Навеки Элис - Русакова Илона. Страница 31

Объятия, поцелуи и поздравления, следом за ними вопросы и ответы, потом небольшая заминка и снова вопросы и ответы. Так как способность Элис уследить за тем, что говорят сразу несколько человек, становилась все слабее, ее восприимчивость к тому, что не произносилось вслух, понимание языка тела и не оформленных в слова эмоций усиливалась. Пару недель назад она рассказала об этом феномене Лидии, и дочь сказала, что это завидный дар для актера. Лидия призналась, что она сама и другие актеры прилагают невероятные усилия, чтобы уйти от вербального языка и сосредоточиться на том, что делают и чувствуют их коллеги на сцене. Элис не совсем поняла, зачем им это надо, но была признательна Лидии за то, что та рассматривала ее недостаток как завидный дар.

Джон был возбужден и счастлив, но Элис видела, что это только часть того, что он на самом деле испытывал. Анна сказала, что еще рано загадывать, и, возможно, он старался с уважением отнестись к ее предостережению. Но и без предупреждений Анны он, как всякий биолог, был суеверен и не стал бы считать птенцов, которые еще не вылупились. Но Джон не мог дождаться, когда они появятся на свет. Он хотел стать дедушкой.

За счастьем и радостной возбужденностью Чарли Элис видела толстый слой нервозности, который скрывал толстый слой страха. Она думала, что все это видно каждому, но Анна, казалось, ничего не замечала, и другие тоже. Или перед ней был просто взволнованный мужчина, который готовится стать отцом впервые? Может, он нервничает из-за того, что ему предстоит кормить два рта сразу и оплачивать одновременно два обучения в колледже? Все это объясняло только первый слой нервозности. Бросало ли его в дрожь от перспективы иметь детей-двойняшек в колледже и жену, страдающую слабоумием?

Лидия и Том стояли рядом и разговаривали с Анной. Ее дети были прекрасны, они больше не были детьми. Лидия как будто светилась изнутри: помимо главной новости она была счастлива оттого, что вся семья сможет увидеть ее на сцене.

Улыбка Тома была искренней, но Элис видела, что он чем-то обеспокоен. Том похудел, щеки и глаза слегка запали. Проблемы с учебой? Новая девушка? Том заметил, что она его изучает.

— Ма, как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— По большей части хорошо.

— Правда?

— Да, честно. Я прекрасно себя чувствую.

— Ты такая притихшая.

— Это из-за того, что мы говорим быстро и все сразу, — объяснила Лидия.

Том перестал улыбаться, казалось, он готов заплакать. В голубой сумке Элис завибрировал «блэкберри» — сигнал принять вечернюю дозу таблеток. Она решила подождать пару минут. Не хотелось принимать лекарства на глазах у Тома.

— Лидия, завтра твой спектакль в котором часу начнется? — спросила она с органайзером в руке.

— В восемь.

— Мама, тебе не стоит заносить это в свое расписание, мы все там будем. Мы же не забудем взять тебя с собой, — сказал Том.

— А какую пьесу мы будем смотреть? — поинтересовалась Анна.

— «Доказательство», — ответила Лидия.

— Ты нервничаешь? — спросил Том.

— Немного, потому что это премьера и вы все будете там. Но как только я окажусь на сцене, сразу забуду о вашем существовании.

— Лидия, в котором часу начинается твоя пьеса? — спросила Элис.

— Мам, ты только что спрашивала. Не волнуйся об этом, — попросил Том.

— В восемь, мам, — сказала Лидия. — Том, ты не помогаешь.

— Нет, это ты не помогаешь. Почему она должна волноваться, что забудет что-то, что ей не нужно запоминать?

— Она не будет об этом волноваться, если занесет нужную информацию в органайзер, — возразила Лидия.

— Послушай, в любом случае она не должна полагаться на «блэкберри». Ей следует тренировать память при каждом удобном случае, — сказала Анна.

— Так что из двух? Ей следует запомнить время начала моего спектакля или полностью положиться на нас? — уточнила Лидия.

— Ты должна подталкивать ее к тому, чтобы она старалась концентрироваться и была внимательна к тому, что происходит вокруг. Она должна сама пытаться вспомнить нужную информацию, а не лениться, — сказала Анна.

