Мне бы хотелось, чтоб меня кто-нибудь где-нибудь ждал - Хотинская Нина Осиповна. Страница 24
В такие вот минуты мне хочется его убить.
Но я этого не сделаю.
Во-первых, потому что в моем благоверном весу восемьдесят два кило (он говорит, что восемьдесят, но это кокетство), а во-вторых, он прав.
Он прав. Куда меня занесет, если я всерьез поверю в свое писательство?
Брошу работу? Выскажу наконец все, что думаю, сослуживице Мишлин? Куплю себе изящную тетрадочку, чтобы делать записи на будущее? Почувствую себя такой одинокой, такой далекой-близкой, такой непохожей? Отправлюсь вдохновляться на могилу Шато-бриана? Скажу мужу: «Нет, милый, не сегодня, пожалуйста, у меня голова не тем занята»? Забуду забрать детей из садика, дописывая главу?
Детей в садике начиная с половины шестого надо видеть. Когда вы звоните, вся орава кидается к двери, сердечки бьются, того, кто первым добежит, естественно, постигает разочарование: это не за ним, как обидно (губки кривятся, плечики опущены, любимый плюшевый мишка падает на пол), но уже в следующую секунду он оборачивается к вашему сыну (который стоит прямо за ним) и вопит: «ЛУИ, ТВОЯ МАМА ПРИШЛА!!!» И вы слышите: «Угу… шам жнаю».
А «Маргарита» уже на пределе — сколько можно с собой-то лукавить?
Она хочет ясности. Уж если не миновать вояжа в Комбур /Замок, где провел юность Шатобриан/, лучше узнать все сразу.
Она отобрала несколько рассказов (две бессонные ночи), распечатала их на своем допотопном монстре (три с лишним часа ушло на сто тридцать четыре страницы!) и, прижав листки к сердцу, отправилась в магазинчик рядом с юридическим факультетом, где снимают ксерокопии. Отстояла очередь с шумными студентами, поглядывавшими на нее свысока (какой же старой и зачуханной чувствовала себя бедная «Маргарита»!).
Продавщица спросила:
— Переплет делаем белый или черный?
Ну вот, опять ее поставили в тупик (белый — символ непорочности, как-то глупо… черный — чересчур официально, словно докторская диссертация… вот ведь незадача).
Девушка начинает нервничать:
— Это у вас вообще что?
— Рассказы…
— Про что рассказы? Кому?
— Ну, просто рассказы, понимаете? Написанные… Чтобы послать издателю…
— А-а?… Ага… Ну так переплет все-таки какой хотите?
— На-ваше-усмотрение-я-вам-доверяю ( alea jacta est / Жребий брошен (лат.) /).
— Ладно, тогда сделаю вам бирюзовый, у нас сейчас на него скидка: тридцать франков вместо тридцати пяти… (Бирюзовая папочка на роскошном столе известного издателя с Левого берега… фу-ты-ну-ты!)
— Хорошо, давайте бирюзовый (не противься Судьбе, детка).
Благодетельница поднимает наконец крышку своего здоровенного Rank Xerox'a и равнодушно, будто это какие-нибудь конспекты по гражданскому праву, сует туда листки. И вот уже аккуратная стопочка распатронена, уголки загибаются…
Удел артиста — страдать молча.
Выбивая чек, девица затягивается дотлевающей сигаретой и вскользь интересуется:
— И про что же там у вас?
— Про все.
— А-а.
— …
— …
— В основном про любовь.
— А-а?
Она купила роскошный конверт из плотной коричневой бумаги. Самый прочный, самый красивый, самый дорогой, с твердыми уголками и надежнейшим клапаном. «Роллс-ройс» среди конвертов.
Она пошла на почту, выбрала марки — коллекционные, самые красивые, с репродукциями картин лучших художников современности. Лизнула их с нежностью, наклеила не абы как, ровненько, потом поворожила над конвертом, поплевала через плечо, перекрестила его и пошептала, а какие слова — это ее секрет.
И вот она стоит у ящика с надписью «Только для Парижа и пригородов», в последний раз целует свое сокровище и, отвернувшись, выпускает его из рук.
