Саван для блудниц - Данилова Анна. Страница 60

– Да, он. И он же вместе с Кравцовым фотографировал ее. Согласитесь, идиотская выходка.

– Да обычная шалость подростков. Будь Танечка постарше, вряд ли они захотели бы сыграть с ней такую шутку. В том-то и дело, что она была слишком молода, красива и без комплексов, понимаете, она допустила в своих отношениях с классом слишком много панибратства, и они, эти резвые ребятки, просто-напросто сели к ней на шею и свесили ножки… Я предупреждал ее, чтобы она уделяла им поменьше внимания, потому что добром это не кончится, но она меня не слушала. Затеяла поездку в Москву с классом, выбила довольно дешевые путевки не то через профсоюз, не то по социальной линии… И они поехали – назло директрисе, которая не верила в эту затею и всячески препятствовала им в этом.

– А почему препятствовала?

– Да потому что она терпеть не могла Таню, ее раздражала Танина детская непосредственность, открытость, смелость, наконец. Таня была необыкновенным человеком, ей все было интересно и до всего было дело. Она считала, что жизнь дается человеку для радости, вот она и радовалась как могла…

– Извините, Михаил Яковлевич, что я перебиваю вас, но мне все же интересно, а почему она до сих пор не вышла замуж, ведь она, как вы сами заметили, была очень молода и красива, так почему же она выбрала…

– … меня? Ха-ха-ха! Да потому что, милый человек, плюс ко всем своим достоинствам, Танечка была умной девочкой и понимала, что счастье невозможно без денег. Вы, наверное, удивитесь, если узнаете, что она говорила мне это открытым текстом. Она знала, что, кроме плотской любви и прочей чепухи, сопровождающей брак двух МОЛОДЫХ людей, есть еще риск остаться нищей или… брошенной. Молодые мужчины, как правило, изменяют своим женам. А я бы ей не изменял. Я бы дорожил ее обществом и наслаждался ее присутствием, как если бы пил дорогое старое вино по капельке в день… Что мы с ней и делали… Я, может, и показался вам старым, но в постели дам фору даже вам, молодому и сильному! И она это знала, поэтому, как мне кажется, наш брак был бы удачлив во всех отношениях.

– А что бы вы сделали, если бы узнали, что у Тани был другой мужчина?

– Абсолютно ничего. Разве что передумал жениться. Возможно, мы остались бы просто друзьями, а может, и любовниками… Но я бы не захотел жениться на женщине, которая будет мне наставлять рога.

Крымов извинился и спросил, где туалет. Пермитин проводил его до двери.

Он ушел, а Крымов, которому пришла в голову мысль осмотреть мусорное ведро, оставшись один в туалете, понял, что ведра там нет. Он дождался, пока шаги хозяина стихнут, едва тот дойдет до гостиной, потихоньку вышел из туалета, пересек прихожую и зашел в кухню. Увидел ведро, в котором на самом дне лежало немного апельсиновой кожуры, колбасные обрезки и какие-то бумаги, быстро достал из кармана целлофановый пакет и, превозмогая отвращение, переложил туда весь мусор. Сунул пакет в карман, затем вернулся в туалет, нажал на кнопку смыва. В ванной комнате долго мыл руки с мылом и только после этого возвратился в гостиную к Пермитину.

– Значит, говорите, что видели Сашу-агента вчера? Ну и как он выглядел?

Глава 13

Михайловы жили неподалеку от аэропорта, в старой кирпичной пятиэтажке, на четвертом этаже.

Шубин вышел из машины и прислушался. Он стоял во дворе, заросшем старыми гигантскими тополями и густыми кустами акации. «Удивительно тихое место», – подумал Шубин, который представлял себе район аэропорта как самое шумное место во всем городе. Но самолеты, как бы им ни было положено, почему-то не гудели. И дело, наверное, было не в нелетной погоде, не в том, что над головой собирались тучи, грозя разразиться дождем, а в том, что отменили почти все рейсы – цены на авиабилеты стали недоступны простому смертному, и аэропорт теперь находился в состоянии глубокого анабиоза.

Игорь поднялся и позвонил. Тишина. А ведь они должны быть дома, они так спешили покинуть дачу, у них уже были собраны все вещи, когда на участок Ларчиковой нагрянула милиция. В таком случае где же они?

