозги и способность мыслить логически? Или все его таланты теперь сконцентрировались внизу живота? Как он мог переспать с Ларчиковой? А что, если теперь, после ее убийства, кто-нибудь из соседей скажет, что видели его выходящим из ее квартиры? У него броская, яркая внешность, и опознать его будет проще простого… От этих мыслей Крымову стало совсем худо. Хотя, принялся он успокаивать самого себя, он приходил к ней по делу, чтобы расспросить про Вадика Льдова, про фотографии… Стоп! Вот оно, то самое, что не давало ему покоя весь вечер и о чем он так и не успел поговорить с Шубиным. Фотографии. Несколько фотографий, отличные от остальных, сделанные Кравцовым и Льдовым, чтобы скомпрометировать Ларчикову… На них можно было разглядеть фрагмент натюрморта с ромашками. Ромашки… Где он мог видеть этот натюрморт? Где? Что стало с его памятью? Неужели он так испугался, что Надя узнает о его измене с Ларчиковой, что все мысли его теперь работали лишь в одном направлении – как этого не допустить?

Еще он спрашивал себя, откуда вдруг этот страх перед Щукиной? Какие чувства движут им, заставляют его краснеть и бледнеть, когда он думает о ней и о возможных последствиях мимолетной связи с Ларчиковой? Чем она так крепко держит его и почему образ тоненькой рыжеволосой Щукиной не дает ему покоя? Секс? У него было предостаточно и более темпераментных и сумасшедших В ЭТОМ ВОПРОСЕ женщин, но ни одна из них не была ему так близка. Почему?

Он все же нашел в себе силы подняться и сделать несколько шагов. Вспыхнул свет, и просторная, в белых тонах кухня поразила Крымова своей чистотой и порядком. На столе его ждал ужин, прикрытый большой салфеткой: блюдо с крупным запеченным карпом, из рыжего зажаренного брюшка которого выглядывал кружок помидора и оранжевые кольца лука, кусок пирога с черной смородиной; рядом лежала записка: «Все это и куриную лапшу подогреешь в микроволновке, пиво в холодильнике, Чайкин в комнате для гостей. Целую, Надя».