Точка падения - Бурносов Юрий Николаевич. Страница 60

— Слушай, Упырь, — сказал Аспирин, вскакивая. Бодрый, собака… Ладно, через часов пять тебя так накроет, еще помянешь меня недобрым словом. — Слушай, я понял, где мы.

— Ну?!

— Жареное Пятно! Помнишь про Жареное Пятно?!

— Оно… оно же никак не может тут находиться.

— Был базар, что оно типа ползает.

— Ползает?!

— Я тоже слышал, — подтвердил Соболь, внимательно слушавший наш разговор. — Высушит кусок, дальше ползет. Причем не подряд, а как бы прыжками.

— Ч-черт… И что это нам дает?

— А ты представь себе местность без Пятна, — сказал Аспирин. — То есть не сохлый вот этот лес дохлый, чува-ак, не пустыню.

— А Черепаново?

— Черепаново и стоит где стояло. А потом мы пошли по Пятну. Когда стало все жарче и жарче делаться…

Я прикинул — в самом деле, если прикинуть, что местность вокруг знакомая, то мы… То мы почти выбрались к Периметру! Оставался переход в пятнадцать, ну, семнадцать километров!

— Вернусь — в долги залезу, а еще куплю этой фигни, — сказал я Соболю. Тот с улыбкой закивал, а Аспирин засуетился, не понимая:

— Какой фигни? Что за фигня, чува-ак?

— После расскажу, в «Штях», — пообещал я. Вскинул на плечо «Нарвал», сразу ставший значительно легче, прокашлялся и громко сказал:

— Дорогие экскурсанты!

На меня изумленно уставились все, кроме Скунса, который дрых прямо на солнцепеке в своей любимой позе. Странное все же он был существо — на зависть выносливое, но притом глупое и подловатое. Впрочем, так часто случается.

— Дорогие экскурсанты! — повторил я. — Мы тут немного посовещались, прикинули, и я хочу вам сказать, что часа через четыре… ну, через пять мы имеем все шансы выйти к Периметру. То есть, по-вашему, к нормальным людям в нормальный мир.

— Ура! — крикнули гомики. Не прикалывались, а реально обрадовались. Дети запрыгали, только профессор смотрел с недоверием.

— Предлагаю собраться с силами и выйти из этого пекла, а потом отдохнуть с полчасика там, где немного прохладнее, — продолжал я.

— Знаете, а я, по-моему, сам могу идти, — осторожно сказал Игорь, приподнявшись на носилках.

— Не мороси, — сказал Аспирин, и я проглотил горький ком, услышав эти слова. — Снова ногу подломишь, хуже будет. Столько несли тебя, уж пятнадцать кэмэ всяко пронесем.

С поступлением хороших вестей скорость отряда заметно увеличилась. Даже судьба погибших сотоварищей не повлияла — вероятно, народ поздравлял себя, что не ушел тогда ночью в побег. Лежали бы сейчас в канаве рядком… Вместе с Паулем…

Я остановился вытряхнуть из ботинка бог весть как попавший туда камешек и пропустил мимо себя всю процессию, словно фельдмаршал, принимающий торжественный парад. Впереди шел Аспирин, который в его нынешнем состоянии спокойно мог бы пробежать эти пятнадцать километров. За ним следовали Скунс с бюрерами, Марина и мама Ирочки, далее профессор нес Ирочку, за профессором — Вероника Сергеевна с пацанами и гомики, несущие Игоря, а замыкали шествие Соболь и Воскобойников с ружьями.

Хорошо, что у нас был профессорский график. Иначе я даже не представлял, как бы мы пересекли Периметр в условиях зачистки. Хорош бы я был — вывести спасшихся при крушении самолета под ракеты систем залпового огня…

Вдалеке заурчало, заухало. Слабо, но вполне различимо — как раз шла зачистка. Возможно, слышно было и раньше, но я не обращал внимания на звуки, в ушах словно торчали горячие серные пробки. Теперь же разрывы показались близкими и родными, потому что подтверждали — Периметр рядом. Я выбросил камешек и бросился догонять отряд.

