Навеки Элис - Русакова Илона. Страница 32

На Элис была белая хлопчатобумажная футболка и черная юбка из искусственного шелка, но когда она добралась до офиса Эрика Уэллмана, ей стало неуютно во влажной от пота футболке. Офис Эрика находился прямо над офисом Элис, те же габариты, та же обстановка, тот же вид на Чарлз-ривер и Бостон, но по непонятной причине он выглядел респектабельнее. Элис всегда чувствовала себя студенткой в этих стенах, и это чувство было особенно гнетущим сегодня, когда он вызвал ее к себе «на минутку поговорить».

— Как прошло лето? — спросил Эрик.

— Отлично отдохнула. А ты?

— Хорошо, но время пролетело слишком быстро. Нам всем так не хватало тебя на конференции в июне.

— Я знаю, мне тоже хотелось там быть.

— Что ж, Элис, я собирался до начала занятий поговорить с тобой о твоих оценках за прошлый семестр.

— О, я даже еще на них не взглянула.

Перехваченная резинкой стопка оценок пригодности ее курса «Мотивации и эмоции» так и лежала нераспечатанной где-то в ее офисе. Гарвардские студенты оценивали рейтинг преподавателей анонимно, к этим данным имели доступ только преподаватель курса и заведующий кафедрой. В прошлом Элис заглядывала в их оценки исключительно из тщеславия. Она была прекрасным педагогом и знала об этом, а студенты всегда единодушно ставили ей самый высший балл. Но Эрик никогда не просил ее посмотреть оценки вместе с ним. Впервые за свою карьеру она боялась, что ей не понравится собственный образ, сформированный оценками студентов.

— Итак, у тебя есть две минуты, посмотри их.

Эрик передал ей стопку листков, первая страница была суммарной.

Все пятерки и четверки.

Четверки, тройки и двойки.

Снова четверки, тройки и двойки.

Два студента поставили ей единицы.

Большинство поставили тройки. Если память ей не изменяла, в этой категории она никогда не получала оценку ниже четырех.

Вся суммарная страница была усеяна тройками, двойками и единицами. Она была уверена, что это аккуратное и обдуманное решение, вынесенное ей студентами, и не пыталась убедить себя в обратном. Видимо, качество ее преподавания пострадало гораздо больше, чем она думала. И тем не менее она была готова поспорить, что является далеко не самым худшим преподавателем на кафедре. Она, конечно, тонула, но до дна было еще очень далеко.

Элис посмотрела на Эрика, готовая услышать его мнение, пусть оно ей и не понравится, она это переживет.

— Если бы не твое имя на суммарном листе, я бы не придал этому никакого значения. Это пристойно, не то, что в моем представлении ассоциируется с тобой, но, в общем, ничего ужасного. А вот письменные комментарии действительно вызывают беспокойство, и я решил, что нам надо поговорить.

Элис не заглядывала дальше суммарного листа. Эрик сверился со своими записями и начал читать вслух:

— Первое: «Она пропускает большие объемы из программы, ты, соответственно, тоже их пропускаешь, а потом, на экзамене, она ждет, что ты знаешь пропущенные темы». Второе: «Такое впечатление, что она не знакома с материалом по своему предмету». Третье: «Занятия — впустую потраченное время. Я бы мог просто учебник почитать». Пятое: «Мне трудно следить за текстом лекции. Она сама в нем путается. Класс не продвинулся дальше ее вводного курса». Шестое: «Однажды она пришла в класс и не стала читать лекцию. Просто посидела несколько минут и ушла. В другой раз она читала лекцию, которую уже читала за неделю до этого. Я никогда бы не осмелился тратить впустую время доктора Хауленд, но я также не думал, что она станет покушаться на мое».

Это было тяжело слышать. Это было гораздо, гораздо хуже, чем она думала.

— Элис, мы знаем друг друга уже очень давно, согласна?

— Да.

— Сейчас я рискну и буду бестактным и прямолинейным. У тебя дома все в порядке?

