Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой - Даррелл Джеральд. Страница 31

Солнце, постепенно исчезая за горизонтом, заливало окрестности нежным зеленовато-золотистым светом, а мы плыли в небе, легко и беззаботно, словно пух одуванчика, клянясь всем светом, что это и есть истинное путешествие, а другого нет и не может быть.

ФИЛЬМ ВОСЬМОЙ

Оставив позади богатый, пышный зеленый ковер английской сельской местности, мы очутились среди диковинного пейзажа. На сей раз нашей съемочной площадкой стала пустыня Сонора. Слово «пустыня» вызывает в сознании большинства людей образ скучной безводной равнины, бесплодных песков и голых скал — места, лишенного какой бы то ни было жизни. Представление это верно лишь до некоторой степени, ибо такие пустыни действительно есть. Но встречаются и другие — чарующие прелестью затейливых пейзажей, поражающие разнообразием растительного и животного мира, прекрасно приспособившегося к суровым условиям жизни. Одним из таких необычных на нашей планете мест является расположенная на юго-западе США пустыня Сонора, сотни тысяч квадратных миль которой населены многочисленными видами животных и птиц, усеяны кактусами самых экзотических форм, а в сезон покрываются великолепным ковром из мириадов полевых цветов. Вот для того, чтобы поколебать традиционное представление о пустынях, как о чем-то малопривлекательном, мы и отправились на съемки в этот уголок Земли.

Съемочная группа состояла из оператора Родни Чартерса, называемого ласково Роддерсом, — крепыша, который привык делать все на бегу, даже тогда, когда нес на плече тяжеленную кинокамеру. Какие бы трудности ни встречались на его пути, он всегда улыбался; при этом глаза его превращались в узкие щелочки, что придавало ему восточный вид. Его помощник, обладатель роскошных усов, Малькольм Кросс, был одним из тех чистых телом и душой молодых англичан, которые составляют цвет британской нации. (По окончании съемок я получил от него восторженное письмо, которое завершала фраза: «Я вернулся домой в таком приподнятом настроении, что моя жена теперь ждет ребенка».) Звукооператором был Йэн Хендри, похожий на пожилого эльфа своей реденькой бородкой и удивительно выразительными глазами. Правда, несмотря на его вид несчастного изгнанника из сказочного царства, в работе ему не было равных.

Первый же день в пустыне буквально нас ошеломил. Прилетели мы ночью и из-за темноты не смогли ничего увидеть. На следующее утро, чуть свет, мы забрались в машины и поехали осматривать выбранные Аластером места для съемок. Первое, что нас поразило, было небо: с разбросанными там и сям лиловыми и желтыми облачками, оно ослепляло великолепием оттенков от бледно-розового до кроваво-красного на горизонте, где вставало солнце. А на фоне этого красного восхода четко вырисовывались силуэты исполинских кактусов-цереусов, напоминавшие фантастические утыканные шипами канделябры, увенчанные коронами светло-кремовых цветков с золотистой сердцевиной. Цереус

— один из наиболее эффектных видов кактусов; растения нередко поднимаются на высоту пятидесяти футов и растут большими группами, образуя непроходимые, тянущиеся на многие мили чащи. Кактус достигает зрелости к пятидесяти годам, когда его рост не превышает семи-восьми футов. Издалека цереус кажется гофрированным, будто бы сделанным из плотного зеленого вельвета. Вдоль каждой складки расположены пучки жестких, черных, острых, как иглы, двухдюймовых шипов. Растут эти колючие гиганты очень медленно. Жизнь начинается с малюсенького семечка и в первые годы полна неожиданностей, так как малыш вынужден противостоять огромным перепадам температур — от испепеляющей жары до заморозков, пронизывающим ветрам и наводнениям. Если ему повезет и его не вытопчут олени и не обгложут кролики и крысы, иными словами, если он благополучно минует все опасности младенческого периода, тогда у него есть все шансы дожить до глубокой старости. Между семьюдесятью пятью и ста годами, будучи двенадцати — двадцати футов в высоту, он начинает ветвиться, постепенно приобретая форму причудливого канделябра. Количество и расположение ответвлений варьирует так сильно, что вы никогда не встретите двух одинаковых кактусов. У одних растений всего два ответвления, зато у других их количество доходит до двадцати и даже до пятидесяти. Цереус, как и все кактусы, — суккулент, и в его стебле и «ветвях», как в огромной колючей бочке, содержится очень много влаги. Толстая, покрытая восковым налетом кожица делает растение идеальным резервуаром для воды.