Спустя полчаса мы окончательно покинули территорию Жареного Пятна и, как я обещал, передохнули в тени росших у дороги ив. Колбаса, от которой накануне все отказались, была доедена подчистую, а неутомимый Скунс даже побегал вокруг и нашел две «медузы» и «кровь камня». Спрятав добычу в котомку, он попытался было расколоть меня, сколько я выручу за бюреров и где взять такую кофеварку, как та, что прикручена к клетке, но я велел ему обратиться к профессору. Петраков-Доброголовин же так отшил Скунса, что тот буквально отскочил в сторону и, сокрушенно качая головой, прислонился к деревцу. Следующий марш-бросок мы сделали ударным темпом, и вдали показались совсем уж знакомые пейзажи — домик пасечника, безобидное место, в котором сталкеры часто останавливались на отдых. Домик был своего рода оазисом, где старались не ссориться, не гадить, и даже военные до сих пор не разбомбили его, хотя их вертолеты раньше частенько тут крутились.

Меня волновал теперь лишь один вопрос: что делать с Бармаглотом? Можно вывести людей к Периметру, доверить, например, Скунсу с Соболем, а мне на пару с Аспирином рвануть в Бармаглотов схрон — отсюда по меркам Зоны до него рукой подать. Но что тогда делать с профессором и хабаром? В Соболе я пыл уверен, но Скунс вполне мог перетащить одеяло на себя, на пальцах объяснив Петракову-Доброголовину, что заплатить одному можно меньше, чем троим. А там — ищи-свищи.

Поэтому следовало пойти одному — уж Аспирин на пару с Соболем Скунсу прохода не дадут. Я стал вспоминать, какой из моих тайничков с продуктами располагался ближе, потому что без минимального запаса идти к Бармаглоту было недальновидно.

Рассчитывая курс, я продолжал посматривать на постепенно приближающийся домик пасечника.

— Нужно бы покормить бюреров, — напомнил Петраков-Доброголовин. В последний раз мы давали им кусок колбасы под ивами, и для прожорливых карликов это были жалкие крохи.

— Сейчас что-нибудь придумаем, — пообещал я. — Ворону добудем, например. Вон, видите дом в стороне от шоссе? Там и передохнем, идти осталось всего ничего.

В подтверждение моих слов впереди раздалась артиллерийская канонада.

— Мама, там война? — спросил Боря с живым интересом.

— В самом деле, почему там стреляют? — повернулась ко мне Вероника Сергеевна.

— Это плановый обстрел Периметра Зоны, чтобы сталкеры не лазили туда, — объяснил я скорее для Бори, нежели для его мамы.

— А вы все равно лазаете, дядя негр, — с нескрываемой гордостью за меня сказал Боря.

— А мы все равно лазаем, — согласился я.

— И всё-таки там война, — закричал радостный Сережа. — Вон, вон танк!!!

Глава тридцать вторая

Без названия

Альтобелли смотрел на медленно приближавшуюся к засаде группу людей. Они были измотаны до предела, но шли быстро и даже несли на носилках раненого. Лейтенант насчитал троих детей, еще трое определенно были женщинами. Упыря узнать было легко даже на расстоянии, остальных он идентифицировать не смог, но все были с оружием. Сталкеры? В любом случае мало, очень мало спасшихся…

— Теперь твой выход, лейтенант, — сказал Макар, положив руку на плечо Альтобелли.

— То есть?

— На дорогу выедет броневик, ты выйдешь из-за него и скажешь, что представляешь комендатуру. Упырь тебя ведь знает.

Альтобелли не стал спорить — его знали все сталкеры.

— А смысл?

— Смысл в том, что, заподозри Упырь нашу засаду, начнется перестрелка. Даже если увидит вояк, он ее устроит. А если увидит вояк во главе с тобой — на рожон не полезет, потому что ты ему напоешь, что его ждет амнистия и все такое, хе-хе… Тебе он доверяет. Есть такая информация, лейтенант. Ты ж у нас честный?

Альтобелли помолчал. Он понимал, чего хочет Тёмный, и прикидывал, как в сложившейся ситуации правильнее поступить.

— А дальше? — спросил он.

— Дальше ты говоришь им положить оружие на землю. Они, само собой, ложат. Потом вступаем мы.

— А что мешает просто расстрелять их из засады? Ваши вроде бы особой щепетильностью никогда не отличались.

— Нам не нужны мертвецы, если ты еще не понял. У нас несколько иная договоренность. Всех этих мы хотели бы получить в целости и сохранности. Кроме разве что сталкеров, их мы даже можем отпустить. Хотя живой Упырь нам тоже пригодится. Есть мнение, что он друга нашего обидел. Сейчас в Зоне народу немного, кроме него — некому…