Науфрагум. Дилогия(СИ) - Костин Тимофей. Страница 15

  - Лорд Магнус прибудет через неделю.

  - Точно! Дядюшка поможет навести порядок. Все складывается на редкость удачно.

  - Позволите собрать консервы, одеяла и одежду?

  - А, ты же упаковала охотничий костюм и сапожки для верховой езды - отлично! Объяснишь мне, как правильно прыгать с парашютом. Но сейчас важнее всего разработать маршрут. Помощник капитана говорил, что мы пройдем над столицей, а не над Оппау, то есть, на несколько десятков миль южнее. Поэтому нужно понять, как не заблудиться и добраться до цели. Где-то здесь был атлас Гардарики...

  - Вот он, госпожа.

  - Чудесно. Так, вот Оппау... а вот и Берлин, значит, дирижабль пройдет где-то здесь. Около шестидесяти миль. Хм. Пешком идти будет довольно долго. Но смотри, тут идет железная дорога. Помнишь, что рассказывал тот студент из Йеля, Золтан Немирович? Вдруг нам удастся найти дрезину и последовать по стопам прадедушки?

  - Гарантировать нельзя, госпожа. Вернее спрыгнуть здесь, на берегу Рейна. Легче сориентироваться. Найти лодку и проплыть вниз по течению - дня два или три. Я хорошо умею грести.

  - Ты же и меня учила, помнишь? Думаю, вдвоем мы справимся. С парашютом, конечно, посложнее, но я буду вдохновляться детскими впечатлениями. Когда мы с тобой прошмыгнули в конюшню на сеновал и прыгали с балок в кучи восхитительно-душистого сена...

  - Мне очень жаль, госпожа. Вас потом наказали.

  - Оставь, это одно из самых дорогих моих воспоминаний. Как жаль, что нам пришлось расстаться на восемь лет. Наверное, я не говорила... но год назад, когда ты вернулась ко мне... это было настоящее счастье.

  - Вы слишком добры, госпожа. Я не достойна таких слов.

  - Не нужно скромничать, Хильда. В одиночку мне ни за что не организовать такой побег. Все-таки, это совершенно пустынный континент, глушь, дичь... Может быть, не так ужасно, как было в тот момент, когда здесь пробирались прадед и дедушка Максимилиан, но все равно.

  - Госпожа, еще одно. Мы не знаем точного маршрута.

  - Действительно. И где именно находилась установка, тоже. Знаешь, нам бы очень помог дневник, о котором упомянул этот Немирович. Его дед описал там по крайней мере часть пути... до того момента, как погиб сам... Если бы мы смогли получить дневник и переписать... ах, боюсь, уже не успеем. Сегодня вечером дают бал, и я не могу не показаться, иначе у дверей выстроится очередь из любопытных, желающих знать, что со мной случилось. На подготовку останется всего несколько часов после полуночи. Остается только попросить у него дневник, чтобы возвратить после. Но согласится ли он?

  - Позвольте забрать дневник из его каюты. Во время бала, - предложила горничная.

  - Это называется "украсть", а не "забрать". Нет, так нельзя, - покачала головой принцесса. - Конечно, он несдержан на язык и заставил меня понервничать, но в конце повел себя... как благородный человек. Ты не находишь?

  - Госпожа, вы слишком хорошего мнения об этом повесе, - поморщившись, заметила Брунгильда. - Знай вы его получше, не говорили бы так.

  - Но ведь и ты его не знаешь. А на самом деле это ведь я была неправа. Набросилась на него с несправедливыми упреками, оскорбила его бабушку, сорвала на нем бессильную злость... и в итоге уселась в лужу. Он ведь наверняка прочитал в дневнике, но обещал молчать о том... что дедушка Максимилиан и в самом деле был хорошо знаком с ней. Откуда еще у нее мог оказаться дедушкин платок с монограммой?

  - Может быть, случайно, госпожа?

  - Увы, в такие многозначительные случайности я не верю. Ты же помнишь, что медальон лейтенанта Немировича был завернут именно в этот платок.

  - Да, госпожа. Судя по всему, та пожилая леди, Виолетта Немирович, отдала его внуку, попросив вернуть в Гардарику.

  - Но ведь лейтенант - ее муж - не вернулся в Либерию. И это означает, что медальон мог попасть к ней лишь одним-единственным путем.

  - Через принца Максимилиана?..

  - Как же еще? Видимо, он сразу завернул медальон в платок, чтобы вернуть родным, когда... когда его соратник погиб, - голос принцессы внезапно дрогнул и прервался.

