Римская карусель (СИ) - Дельта Марк. Страница 50
Лонгин, утратив вдруг весь запал полемического красноречия, слушал свою гостью, как завороженный.
- Когда римляне придут сюда, - продолжала Кассия, - Зенобия будет тебя проклинать. Чтобы спасти себя и сына, она возложит всю вину на своих советников, и в первую очередь - на тебя. Боюсь, ты не уцелеешь, мой милый Лонгин.
- Откуда ты это все знаешь? - угрюмо спросил философ. - Все это уже случилось, и теперь ты заново переживаешь прошлое?
- Что ты! Я же говорила, что не могу изменять события, происшедшие более суток назад. Нет, мой ритор, я не знаю будущего. Но я могу предполагать, как будут происходить события. Кажется, ты ничего не знаешь об Аврелиане. Этого жестокого и решительного воина не остановит ничего, кроме смерти. Он очень не похож на изысканного поклонника эллинской красоты, каким, несмотря на то, что ему пришлось всю жизнь сражаться, был Галлиен.
- Ты можешь и ошибаться, - произнес, хмурясь, Лонгин. - Пальмира готова отразить нападение Рима.
- Я бы очень хотела ошибиться, - сказала Кассия и вдруг с жаром воскликнула: - Скажи мне, научи же меня, как мне завоевать твое доверие в новом витке яви, в котором ты совсем не будешь меня знать?! Как мне убедить тебя бросить все и бежать отсюда, покуда не поздно?
- Тебе не удастся убедить меня в этом, - тихо молвил философ.
- Я так и знала. Смотри, - Кассия указала рукой вперед. - Видишь, тень от колонны подбирается к столу? Когда она до него дойдет, ты уже не будешь помнить этот разговор. А сейчас мы еще можем попрощаться по-родственному.
Кассия поцеловала ошеломленного философа в морщинистый лоб, пересела на кресло и закрыла глаза.
***
Дион Кассий Лонгин вывел на листе папируса обращение - "Дорогому ученику и собрату", - встал и заходил по веранде, рассеянно глядя на лежащие внизу городские кварталы и простирающееся вдали марево пустыни. Лонгин размышлял над текстом письма, в коем желал объяснить Порфирию, своему бывшему ученику, что магические ритуалы так называемой теургии, якобы ведущие к "богоподобному" состоянию, столь же чужды чистой философии Платона, как и другие добавления к ней, сделанные покойным Плотином. В то же время важно было дать понять Порфирию, что бывший наставник признает за ним право следовать собственному пути к истине и ничего не пытается навязать.
Заметив, как тень от одной из колонн достигла стола и упала на край папируса, Лонгин вдруг отвлекся от составления письма. Почему-то вспомнилась сегодняшняя посетительница: храбрая молодая женщина, два дня назад организовавшая сопротивление банде разбойников и фактически спасшая всех своих путников от верной гибели. Кассия - так ее звали - посидела здесь совсем недолго. По непонятной причине ей очень хотелось обсудить со знаменитым мыслителем растущую популярность среди римлян культа персидского солнечного бога Митры.
В уме Лонгина стали сами собой всплывать несуразные фантазии, в которых Кассия находилась у него в гостях намного дольше, рассказывая какие-то увлекательные и совершенно невероятные истории из своей жизни. Поймав себя на этом бесцельном занятии, Лонгин мотнул головой и вновь обратился мыслями к теургии.
-Глава 5-
271-272 г. н.э.
Ваши тела -- их сожжет ли костёр или время гниеньем
Их уничтожит -- уже не узнают страданий, поверьте!
Души одни не умрут; но вечно, оставив обитель
Прежнюю, в новых домах жить будут, приняты снова.
Овидий
Уже на следующий день после знакомства с "кентаврами" и сопутствующих этому событию открытий Александр, горя нетерпением, поделился своей радостью с Алкиноем.
- Мы же с тобой почти как один человек, - говорил он в предвкушении восторга, который предстояло испытать брату. - Можно даже не сомневаться, что ты наделен такими же способностями. Ведь нам всегда нравилось одно и то же и всегда удавалось одно и то же.
