Дама полусвета (Душа так просится к тебе) - Туманова Анастасия. Страница 24

Грек не появлялся. В начале вечера Катерина еще могла увидеть его черную набрильянтиненную голову в том углу, где мужчины вели неспешный разговор о торговых делах, ценах на овес и акцизных сборах на таможне, потом вор с кем-то танцевал, пил вино у буфета, не замечая взгляда Катерины, и вдруг – исчез. Сначала Катерина не беспокоилась о нем, флиртуя напропалую с собравшимися возле нее молодыми людьми, затем понемногу стала волноваться. Было уже довольно поздно, за окнами стемнело, воздух в зале загустел, запах потом, вином и разнообразными дамскими духами, смешавшимися в крепкий, удушливый аромат. Мужские голоса зазвучали громче, увереннее: сказывалось выпитое. Катерина, с трудом вырвавшись из кольца кавалеров, не спеша, с улыбкой начала прохаживаться по зале, украдкой поглядывая по сторонам. Может быть, Грек бросил ее тут одну? Но зачем?.. Она уже была всерьез готова уйти с вечера, но в это время из соседней комнаты, где за зелеными столами шла игра в вист и клубились синие пласты сигарного дыма, раздался громкий и удивленный возглас:

– Позвольте, что вы делаете, сударь?!

Еще ничего не поняв, но сразу почуяв неладное, Катерина подошла к полуоткрытой двери. И тут же увидела Грека.

Он стоял не двигаясь, небрежно сцепив руки за спиной, надменно приподняв подбородок, и с невероятным презрением смотрел на маленького толстячка в шевиотовой паре, которому, чтобы заглянуть в лицо вора, приходилось вытягиваться и вставать на цыпочки. Вокруг столпились повскакивавшие из-за столов игроки, все смотрели почему-то вниз, под ноги Грека, и Катерина должна была подойти почти вплотную к нему, чтобы увидеть лежащий на паркете золотой портсигар с выложенным бриллиантами вензелем.

Вор по-прежнему молчал, словно обратившись в статую, судя по позе, коронованной особы. А толстячок кипятился так, что его высокий звонкий фальцет срывался на визг:

– Господа, господа, мне ничуть не почудилось! И я не пьян! Разве можно быть пьяным от двух бокалов хересу?! Я очень отчетливо чувствовал, как мне лезут в карман! Во внутренний, в сюртуке! Я всегда очень слежу за этим карманом, поскольку там – главная ценность нашего семейства: портсигар покойного папеньки…

– Вы с ума сош-ли, лю-без-ный, – отчеканил Грек таким ледяным голосом, что у Катерины мороз прошел по спине. Стушевался даже пострадавший толстяк, умолкнув на полуслове и растерянно захлопав короткими ресницами. Стоящие вокруг озадаченно посматривали друг на друга, явно не зная, чему тут следует верить, и не решаясь начать скандал.

Катерина поняла, что терять время нельзя. Она выдернула свечу из канделябра, отступила назад, незаметно прошла за спинами игроков в дальнюю пустую комнату, быстро огляделась и, увидев на круглом столике рядом с окном букет бумажных цветов, поднесла к ним огонь. Бумажные фиалки в соломенной вазочке вспыхнули мгновенно, и Катерина завизжала так пронзительно, что у нее самой заложило уши:

– Пожа-а-а-а-а-ар!!!

Тишина – и взрыв испуганных голосов, топот ног, дамские крики, суета… В поднявшемся гвалте и толчее Катерина пробилась к дверям, с силой отпихнула кого-то, выскочила в прихожую, затем – на двор. И ничуть не удивилась, почувствовав на запястье сильную горячую руку и услышав спокойный, деловитый, ничуть не испуганный голос:

– Тикаем, малышка, коняшник у забора.

Не спеша, с достоинством они спустились с крыльца, прошествовали мимо лакея, пересекли дорожку, вышли на улицу. Грек помог Катерине подняться в пролетку, сел сам, и извозчик ударил по лошадям.

– Оторвались!.. – восторженно вырвалось у девушки, когда экипаж покинул «чистую» часть города и загремел колесами по темным улицам «нижней» Одессы, спускающимся к морю. Грек молча достал папиросу, закурил, и, увидев в короткой вспышке спички его лицо, Катерина с удивлением поняла, что вор ничуть не взволнован.

– Остановь, Яшка, – приказал он извозчику, и тот послушно сдержал лошадь у едва заметной в темноте вывески старого ресторана «Суламита». Грек спустился, подал руку Катерине. Они вошли в ресторан. Почтительно поклонившийся Греку швейцар принял у них пальто и проводил до дверей зала.

