Дама полусвета (Душа так просится к тебе) - Туманова Анастасия. Страница 36

– Аня?.. – наконец осторожно произнес Газданов. – Я что-то не так сказал?

– Ты не так пошутил. Давай спать.

– Я ничуть не шутил! Ты хочешь выйти за меня замуж?

– Князь Газданов, вы пьяны.

– От чего, от этого твоего шампанского?! – оскорбился он. – Я в здравом уме и твердой памяти!

– Простите, но я этого не вижу, – холодно возразила Анна, садясь на постели. – Александр Ильич, мне не пятнадцать лет, и я не юная прислуга из деревни, которую вы пытаетесь соблазнить. Я не нуждаюсь в подобных предложениях. И хочу напомнить, что мужчины в вашем возрасте и при вашем положении такими вещами уже не забавляются.

Газданов вдруг взял ее за плечи, разворачивая к себе, и Анна умолкла прямо посреди своей грозной отповеди, встретившись взглядом с черными глазами сидящего перед ней мужчины.

– Сандро, – как можно спокойнее сказала она. – Ты должен понимать, что на проститутках нельзя жениться.

– Не смей говорить так, – так же спокойно, негромко отозвался он. – Я делаю предложение графине Грешневой…

– …с которой тебя не примут ни в одной светской гостиной, – с досадой закончила Анна. – Ты очень глупо себя ведешь. Надеюсь, это все-таки шампанское. Давай спать, мой друг, я очень устала.

– Я люблю тебя.

Тишина. Короткий вздох.

– И давно ли с тобой это несчастье?..

– Полгода, – не задумываясь, ответил он. – Я увидел тебя первый раз в театре, в ложе, на закрытии сезона. Я всего три дня как был в Москве, никого здесь не знал…

– И кто я, надо полагать, не знал тоже?

– Нет, но сразу же постарался выяснить, – не принял Газданов ее тона. – Мне рассказали, что… что это знаменитая графиня Грешнева…

– Да, и чем я знаменита, поведали, безусловно, тоже! И ты немедленно решил жениться! Сандро, ради бога, давай спать, ты пьян.

– Я никогда не бываю пьян! В роду князей Газдановых это не принято! – взорвался он, и Анна невольно отпрянула на другой край кровати, схватив подушку и загородившись ею. Подождав немного и осторожно выглянув из-за пухлого угла, она заметила, что Сандро улыбается: из темноты ярко белели зубы.

– Ну, разве можно выходить за тебя замуж? – упрекнула Анна. – Чуть что не по тебе – и заколешь кинжалом! Дикарь!

– Ты мне отказываешь?

– Разумеется…

– Из-за Анциферова?

– Что?.. – Тут Анна растерялась по-настоящему и довольно долго не могла ничего сказать, пристально глядя в лицо Газданова. Тот тоже не отводил глаз. – Послушай… – наконец медленно, глядя через плечо Сандро на уползший в сторону окна лунный луч, заговорила Анна. – Я не знаю, кто и что рассказывал тебе обо мне… но обсуждать с тобой свою жизнь, как бы низко я ни пала, я ни в коем случае не стану. Ты здесь, в этой постели, поскольку захотел того сам… а для меня это средство к существованию. Это знаю я, это знаешь ты, это знает весь город. Но едва ли у тебя есть право допрашивать меня и делать предложения, достойные глупых мальчишек. Я не собираюсь выходить замуж, поскольку нахожу это весьма мало мне необходимым – уж если тебе нужен серьезный ответ на пошлый вопрос. Такие, как я, не становятся женами. Пора бы тебе к тридцати годам это знать. Если ты обижен – не обессудь, я не хотела ссоры. Если ты решишь прервать теперь наше знакомство – это твое право. Прости, я действительно очень хочу спать.

Газданов молчал. «Сейчас он уйдет», – подумала Анна, мысленно уже составляя оправдательную речь перед Максимом Модестовичем. Вот ведь дьявол, а как хорошо и быстро все началось, как она радовалась, что у нее получается как надо, как надеялась, что и закончится этот вынужденный роман так же быстро. И что теперь?!