— Она не ленится, — возразила Лидия.

— Ты и этот органайзер ее расслабляете. Послушай, мам, в котором часу завтра спектакль Лидии? — спросила Анна.

— Я не знаю, поэтому и спросила, — ответила Элис.

— Она тебе дважды ответила, мам. Ты можешь постараться запомнить, что она тебе сказала?

— Анна, прекращай ее терзать своими вопросами, — сказал Том.

— Я собиралась внести время в свое расписание, но ты меня сбила.

— Я не прошу тебя подсмотреть время в твоем расписании, я прошу тебя его запомнить.

— Что ж, я не собираюсь его запоминать, потому что хочу забить в органайзер.

— Мам, просто подумай секундочку. В котором часу завтра спектакль Лидии?

Она не знала ответ, но знала, что бедную Анну надо поставить на место.

— Лидия, в котором часу завтра твой спектакль?

— В восемь.

— В восемь, Анна.

Без пяти восемь они заняли свои места в середине второго ряда. Театр «Мономой» занимал очень небольшое помещение на сто мест со сценой на уровне пола всего в нескольких футах от первого ряда.

Элис не могла дождаться, когда погаснет свет. Она читала пьесу и обсуждала ее с Лидией со всех сторон. Она даже помогала ей учить роль. Лидия играла Кэтрин, дочь гениального душевнобольного математика. Элис с нетерпением ждала, когда эти персонажи оживут перед ней.

С самой первой сцены игра актеров была тонкой и многоплановой, и Элис с головой погрузилась в созданный ими воображаемый мир. Кэтрин заявила, что сделала революционное открытие, но ни ее возлюбленный, ни проживающая в другом городе сестра ей не поверили, усомнившись в психическом здоровье героини. Кэтрин терзает страх, что она может сойти с ума, как и ее гениальный отец. Элис вместе с ней переживала эту боль, предательство близких людей и страх. С первой до последней минуты она смотрела пьесу как завороженная.

После спектакля актеры вышли к публике. Кэтрин сияла. Джон преподнес ей букет цветов и крепко обнял.

— Ты была великолепна, просто неподражаема! — с чувством сказал он.

— Спасибо огромное! Правда, это великая пьеса?

Другие тоже обнимали, целовали и поздравляли Кэтрин.

— Блестящая игра, глаз не оторвать, — сказала Элис.

— Спасибо.

— Мы увидим вас еще в какой-нибудь постановке этим летом? — вежливо поинтересовалась Элис.

Возникла неловкая пауза, а потом она наконец ответила:

— Нет, это моя единственная роль в этом театре.

— Вы приехали к нам только на летний сезон?

Казалось, вопрос Элис опечалил актрису, у нее на глазах выступили слезы.

— Да, в конце августа я возвращаюсь в Лос-Анджелес. Но я буду часто приезжать и навещать семью.

— Мам, это Лидия, твоя дочь, — сказала Анна.

Сентябрь 2004 года

Несмотря на официальное открытие осеннего семестра, погода в Гарварде упорно придерживалась правил римского календаря. В это сентябрьское утро, когда Элис ехала в Гарвард-Ярд, термометр показывал липкие восемьдесят градусов. Из года в год в дни вступительных экзаменов и после зачисления она забавлялась, наблюдая за первокурсниками, которые приехали из других штатов. Осень в Кембридже будила воспоминания о дрожащих на ветру листьях, сборе яблок, футбольных матчах, шерстяных свитерах и шарфах. Ничего особенного не было в том, если вы поздним сентябрьским утром увидели иней на тыкве, но дни, особенно в начале сентября, были заполнены гудением неутомимых кондиционеров и горячими, патологически оптимистическими обсуждениями игры «Ред сокс». [25] И все же каждый год эти новые студенты-переселенцы были тут как тут. Они с неуверенностью не привычных к местному климату туристов передвигались по тротуарам вдоль Гарвард-сквер, всегда закутанные в несколько слоев шерсти и флиса, нагруженные избыточным количеством пакетов из «Гарвард куп» со всеми необходимыми письменными принадлежностями и толстовками с брендом «Гарвард». Бедные вспотевшие малыши.