Шубин звонил еще минут пять, пока не понял, что квартира пуста.

Он позвонил Крымову, который как раз выходил от Пермитина. Они договорились встретиться у аэропорта, и Крымов подъехал к назначенному месту.

– Как тихо, – это было первое, что он сказал, выйдя из машины. – Ну что, может, подберем ключики?

Он имел в виду, что было бы неплохо вскрыть квартиру Михайловых, чтобы убедиться в том, что с ними ничего не случилось.

– Знаешь, мне кажется, что они что-то видели. В их показаниях столько несуразности и раздражения… У этой дамочки глазки такие хитрющие и все бегают, бегают… А муженьку явно было стыдно за нее. Но это мое субъективное мнение, – продолжил Крымов.

Они вышли из машин и теперь стояли на смотровой площадке перед центральным входом в здание аэровокзала и с наслаждением курили, любуясь раскинувшимся под ногами тонущим в сизой клубящейся мгле городом.

– Мусорная яма, – вдруг сказал Шубин. – Это только внешне кажется, что городской пейзаж… зеленые аллеи, белоснежные дома… А на самом деле город кишит тварями, от которых кровь стынет в жилах… У меня перед глазами до сих пор эта несчастная учительница. Жила она себе и жила, покупала у соседей редиску и никого не трогала. Нет, надо было ее убить, такую жизнелюбивую, молодую и красивую… Кому она встала поперек дороги? Может, знала что? Как же мало чистоты вокруг, везде одна грязь… Мусорная яма, а не город…

– Слушай, Шубин, откуда в тебе столько сентиментальности? Ты прямо как Земцова… А насчет мусора, это хорошо, что ты мне напомнил. Только не смейся надо мной, пожалуйста. Просто Корнилов рассказал мне одну историю про Голубеву, которая не успела выбросить мусор, а там находились две записки, написанные Льдовым… Вот я и подумал: а что, если и у Пермитина в мусорном ведре лежит что-нибудь важное?..

Крымов вздохнул, достал из кармана джинсовой куртки пакет с мусором и, присев на корточки, вытряхнул содержимое прямо на бетонные плитки смотровой площадки.

– Убирать тебе, предупреждаю, я уже и так нахожусь в предтошнотном состоянии…

Шубин, сорвав веточку с дерева, росшего в двух метрах от площадки, принялся ворошить ею добычу Крымова. Апельсиновые корки, шкурка от колбасы, грязный ватный тампон, три разноцветных использованных презерватива, крышка от баночки с майонезом, несколько куриных косточек, свитые в золотистое кольцо длинные женские волосы и клочки исписанной бумаги.

– Записка или письмо. – Крымов, забыв о брезгливости, начал складывать, как мозаику, обрывки записки. – Шубин, я, конечно, еще ни в чем не уверен, но должно же нам повезти хотя бы на этот раз, а? Мы уже столько времени торчим на одном месте, следствие по обоим делам не продвинулось ни на шаг… Игорь, чего ты молчишь, читай вслух, а я послушаю…

Он не скрывал своей радости. Это было коротенькое письмо, адресованное Пермитину.

«Миша! Я так верила тебе, а ты, оказывается, такая же скотина, как все остальные мужики, а возможно, и хуже. Мало того что ты водишь к себе домой малолеток, ты привозишь их ко мне на дачу, и это после того, как я согласилась выйти за тебя замуж. Когда ты будешь читать эти строчки, меня в городе уже не будет. Я не хочу, чтобы мое имя трепали в газетах или чтобы меня таскали по судам в качестве свидетельницы. Ты за все ответишь, и ты знаешь, ЧТО и КОГО я имею в виду. Доллары, которые ты прятал в фотоальбоме, я забрала, тебе они все равно уже не понадобятся. А что касается остальных денег, то ты сам знаешь, кому их задолжал. Жаль, что я не увижу…»

– Я уверен, что это Ларчикова… Какая жалость, что нет окончания письма. – Крымов чуть ли не с умилением смотрел на подмокшие и дурно пахнувшие клочки бумаги, словно это было адресованное ему любовное послание. – Шубин, что ты все молчишь? Скажи, что я гений.

– Безусловно, ты – гений. И похоже, что это письмо действительно написала Ларчикова. В любом случае надо будет отправить его на экспертизу – пусть прояснят с почерком.