  - Госпожа?..

  - Брунгильда, представляешь, каково пришлось дедушке Максимилиану смотреть в глаза женщине, которая предпочла его другому... рассказывать о гибели ее избранника... и его соперника?.. Боже мой, что же она чувствовала в этот момент?!..

  - Кроме того, она уже была беременна, госпожа, - негромко дополнила горничная.

  - Ах да... но.... но ведь, получается, все было еще ужаснее... - глядя на горничную расширенными глазами, принцесса прижала ладонь к губам. - ...И я имела наглость в чем-то обвинять ее внука?! Какая же идиотка!..

  На этот раз Брунгильда не сказала ни слова.

  - Если теперь попытаться украсть у него дневник, единственную память об отважном предке - это будет невероятно подло, - решительно заявила принцесса. Замолчала на секунду, размышляя, и вдруг стукнула сжатым кулаком по ладони. - Но я придумала! Поговорю с ним на балу и еще раз попрошу прощения. Попытаюсь объяснить...

  - Госпожа, нельзя никому говорить о том, что мы задумали. Иначе побег сорвется.

  - Да, ты права... - задумалась принцесса. - ...Что же, придется говорить осторожно. Но ведь дневник нам необходим, правильно?

  Брунгильда неохотно кивнула.

  - Нехорошо привлекать лишнее внимание, госпожа. Вы всегда на виду, и разговор о серьезных делах с кем-то незнакомым...

  - Чепуха! - отмахнулась Грегорика. - Просто приглашу его на танец. Кому какое дело? Я танцую с тем, с кем хочу! Но хватит об этом, у нас с тобой еще масса дел. Потребуется провизия...

  - Добуду на камбузе, госпожа. Разрешите взять несколько фунтов?

  - Камбуз?.. А-а-а, корабельная кухня! Конечно. Тогда отправляйся, а я упакую одеяла и одежду.

  На губах Брунгильды мелькнула тень улыбки.

  - Осмелюсь заметить, госпожа, ваши подруги сейчас готовятся к балу, а не копаются в мешках.

  - А их горничные орудуют щипцами для завивки, и укладывают локоны вместо того, чтобы укладывать парашюты, - улыбнулась в ответ Грегорика. - Но и меня ведь не зря в детстве ругали взбалмошной дикаркой, которой нипочем любые правила. И нам не в первый раз ставить рекорды по скоростному одеванию, верно?

  Бродя по палубам в поисках Алисы, я чувствовал тяжесть на сердце. Отчасти из-за вины перед ней, отчасти... да, пожалуй, дело было в нежданно-негаданно настигших нас делах минувших дней. До сих пор я мало задумывался о том, как катастрофические события полувековой давности отразились на самых обыкновенных, живых людях. Великие герои прошлого, титаны наподобие императора Траяна, которые начинали и прекращали войны, кружащие, подобно циклонам, миллионы крошечных людских судеб, в моем понимании существовали где-то в ином измерении. Ими можно было восхищаться или, наоборот, винить в страшных преступлениях и предавать анафеме, но лишь издали, про себя и негромко. Кто услышит жалкий голосок одинокого зрителя, когда громадный Колизей, вскочив на ноги, бушует и ревет, встречая блестящего гладиатора, воздевающего окровавленный меч? Кому интересно, что в моих устах: благословление или проклятие? Ни то, и ни другое не изменит настроения толпы. Микроскопические инфузории вроде нас не могут и мечтать повлиять на что-то, остается лишь тихонько копошиться в своем уголке.

  С такими невеселыми мыслями я добрался до второй пассажирской палубы и постучал в дверь каюты, где обитали Алиса и Цирцея. Никто не отозвался, но когда я нажал на ручку, дверь безо всякого сопротивления приоткрылась.

  Алиса, которая сидела на краю койки и, пригорюнившись, смотрела в иллюминатор, повернула голову мне навстречу.

  - Чего тебе? - мрачно спросила она. Странно, это прозвучало совсем не так враждебно, как я ожидал по опыту наших прошлых ссор. По идее, о того, кто сдается первым и приходит извиняться, полагалось бы как следует вытереть ноги, облить его презрением и потыкать носом в грязь, заставив осознать всю бездну своей ничтожности. В голосе же Алисы звучала не столько обида, сколько непонятная усталость и печаль. К чему бы это? Ну, как бы то ни было, извиняться придется мне. Я покаянно склонил голову, и начал.