Прямо напротив почты есть бар. Она заходит, облокотившись на стойку, заказывает кальвадос. Вообще-то, гадость изрядная, но пора создавать имидж творческой натуры. Она закуривает и с этой самой минуты — начинает ждать.
Я никому ничего не сказала.
— Слушай, зачем ты повесила на шею ключ от почтового ящика?
— Просто так.
— Слушай, зачем ты тащишь в дом столько рекламы маргарина?
— Просто так.
— Слушай, зачем ты взяла сумку почтальона?
— Просто так!!!
— Постой-ка… ты что, влюбилась в него, признавайся?!
Нет. Не призналась и не признаюсь. А что я, спрашивается, могла сказать? «Я жду ответа от издателя»? Со стыда сгореть можно.
И все-таки… с ума сойти, сколько рекламы кидают в почтовый ящик, просто черт знает что.
Но надо работать, надо терпеть Мишлин с ее накладными ногтями, которые все время отклеиваются, надо пересадить герань, купить диснеевские мультики, поиграть в железную дорогу, сходить к педиатру — первый визит после лета, да еще у собаки лезет шерсть, да еще «Eureka Street» / Телесериал /, уж если соизмерять несоизмеримое, и кино, и друзья, и родственники, и еще всякие потрясения (хотя с «Eureka Street»их, конечно, не сравнить). Наша Маргарита смирилась, окуклилась, впала в зимнюю спячку.
Три месяца спустя.
Оно пришло.
Письмо.
Совсем легкое.
Я прячу его под свитер и зову Кики гулять:
— Ки-и-и-ки-и-и-и!
Я прочту его без посторонних, в тишине и уединении близлежащей рощицы, где гадят все окрестные собаки. (Заметьте, даже в подобные минуты я сохраняю трезвость мысли.)
«Мадам, та-та-та, с большим интересом, та-та-та, хотелось бы, та-та-та, встретиться лично, та-та-та, свяжитесь, пожалуйста, с моей секретаршей, та-та-та, буду рад познакомиться, та-та-та, с уважением, та-та-та…»
Я блаженствую.
Блаженствую.
Блаженствую.
Час мести для Маргариты пробил.
— Дорого-ой! Обедать скоро будем?
— ??? Почему ты меня спрашиваешь? Что случилось?
— Да ничего, просто когда мне теперь стоять у плиты, пойдут письма от поклонников моего творчества, изволь всем отвечать, да еще фестивали, салоны, книжные ярмарки… поездки по Франции и за рубеж… О-ля-ля! Боже, боже! Кстати, пора наведаться к маникюрше, а то, знаешь… очень важно иметь ухоженные руки, когда раздаешь автографы… Ты не представляешь, какую это дает пищу для сплетен…
— Что ты несешь?
Маргарита «небрежно» роняет письмо от крутого издателя с Левого берега на внушительный животик супруга, изучающего объявления в «Авто плюс».
— Постой, слушай! Ты куда?
— Я ненадолго. Только скажу два слова Мишлин. Приведи себя в порядок, вечером пойдем прожигать жизнь в «Черном орле».
— В «Черном орле»?!
— А что? Думаю, именно туда Маргерит повела бы своего Янна /Маргерит Дюрас последние годы жизни прожила с молодым писателем Янном Андреа. После ее смерти он написал об этом книгу «Такая любовь», по ней был снят фильм, в котором роль Маргерит Дюрас сыграла Жанна Моро/…
— Какого еще Янна?
— Пфф, ладно, проехали… Ты ничего не смыслишь в литературе.
Итак, я связалась с секретаршей. Она мне понравилась, потому что была со мной более чем мила,
Может быть, перед глазами у девушки приклеен розовый листочек-памятка: «Если позвонит А.Г., быть с ней ОЧЕНЬ милой» — дважды подчеркнуто?
Все может быть…
Ах, ласточки, они думают, что я послала свои рассказы не только им… Боятся, что их опередят. Что найдется издатель еще круче, с офисом на Левом берегу еще шикарнее, у которого на телефоне сидит секретарша еще милее, с попкой еще аппетитнее.
О нет, это было бы слишком несправедливо по отношению к ним!