Истинное лицо - Халилуллин Р. И.. Страница 14

– Это Григорий Иванович Багров, – охотно пояснил Александр Владиславович. – Ветеран войны и труда, герой, орденоносец. У нас есть масса материалов о нем – фотографии, кино и фотодокументы, свидетельства и прочее, прочее. Этот материал собирали наши следователи, кое-что нам подкинули коллеги из Западной Германии. Мы дадим вам со всем этим ознакомиться.

Пролистав папку и просмотрев бумаги, Гургеныч положил её на стол.

– А почему именно о нём? – Недоуменно спросил он.

Шелстов протянул ему вторую папку.

– Настоящая фамилия этого человека Шарко. – Ответил Александр Владиславович. – Во время войны он сначала состоял, а потом командовал особой группой зондер-батальона «Дирленвангер», и на оккупированной территории Украины и Белорусии лично, – подчеркнул он, – повесил более шестисот человек. В основном евреев и коммунистов.

Гургеныч принял папку, и принялся неторопливо перелистывать листы.

– Так если у вас столько материала, то почему вы его не арестуете? – Поинтересовался он. – Насколько я помню, по военным преступлениям срока давности нет.

Немного помолчав, Шелстов ответил.

– Видите ли, в чем дело, не всё так просто. – Чекист горестно вздохнул. – Вы же знаете, как в последнее время народ относится к КГБ, что о нас пишут в газетах на Западе. И мы знаем по опыту, что если его сейчас арестовать, то на Лубянке он проживет не более суток.

– Это почему? – Спросил Гургеныч.

– Его убьет страх. Сорокалетний страх. Дело закроют в связи со смертью обвиняемого, а общественность скажет, что в КГБ замордовали ещё одного хорошего человека. А это неправильно. Наши следователи работали, разыскали эту мразь, и нельзя дать ему спокойно дожить. Посмотрите дело. Мы сделали вам копии, можете их забрать. А потом посмотрим кинохронику.

Гургеныч открыл папку. На фотографиях, рядом с виселицами, стояли люди в полевой форме вермахта. На них легко угадывался Багров. Молодой, ещё не лысый, но с таким же мощным загривком, широкими плечами и крепкими руками. Он сосредоточенно руководил процессом.

– Скажите, если это Шарко, – прервал молчание Гургеныч, – то кто тогда Багров? И где он?

Чекист встал, и взял со стола ещё одну папку. Медленно раскрыл.

– Багров, Григорий Иванович, семнадцатого года рождения, уроженец деревни Буда, Октябрьского района, Полесской области. Деревня уничтожена в апреле сорок второго года. Как нам удалось выяснить, ушёл в партизаны, воевал, после освобождения прошел проверку и был призван в ряды Красной Армии. Служил сначала заряжающим, затем наводчиком расчета БМ-13, в корпусе реактивной артиллерии Резерва Главнокомандования. Войну закончил в Берлине, в звании сержанта, в составе первого Белорусского фронта. Приказом по части демобилизован в июле сорок пятого года. Согласно документам убыл к месту проживания. – Он отложил папку.

– Подождите, – сказал Гургеныч,– а как же тогда Шарко получил его документы?

Шелстов взял из папки очередную бумагу.

– Из этого документа следует, что пятнадцатого августа сорок пятого года, при проведении розыскной операции в районе города Барановичи, была обнаружена, а затем уничтожена, оказавшая активное вооруженное сопротивление банда.

В ходе допроса, захваченные в плен члены банды, показали, что неоднократно захватывали военнослужащих Красной Армии, следовавших по дорогам. У них изымалось обмундирование, документы, награды.

Как нам удалось установить, на момент демобилизации, сержант Багров был награжден медалью «Партизану Отечественной войны» второй степени, медалями «За боевые заслуги», «За отвагу», орденом «Красной Звезды». Военкомат Ологанского района предоставил нам документы Багрова-Шарко, у него имеются медали и орден с номерами идентичные номерам, врученные Багрову Григорию.

– И что же это значит? – Непонимающе спросил Гургеныч.

– А то и означает. – Вздохнул Шелстов. – Настоящий Багров был убит в августе сорок пятого года. А его документами и наградами воспользовался Шарко.

Гургеныч взял фотографию, лежащую на столе. С переснятого потертого снимка на него смотрел невысокого роста солдат, с наградами на груди. Его слегка простоватое лицо, с широкими скулами, дышало спокойствием, что говорило о силе духа этого человека.

Потом, просматривая в зале кинохронику, где Шарко командовал казнями, он невольно сравнивал этих двух людей, носивших одну фамилию, но тем не менее разных. Разных судеб, разных путей.

… Гургеныч отвернулся и уставился в окно. За окном проносились поля, перелески сменялись рощами, но перед взором Гургеныча стоял тот июньский день 1941 года, когда отец поднял его на руки и подкинул высоко над головой. Потом прижал к себе и отпустил на землю. На его плече повисла мама, глядя побелевшими от горя глазами на отца. Он крепко поцеловал мать, вскинул на плечо вещмешок и ушел не оглядываясь. Тогда Гургеныч видел отца в последний раз.

Он смотрел в окно, где рощи сменялись лесками, а видел снег, январским утром 1942 года, влетающий в выбитое близким взрывом окно и опускающийся на лицо матери. Снег, который не таял.

Видел себя, сидящим закутанным в теплый тулуп в кузове полуторки, увозящей его из Ленинграда по ледяной дороге Ладожского озера. Он видел, как над колонной машин с ревом пронеслись самолеты с крестами на крыльях, обстреливающие колонну из пушек и пулеметов. Видел как машина, идущая позади, нырнула в полынью, и сразу исчезла под водой.

Как там сказал герой известного фильма? – « Развалинами рейхстага удовлетворен»? Гургеныч усмехнулся.

– Своей работой удовлетворен.

– Ты чего, Гургеныч? – Недоуменно посмотрел на него Михалыч.

– Да так, – Гургеныч мотнул головой, – мысли вслух.

– А-а-а-а, – понятливо кивнул Михалыч.

«Да, именно так, – подумал Гургеныч, – своей работой удовлетворен».

Конец.