Близнецы сидели на скамье перед входом в дом. Посторонний наблюдатель мог бы отличить их по цветам одежды - зеленой Алкиноя и фиолетовой Александра, - а также по стилизованному изображению рыбы на ленте, охватившей волнистые каштановые волосы Алкиноя. Семпроний просил их носить одежды разных цветов, чтобы другие актеры не путали братьев-двойников.
- Если бы мы действительно были одинаковы, ты давно вступил бы в лоно церкви, - осадил брата Алкиной.
Но Александра никакие другие темы сейчас не интересовали. Словно не заметив реплики собеседника, он принялся объяснять, какие испытывал переживания, когда мысленно возвращался в прошлое и находил там иную возможную последовательность событий.
- Почувствуй, что ты птица и ищешь воздушный поток, - говорил он, плавно двигая руками. - И ты знаешь, куда ведет каждый из них. Надо только выбрать один и следовать ему. Или представь себе, что перебираешь струны в поисках нужной.
Алкиной, уступив брату, предпринял несколько попыток последовать этим объяснениям.
- Александр, я не понимаю, чего ты от меня хочешь! - воскликнул он. - Я просто закрываю глаза и воображаю то, о чем ты мне говоришь: потоки воздуха, струны лиры или арфы. Но какое все это имеет отношения к происходящим событиям? Я могу воображать таким образом все, что угодно, - прошлое от этого все равно не изменится.
- Я плохо объясняю, - огорчался Александр. - Тебе надо поговорить с Клеоменом и другими "кентаврами". Это удивительно умные люди.
Наконец Алкиной, потерял терпение и заявил, что способность менять прошлое силой мысли существует лишь в фантазиях брата. Тогда Александр попросил его взять восковую табличку и написать на ней что-нибудь, не показывая ему.
- Зачем мне это делать? - спросил Алкиной, но просьбу все же выполнил.
Александр обещал удивить его, но вскоре признался:
- Нет, не получается. Я, кажется, забыл, как выполняется этот трюк. Забудь о нем. Кстати, можно посмотреть, что у тебя там написано?
Алкиной, удивляясь причудам брата, показал, что вывел на табличке число XIX. Александр прикрыл глаза и вернулся в недавнее прошлое, к тому мгновению, когда он попросил брата не показывать ему написанное. Торжественно объявив Алкиною, что на табличке начертано число девятнадцать, он объяснил пораженному собеседнику, что именно сделал.
- Теперь ты видишь, что я говорю тебе правду?! Но если это могу делать я, то можешь и ты. Мы же близнецы! - настаивал Александр.
Он тряхнул головой, отбросив со лба волосы. В отличие от брата, Александр не перевязывал голову лентой, и длинные волосы то и дело падали ему на глаза.
- Просто фокус, имеющий простое объяснение, как те, что показывает зрителям Руфиан, - не соглашался Алкиной. - Сделай это еще раз.
Алкиной снова написал что-то на табличке. Александр, понимая, что теперь Алкиной, знающий в чем заключается секрет трюка, откажется показывать ему написанное, подождал немного, выискивая что-нибудь примечательное. Ничего интереснее, чем появление во дворе лохматой, бело-серой с правым черным ухом, дрессированной дворняжки фокусника Руфиана, он не обнаружил.
Вернувшись в недавнее прошлое, Александр предсказал:
- Сейчас сюда прибежит Тарквиний Гордый.
Песик действительно возник, словно по приглашению, потянул носом воздух, проделал ряд многозначительных движений свисающими ушами и хвостом, подбежал к братьям и принялся ластиться к Александру.
- Значит, ты можешь видеть будущее?! - недоверчиво спросил Алкиной.
- Только такое, в котором уже побывал. Это для меня не будущее, а настоящее. Оно должно снова повториться, если я его не изменю. Тебе это тоже под силу!
Однако Алкиною ничего подобно сделать так и не удалось. После многих безуспешных попыток братьям пришлось признать, что орбинавтом является лишь один из них.