– Шмуля, как обычно, и сгинь, – отрывисто распорядился вор, и мальчишку-официанта как ветром сдуло.

Катерина, помолчав, озадаченно спросила:

– Я что-то неправильно сделала, Грек?

– Деточка, неправильно было ВСЁ, – помолчав, задумчиво ответил Грек. – Все, начиная с галстука этого штымпа. Зачем ты его сработала?

– Но… Ты же сам сказал – мы на работе…

– Это я на работе. – Темные блестящие глаза Грека были непроницаемы, и Катерина, как ни вглядывалась в них, не могла определить, сердится ли вор, смеется или издевается над ней.

– Работал я, – медленно, раздельно повторил Грек. – А ты должна была только смотреть.

– Но я подумала… Я хотела попробовать…

– А я разве говорил, что можно? Деточка, это был такой риск, что я от страха за тебя совсем утратил соображение! И хряк с портсигаром тому доказательство! Да бог ты мой, у меня лет десять такого позора не было!

– Но… Я же смогла… – Катерина невольно прыснула, впомнив, с какими безумными лицами все носились по дому после ее вопля. – Разве я не сделала все как надо?

– Деточка, тебе надо было уходить, – вздохнув, произнес Грек.

– И бросить тебя?! – не поверила она.

– Разумеется, моя милая. Как ты думаешь, у меня это первый такой случай?

– Сам же сказал – десять лет… – фыркнула Катерина.

– Ну-у, может, не десять, а шесть… Или три, – Грек не выдержал, усмехнулся, блеснув зубами. – Катька, вот клянусь своей оставшейся свободой, этот боров через минуту бы понял, что сам всё уронил, и начал бы извиняться. Здесь главное – просто держать лицо до последнего. Коли не можешь – займись в жизни другим делом. И, кстати, если бы ты погорела на этой дурацкой булавке – я смылся бы в ту же минуту. Да-да, девочка, и не делай мне больших глазок. Такое наше ремесло. Валет в свое время тебя из рук выпустить не сумел – и где он сейчас?..

– Сережу не трогай! – тут же ощетинилась Катерина.

Грек посмотрел на нее, медленно кивнул – и неожиданно широко улыбнулся.

– Покажи слам, раз уж все равно прилипло.

Катерина, криво усмехнувшись, достала сумочку.

– И вот тоже глупость сделала! – не вытерпел Грек. – Надо было сбросить прямо в доме, мало ли что, вдруг повязали бы в воротах… Ох, молодая ты еще, Катька, ох, молодая, дура… Но молодец все-таки, лихо с этим пожаром обернулась! Я и сам с перепугу чуть в окно не выскочил!

– Не ври, старый бандит… – проворчала Катерина, чувствуя, что Грек пытается поднять ей испорченное настроение.

Не глядя на него, она бросила на стол сумочку, Грек деловито перевернул ее, взял галстучную булавку, бегло осмотрел, усмехнулся краем губ – и, прежде чем изумленная Катерина поняла, что он собирается делать, бросил бриллиант на пол и со всей силы наступил на него ботинком.

– Ай, сволочь!.. – придушенно вырвалось у девушки, она вскочила было из-за стола, но вор рассмеялся, жестом приказал ей сесть, театрально поднял ногу, – и совсем сбитая с толку Катерина увидела на дощатом полу россыпь стеклянной крошки.

– Фуфло, – объявил Грек. – Прими мои соболезнования. Я и сам сначала бросил глаз на эту штучку, но потом сообразил, что хорошие вещи таких размеров не бывают. По крайней мере, на таких свадьбах.

Раздосадованная донельзя Катерина молчала. А Грек тем временем взял в руки золотой браслет, который она «увела» для забавы у облитой вином почтенной дамы, и с заметным удовлетворением осмотрел его.

– А вот это – виртуозная вещь. В самом деле ценно, поздравляю, все-таки удачный почин.

– Не заправляй арапа… – уныло сказала Катерина. – Чего в ней ценного?..

– Время, – пояснил Грек. – Видимо, фамильный браслет, ему лет двести, видишь, как сделано? Жаль мадам, долго будет рыдать… Ну что ж, это жизнь.

– Может, я оставлю его себе?

– И думать забудь! Сгореть из-за цацки?! Продашь, купишь себе три таких! – распорядился Грек. И, в упор посмотрев в растерянное лицо подельницы карими, блестящими глазами, тихо рассмеялся.