— Да.

— А у тебя лично? Может, ты страдаешь от переутомления или у тебя депрессия?

— Нет, ничего такого.

— Мне немного неловко, но я должен спросить, нет ли у тебя проблем с алкоголем или наркотиками?

Все, она выслушала достаточно.

«Я не могу жить с репутацией депрессивной, выбитой из колеи алкоголички и наркоманки. Слабоумие вынести легче, чем такое клеймо».

— Эрик, у меня болезнь Альцгеймера.

Он смотрел на нее ничего не понимающими глазами. Он приготовился услышать об измене Джона. Держал наготове имя хорошего психиатра. Собирался вырвать у нее согласие лечь в госпиталь Маклина, где бы ее вылечили от алкогольной или наркотической зависимости. Но к такому он был не готов.

— Диагноз поставили в январе. Последний семестр мне дался нелегко, но я не думала, что это так заметно.

— Мне жаль, Элис.

— Мне тоже.

— Я не ожидал такого.

— И я.

— Я думал, что это временная проблема, что-нибудь, с чем ты сможешь справиться. Но то, что сейчас, — не временная проблема.

— Да-да, не временная.

Эрик задумался, она за ним наблюдала. Для всех на кафедре он был как отец, заботливый и щедрый, но в то же время прагматичный и требовательный.

— Сейчас родители платят сорок тысяч в год за обучение. Это им не понравится.

Да, не понравится. Они не станут выкидывать астрономические суммы на то, чтобы их дети учились у кого-то с болезнью Альцгеймера. Элис могла себе представить, какой разразится скандал, как это подадут в вечерних новостях.

— К тому же, Элис, двое твоих студентов опротестовали год обучения. И я боюсь, что это только начало.

За двадцать пять лет преподавания никто из ее студентов не опротестовывал год ее преподавания. Ни один студент.

— Я считаю, что тебе больше не следует преподавать, но я уважаю твои планы. Ты думала об этом?

— Я надеялась продержаться еще год, а потом взять творческий отпуск, но не понимала, насколько симптомы будут заметны и разрушительны для лекций. Я не хочу быть плохим преподавателем, Эрик. Это уже не я.

— Я знаю. А не взять ли тебе отпуск по болезни, который плавно перейдет в годичный творческий?

Он хотел, чтобы она ушла. У нее безупречный послужной список, ее компетенция не подвергалась сомнению, но, самое главное, у нее бессрочный договор. По закону ее не могут уволить. Но Элис не хотела оставаться в университете любой ценой. Как бы она ни хотела продолжить карьеру в Гарварде, сражалась она с болезнью Альцгеймера, а не с Эриком или университетом.

— Я не готова уйти, но с тобой я согласна, как это ни больно для меня, думаю, преподавание мне придется бросить. Но я бы хотела остаться консультантом Дэна и присутствовать на собраниях и семинарах.

«Я больше не преподаватель».

— Думаю, мы это решим. Я хочу, чтобы ты поговорила с Дэном, объяснила ему, что происходит, и позволила ему самому принять решение. Буду счастлив выступить в роли второго консультанта, если вас обоих это устроит. И еще. Очевидно, тебе не следует брать новых аспирантов. Дэн будет последним.

«Я больше не ученый».

— Вероятно, тебе не стоит принимать приглашения на конференции в других университетах. В твоем состоянии представлять Гарвард — не лучшая идея.

Я заметил, что последнее время ты отказывалась от поездок, так что, вероятно, ты сама уже признала для себя этот факт.

— Согласна.

— Как ты хочешь поставить об этом в известность администрацию факультета и коллег по кафедре? Повторяю: я уважаю твои планы, какие бы они ни были.

Она перестанет преподавать, заниматься наукой, путешествовать и читать лекции. Иначе люди заметят. Будут строить предположения, перешептываться, сплетничать. Думать, что она депрессивная алкоголичка или наркоманка. Может быть, кто-то уже так думает.