Клей - Веди Анна. Страница 30

После приветственных рукопожатий и обмена общими фразами «о погоде» перешли к обсуждению дела. Говорил, преимущественно, еврей.

– Рынок, это не аленький цветочек, как многие себе представляют. И не цветик-семицветик. Если гипотеза верна, она найдёт отклик и она выстрелит вверх. Все начнут ею пользоваться и проводить эксперименты. А если она дерьмо, очередной бред сумасшедших учёных или какого-нибудь непризнанного гения, то скоро уйдёт в забытьё.

– Да, согласен. Это так похоже на торговлю акциями, – поддерживает Оливер. Ему нравится манера разговора Гамермана, тот говорит тихо, спокойно и очень грамотно.

– Да, похоже. Если акция интересна, её покупают, если нет – продают. За акцией стоит компания, что-то производящая. Если производят дерьмо, акции падают. Если ценные вещи, акции растут. На первый взгляд всё достаточно просто. Но это иллюзия.

– Если бы всё было просто, все бы богатели и богатели, – улыбается Оливер, вспоминая свои взлёты и падения, удачи и ошибки. Озноб опять напоминает о себе.

– Ну, можно сказать, что именно это и происходило, пока не рухнула промышленность, да и вся экономика из-за этих, будь они неладны, климатических перемен и патологии. Сначала рухнули акции. Все стали в бешеном темпе от них избавляться. Потом началась повальная безработица, что тоже негативно отразилось на рынке. Потом более половины предприятий объявили себя банкротами, в том числе и крупнейшие банки. И в итоге на рынке осталась горстка акций, которые никому не интересны, да и интересующихся стало значительно меньше. Кто умер, кто склеился, кто эмигрировал на Микзу, а вы, микзяне, уже не играете в эти игры. Мне интересно, куда же делся ваш азарт, ваша страсть?

– Сложно сказать, куда… – отвечает Оливер после минутного раздумья. – Наверное, эта страсть перешла в другое: в научные открытия, творчество. В более созидательную деятельность. Лично у меня пропала потребность в деньгах. Когда я был на фондовом рынке, у меня была нехватка денег. Но я всегда знал, что эта зависимость сродни наркомании, и что это лишь временно, пока не заработаю нужную сумму.

– Ты действительно уникум. Поэтому и живёшь на Микзе, – с лёгкой грустью говорит Гамерман. – А я не представляю себе жизнь без игры и фондового рынка. Боюсь, меня колбасить начнет, как наркомана. Может, это смешно звучит, но это моя жизнь, и я не представляю себе другую. Я свободен, имея деньги, и в то же время зависим от них. Ну, ладно, это лирика. Вернёмся к нашим баранам. Что там у тебя за гипотеза?

Оливер достаёт из портфеля микрочип, на котором изложена концепция идеи формирования патологии, и протягивает его трейдерам. Он знает, что это ребята слова, и им можно доверять на сто процентов. И они именно те, кто нужен. Страстные, одержимые трейдеры. С их помощью Оливер повысит интерес к новой идее, привлечёт единомышленников для экспериментов и развития. Он смотрит в упор на Гамермана, а тот отвечает тем же долгим жёстким проницательным взглядом. Две акулы. Одна по одну сторону, вторая – по другую. Обе знают силы друг друга и мощь и знают, что им лучше сотрудничать, чем стать врагами. Это сохранит жизнь им и окружающим.

– Здесь всё написано. Будут вопросы, кидайте на мыло, – с этими словами, чувствуя физическую слабость и постоянно пробивающий озноб, Оливер встаёт.

Старший трейдер берёт чип и встаёт вместе с Оливером. Другой, что всё время молчал, тоже поднимается, чтобы проводить гостя.

– Приятно было вновь пообщаться, – улыбается Гамерман.

– И я был рад увидеть вас, – отвечает Оливер и улыбается в ответ.

Выйдя от трейдеров, Оливер направляется дальше по коридору. Изначально он не планировал к ним заходить и решил уже в последний момент, подлетая к резиденции, когда увидел письмо с информацией о состоянии фондового рынка. Эти письма отправлялись всем участникам рынка, независимо, кто-то вышел из игры или нет, жив или мёртв. Однако часть почты блокируется при прохождении через Млечный Путь, и на Микзу поступает не всё. Но как только ракета Оливера коснулась Земли, его почтовый ящик взорвался от потока корреспонденции. Ему пришлось включить автосортировщик, отделить мусор, – рекламные проспекты, предложения знакомства и прочую ерунду, – и удалить. По счастливой случайности хедж-фонд находился по пути, – он арендовал часть офисов в здании, где теперь размещалась резиденция Микзы.

