Точка падения - Бурносов Юрий Николаевич. Страница 59

— Верно, Козырь. Кстати, порадую — там есть бабы. Одна, правда, совсем мелкая, но остальные — в самый раз.

— Мелкая тоже сгодится, — широко улыбаясь, сказал Козырь. Остальные заржали. Альтобелли передернуло, но лейтенант постарался сдержаться. Он дорого бы дал за то, чтобы передать Упырю о засаде, но сделать это никак не мог. Свою роль в происходящем Альтобелли вообще оценивал крайне отрицательно. Сначала он не нашел в себе смелости потребовать от Колхауна полноценной спасательной операции. Само собой, лейтенанта попросту отстранили бы, но замять историю с самолетом было бы куда труднее. Потом он угробил группу, хотя это фактически не вина Альтобелли: новая разновидность мутанта свалилась как снег на голову… А про катание на комбайне он и вспоминать не хотел — если бы сразу перестрелял псов из кабины, мог бы вполне добраться до места, где упал авиалайнер.

И что? Что бы ты там делал, лейтенант Альтобелли? Упырь к тому времени скорее всего уже увел уцелевших. Помолился бы над трупами? Нет, раз уж ты здесь, раз угораздило попасть в плен к этим недочеловекам, думай, что можно сделать. Думай, лейтенант.

И Альтобелли, закрыв глаза, привалился спиной к штакетнику, делая вид, что дремлет, пока Тёмные вполголоса обсуждали, что можно сделать с бабами.

Глава тридцать первая

Жареное Пятно

Без воды идти было туго даже мне, что уж там говорить о женщинах и детях. Еще эти чертовы соленые чипсы — чувства насыщения никакого, зато рот прямо огнем горит…

Как назло, еще и припекать стало хуже, чем в пустыне Сахара. Хоть я там и не был никогда. Но местность была очень на пустыню похожая. Растрескавшаяся красная земля с каким-то колючим кустарником, мелким и на вид сухим. Где-то далеко-далеко впереди виднелся вроде лесок, но из-за жаркого марева я ни в чем не был уверен. А может, это мираж? Или у меня от жары галлюцинации какие… Аспирин шел со мной рядом и, видать, думал о том же, потому что спросил:

— А правда, что негры жару переносят легче?

— Нет, — мрачно сказал я, — черное нагревается сильнее белого, физику в школе что, не учил?

Аспирин вздохнул и шепотом сказал:

— Чува-ак, ты хоть примерно представляешь себе, сколько еще до Периметра?

— Примерно я себе представлял, что мы должны были его уже пересечь. Еще вчера.

— Я так и думал, — снова вздохнул Аспирин. — И псевдоплоть не возвращается… Полный офсайт.

— Чего ты вздыхаешь-то? — с подозрением спросил я.

— Да сам не знаю, — пробормотал Аспирин и отстал

Оглянувшись, я увидел, что он молча сменил одного из педиков у носилок. А тот, в свою очередь, подхватил на руки Борю и Сережу. Их мама посмотрела с немой благодарностью — думаю, у нее во рту пересохло так, что сил не было говорить. Ирочку давно нес на руках снайпер. Мне такой расклад не понравился — жара жарой, а выскочи кто на нас, и привет. Поэтому я велел Ирочку отдать профессору, который безропотно покорился. Когда все дети оказались на руках, наше движение чуть ускорилось. Я кивнул Соболю, чтоб вел колонну вперед, а сам потрусил в хвост, чтоб подогнать отстающих. Отстающими были мама Ирочки и несущий клетку с бюрерами Скунс, которые мило болтали о чем-то. Надо же, у этих и во рту не пересохло, идут словно по парку культуры и отдыха, неприязненно подумал я и уже открыл рот, чтоб прикрикнуть на них — хватит, мол болтать. Но меня опередили. Крик раздался впереди и разом заставил всех снова сбиться в кучу. Я обежал их и остановился как вкопанный, едва не закричав тоже. В неглубокой пересохшей канаве лежали наши давешние беглецы. Лежали вдоль русла, друг за другом, головы к ногам, потому их не видать было до тех пор, пока не подошли ближе. Ползли они по дну, что ли?

Все до одного. И Пауль. А вон и его автомат с кургузым прикладом, от которого откусила кусок неизвестная аномалия на трубах…

Я попятился, широко расставив руки в стороны, словно пытаясь закрыть собою от всех остальных этот ужас. Но тут же опомнился, опустил руки и спросил:

— Соболь, ты понимаешь, в чем дело?