Колючки выполняют двойную функцию, служа не только защитой от оленей и длиннорогих овец: густо покрывая поверхность кактуса, они отбрасывают тень, спасая цереус от перегрева в знойные полуденные часы. Когда растение умирает, сочная мякоть внутри перегнивает, оставляя лишь высохший остов. При жизни кактуса эта кружевная, словно плетеная корзина, древесина служит опорой могучему стволу и «ветвям». Внутри остова иногда видны небольшие древесные образования длиной от десяти до двенадцати дюймов и больше, напоминающие деревянные башмаки — сабо. Это остатки птичьх гнезд. Из-за огромной толщины ствола температура внутри кактуса на несколько градусов ниже наружной, что делает его идеальным жильем для птиц, таких, например, как большой пестрый дятел. Строя несколько гнезд за сезон, он превращает цереус в колючий многоквартирный дом. Как только дятел выдолбит в кактусе отверстие, растение (в целях самозащиты) тут же образует вокруг углубления жесткое древесное затвердение — каллюс. Это и есть те самые «сабо». После того как дятел покидает гнездо, его тут же заселяют другие пернатые жильцы — совы, мухоловки, пурпурные ласточки, и, таким образом, в одном цереусе может одновременно обитать несколько видов птиц.

Углубившись в пустыню, мы вышли из машины и отправились побродить в гигантских кактусовых дебрях. Кроме великанов-цереусов попадались и другие виды кактусов, привлекавшие не столько размерами, сколько необычностью формы. Среди них — опунция, средних размеров кактус с большим количеством закругленных лепешек, вырастающих одна из другой, сплошь заросших, словно мехом, желтовато-коричневыми иголками, из-за чего издали растение напоминает пушистого игрушечного медвежонка. Еще один странный обитатель Соноры — колючее дерево буджум с высоким стволом и длинными свисающими ветвями, покрытыми, словно многодневной щетиной, черными шипообразными прутиками. Когда у дерева накапливается достаточный запас влаги, из черных прутиков проклевываются листочки. Эти фантастического вида растения, достигающие шестидесяти футов в высоту, с опущенными «небритыми» ветвями, похожие на зеленую перевернутую морковь, и в самом деле — одни из удивительнейших созданий пустыни.

Нам посчастливилось попасть в пустыню в пору цветения кактусов, и мы окунулись в немыслимое буйство красок. Цветки зеленые, как нефрит, и желтые, словно нарциссы, багряные, будто вереск, и розовые, как цикламены, апельсиново-оранжевые и алые. Окажись вы случайно в пустыне среди колючего изобилия самых невообразимых форм и роскошных, словно восковых, цветков, и скажи вам кто-нибудь в эту минуту, что вы на Марсе, право же, вы бы этому поверили.

Хотя температура была очень высокой, из-за сухости воздуха мы почти не чувствовали жары. На самом деле длительное нахождение в кактусовом лесу чревато опасностью. Вы можете, сами того не замечая, сильно обгореть и вдобавок рискуете получить неожиданный укол острого, словно шпага, шипа. Попробуйте мимоходом задеть опунцию и вы убедитесь, сколь обманчив вид безобидного пушистого зверька. Целый час потом вы будете вытаскивать из рубашки и брюк колючие доказательства его любви. Жизнь Аластера, который шагу не мог ступить, чтобы не споткнуться, и который вдобавок вечно бегал сам и подгонял других, со времени нашего приезда постоянно висела на волоске. Однажды, выбирая нужный ракурс для кадра, он, пятясь, чуть не сшиб пожилой цереус, простоявший на этом месте около сотни лет и не пожелавший вовремя посторониться для режиссера фильма. Старик к тому же оказался неимоверно колюч. Вопли бедолаги Аластера, учитывая дувший в тот день попутный ветер, были слышны, думаю, в самом Лондоне.