Сейчас Оливер планирует в первую очередь отдохнуть, выпить лекарства и прийти в себя после перелёта. Наконец-то пропищал навигатор, известив о конечном пункте перед одной из дверей. Оливер смотрит в сканер и машинально показывает язык и, как в детстве, корчит рожу, не понимая зачем. Видимо, усталость и признаки заболевания. Дверь открывается, он заходит и оглядывает своё временное пристанище. Это просторные апартаменты с гостиной и спальней, здесь есть всё необходимое для работы и отдыха, в дальнем углу гостиной оборудована небольшая кухня с печью свч и узким холодильником под потолок. «Завтра в институт на встречу с профессорами, а я расклеился. Может, дадут пару дней на адаптацию? Ведь у меня спрашивали, нужен ли мне отдых после перелёта, а я легкомысленно отказался. Разве ж я мог предвидеть, что заболею? Я хочу быстрее всё сделать и вернуться на свою безопасную Микзу. Что со мной происходит? Видимо, старею. Опасность меня не привлекает и не возбуждает, как раньше. Мне бы комфорт и безмятежность», – размышляет Оливер, раскладывая вещи. Потом, раздевшись, погружается в бурлящую пену ванны. Усталость и слабость накрывают его с головой.

Он почти забыл своих родственников, как будто их и не было. Мысли хаотично бурлят в его голове в унисон с джакузи. Потеря жены осталась в прошлом. Он постепенно забывает об этом и уже практически не вспоминает, лишь иногда укором проносится мысль: «Надо помнить, надо помнить, не забывай». Но кому это надо, помнить? И зачем? Ясно, что об этом сложно забыть, но постоянно мусолить и мозолить мысли нет необходимости. Это очень деструктивно, бесполезная трата энергии, лучше её направить на позитивные действия. А может, он сейчас устал и заболевает, потому что он давно не вспоминал о жене? Они познакомились здесь, на Земле, и если бы остались здесь, возможно, всё было бы по-другому. Мысли сожаления о прошлом уничтожают, разбивают и тянут в бездну отчаяния и бессилия. Потому что ничего уже не изменить. И остаётся либо принять прошлое как есть и простить себе ошибки, либо постоянно мучиться и страдать. Но чтобы признать ошибки, тоже необходимо великое мужество, это не так просто.

Оливер выбирается из ванны, становится под тёплый обдув-кондиционер, обсохнув, выходит из ванной в спальню, где его ждёт большая кровать со свежим атласным бельём. Он растягивается во весь рост, наслаждаясь теплом и гладкостью постели. Кажется, ему становится легче, озноб проходит. «Как там мой Барс, интересно? Хоть бы Ангелина не забыла его покормить и проведать, а то ему будет грустно и одиноко», – вспоминает он о своём любимом коте, и становится лучше. Он пробует сконцентрироваться на своём животе, вспомнив истину, – когда мысли докучают, надо сфокусироваться на другом. Внутренний ребёнок находится в районе солнечного сплетения, и Оливер направляет свой внутренний взгляд туда, пытается мысленно разговаривать с ним. Прислушавшись к себе, он отмечает, что у него всё хорошо, для беспокойства причин нет. А мысли – это просто мысли. Пусть погуляют, побродят. Так, перемещаясь от мыслей к внутреннему чувствованию, он засыпает. В темноте. На Земле существует ночь.

Его будит сигнал. Вызывает Микза. Конечно же, Ангелина. Руководство вряд ли будет о нём беспокоиться. Он открывает глаза. Кругом очень темно. Ночь так непривычна, что даже страшновато.

– Включить свет, – приказывает он системе обслуживания и берёт своё мигающее устройство.

Он не ошибся. Это Ангелина. Оливер улыбается. Всё-таки существует привязанность, любовь, дружба. Конечно, в этом не заключается единственный смысл в жизни, но очень приятно, когда это есть. Он включает сеть и видит, как ожидающее выражение лица его подруги сменяется на радость и счастье.