— Нет, — кратко сказал Соболь.

Никаких ран и вообще видимых повреждений на телах не было. Надо было бы по-хорошему оружие собрать да взять ПДА Пауля, но мы с Соболем, не сговариваясь, повернули вспять от канавки. Нельзя туда было. И подходить нельзя, и ничего нельзя. Мы осторожно повели всех в обход. Люди подавленно молчали, даже дети не хныкали, только Марина попыталась зарыдать по подруге Ольге (которая, кстати, вовсе не была ей подругой), да не вышло — видимо, организм не хотел тратить воду на глупости.

Так, в полном молчании, доползли до кромки иссохшего желтого леса, из последних сил исследовали клочок местности и объявили привал. Люди в изнеможении повалились на землю, почти горячую на ощупь. Аспирин достал вещмешок и осмотрел остатки провизии. Банку консервированных фруктов, которую он прихватил в самолете, тут же вскрыл и отдал детям. Остатки копченой колбасы попилил на всех, хотя на кой черт всем соленая твердая колбаса, когда язык опух от жажды? Никто и не стал есть. Аспирин аккуратно сложил все куски обратно и пошел в лес. Я сделал знак Соболю, чтоб оставался присматривать за всеми, сгрузил с себя ставший дико тяжелым «Нарвал» и двинулся за старым другом.

Аспирин шел словно сомнамбула, медленно и, похоже, не соображая куда. Мы выбрели на поляну, она была покрыта толстым слоем хвои, желтой, сухой. Словно сушилась на солнышке пару месяцев кряду. Воздух над хвоей преломлялся, как над костром, и жаром перло… только дыма не было. На другом краю поляны, между стволов деревьев, что-то потрескивало, и впрямь, как дровишки в костре. Сквозь марево не разглядеть. Да и не очень-то хотелось разглядывать.

Я нагнал Аспирина и схватил за локоть перед самой «жадинкой». Он покорно остановился, безучастно кивнул, когда я носом ткнул его в аномалию. Так. Этого нам еще не хватало.

— Аспирин, — сказал я, — так не пойдет. Предаваться унынию мы будем в «Штях», и не таким образом, а как положено. Со всеми почестями и ритуалами, понял? Потому что Пауль того стоит! А не вот этого твоего тупого самобичевания.

— Ты видел, как они там лежали? — спросил Аспирин, глядясквозь меня так, что я заподозрил неладное.

— Аспирин! Ну-ка, бля, соберись! — заорал я. Но Аспирин все так же тупо смотрел сквозь меня и только шевелил губами. Мне показалось, что глаза его стекленеют. Твою ж мать! Да что ж на каждом шагу меня какая-то пакость поджидает?! Даже для Зоны это как-то слишком! Я не собираюсь терять своих друзей одного за другим вот так нелепо. Хрен тебе! Не дождешься, Черный Сталкер!!! Я и сам черный! Почернее тебя!!!

Последнее я проорал уже вслух, подхватив Аспирина на плечо и прыжками возвращаясь к группе.

Посадив Аспирина под кустик, я использовал последнее средство — шприц-тюбик, за который выложил месяца три тому более чем круглую сумму. В нем содержалось непатентованное запрещенное средство, которое могло поднять безногого и заставить его сплясать. Про безногого я загнул, конечно, но лично наблюдал, как человек после такого укола прошел по Зоне порядка пятидесяти километров, неся в охапке собственные кишки. И выжил потом.

Хитрая химия не только придавала сил, но и очищала, что называется, мозги плюс мобилизовала скрытые силы организма. На подавление инфекции, усиленное кроветворение и тому подобное. Девушке у самолета колоть его было бессмысленно сломанный позвоночник укол не восстановит, зачем мучить — не донесли бы никак. Но сейчас я собирался прочистить Аспирину чакры.

Выдавив зеленоватое содержимое шприца в Аспириново плечо, я вытащил иголку и отшвырнул пустой тюбик. Аспирин похлопал ресницами и сказал:

— Чува-ак, ты чего?

— Нормально все? — ответил я вопросом на вопрос.

— Да вроде нормально… А чё?

— Раз нормально, двигаем дальше. Все отдохнули?! — спросил я, поворачиваясь. Нестройно прошелестели, что все. Хотя когда уж там было отдыхать…