– Видишь ли, я в самом деле наводил о тебе справки, – не спеша, словно не услышав ее слов, отозвался Газданов. – И весьма подробные, поскольку… у моего ведомства имеется такая возможность. Я знаю, в каком положении оказалась твоя семья много лет назад, знаю, каким образом отошли в мир иной родители. Знаю, что случилось с братом и сестрами. Знаю, в чьи руки ты попала после Смольного… Твой опекун Ахичевский был большим мерзавцем, не так ли? И его сынок, с которым я знаком, – также. И еще мне известно, что, хотя по Москве и ходят самые разнообразные сплетни, ни с кем, кроме… м-м… мужчин семьи Ахичевских, ты не была близка. С твоей стороны слишком самонадеянно считать себя продажной женщиной при таком… незначительном числе соискателей…

Анна упала вниз лицом в подушку. Сдавленно произнесла:

– Убирайтесь…

– Аня…

– Вон!!!

– По Москве долгое время ходили слухи об Анциферове, – помолчав, как ни в чем не бывало продолжил Газданов. – Но мне почему-то кажется, что они пустые. Я знаю Максима Модестовича, это очень умный и очень осторожный человек. Он не стал бы искать связи с такой женщиной, как ты.

– А ты, значит, ищешь? – Анна подняла голову, и из ее глаз на Газданова плеснуло ненавистью и отчаянием, столь сильными, что он отшатнулся. – Ты, стало быть, не боишься связи с такой женщиной? Браво, полковник, браво, поразительная смелость! Как это великолепно – «камелия» графиня Грешнева, которая до вас была в руках ВСЕГО ЛИШЬ у мужчин семьи Ахичевских! А вы не думали, полковник, с какой стати такая добропорядочная шлюха, как я, вдруг позволила вам нырнуть в ее альков?!

– Я думал об этом, – ровно ответил Газданов.

– Ах, вот как? Наверное, вы предположили, что я влюбилась с первого взгляда?! Что потеряла голову, сошла с ума?! В моем-то возрасте, с моим опытом!..

Газданов молчал. «Что я делаю, боже, что я делаю, что мелю…» – лихорадочно проносилось в голове Анны. Понимая, что разговор уже перешел все границы здравого смысла, что еще миг – и она, потеряв самообладание, выпалит в лицо этому человеку, что просто выполняет поручение Анциферова, что совершенно напрасно он вообразил себе ее влюбленность… К счастью, Газданов не произносил больше ни слова, и Анна колоссальным усилием воли смогла взять себя в руки.

– Господин полковник, прошу меня оставить, – прошептала она, отворачиваясь к стене. – Разговор этот бессмыслен, и наше с вами совместное пребывание также. Я повысила тон, о чем сожалею. Более нам видеться незачем.

Газданов встал. Анна повернулась лицом к стене и молча ждала, пока Сандро оденется. Когда же полковник вышел из комнаты, она уткнулась лицом в подушку. Слез не было.

На другой день Анна проснулась поздно, с больной головой, и почти весь день пролежала в постели, то тихо, без всхлипов, плача, то просто глядя в стену остановившимися глазами. Ближе к вечеру она с огромным трудом вытащила себя из постели, дошла до секретера и попыталась написать письмо Анциферову, излагая произошедшее минувшей ночью и прося освободить ее от неудавшегося задания. Три или четыре смятых листа бумаги были в сердцах брошены под стол, пока Анна не поняла, что написать что-то вразумительное ей не под силу. В чем она собралась признаваться Максиму Модестовичу? В том, что бездарно провалила его поручение? В том, что Газданов оказался прав и она – действительно никуда не годная куртизанка? В том, что она, как выяснилось, вовсе не является «уродом, лишенным всяких женских чувств»?! Осознав последнюю мысль, Анна бросилась на неубранную постель и разрыдалась так, что прибежала испуганная горничная.

– Охти, Анна Николаевна, мигрень разошлась?! За доктором спосылать?

– Даша, поди прочь… Нет… Принеси воды, подай соли… Надо в конце концов одеваться, уже темнеет… Что это такое у тебя?.. Откуда?

Последнее относилось к огромному букету белых орхидей в руках горничной.

– Только что принесли, Васька из цветочного на Тверской в приемной дожидается, спрашивает – может, ответ будет?..

Недоумевая, Анна взяла в руки букет, от которого ударил свежий, чуть горьковатый запах, на миг даже облегчивший головную боль. Зачем-то осмотрев цветы, она привычным движением достала глянцевую карточку цвета слоновой кости и прочла короткое, написанное от руки четким косым почерком: «Графиня, простите ли вы меня? Князь Сандро Газданов».