Святой Илья из Мурома - Алмазов Борис Александрович. Страница 22

   — Смотри! — вздохнули отроки. — Ты у нас набольший!

   — Силы у нас малые! — посетовал гридень. — А то бы заломать его, сатану! А придётся тайно лесами обходить!

   — Не придётся! — сказал Илья.

Ночью, переобувшись в лапти, с одним ножом у пояса, пошёл вперёд, да не прямо, а здоровенного крюка от дороги загнул так, что к заставе мерянской подошёл с тылу, никем не замеченный.

Была застава промеж двух болот на гати поставлена, как раз где гать из болота выходила на крепкую землю. Здесь роща была густая, дубовая. В лунном свете разглядел Илья и помосты, для засадных стрелков понаделанные, и укрытия их тайные. Всё ему открылось, как разбой чинился: обоз либо конного путника на открытом безлесном болоте далеко видать. Вот его издали соловые и примечали, посвистом своим малым подымали всю засаду, к разбойному нападению изготавливались. А как проезжий — конный ли, пеший — к твёрдой земле подходил, где вовсе гать узкой становилась, путали его свистом лютым да криком, а может, и ещё чем... Кони-то от страха, от неожиданности с гати сшибалися, в болотине вязли, тут их голыми руками и брали...

   — Не так страшен чёрт, как его малюют! — сказал Илья, воротясь под утро к своим. — Многих соловей поклевал, а нами авось подавится. — И завалился спать до полудня.

   — Илья! — будил его гридень. — Уж солнце высоко... Идём аль нет?

   — А вот и славно, что высоко! — щурясь и почёсывая смоляную кудрявую бороду, сказал Илья. — Оно нам и надобно, потому что от солнца на разбойника заходить станем, чтобы ему стрелить нас несподручно было.

Илья подробно растолковал каждому, как нужно действовать. Каждого расспросил, что да как тот станет делать... И маленький отряд вышел к болоту, сам же Илья пошёл в обход по оставленным ночью примёткам. Он вышел как раз в тот момент, когда на дальнем краю болота показались кони и волокуши его товарищей. Тихий посвист собрал всех соловых, быстро и толково разобравшихся по засаде. Илья стоял, затаясь в густом орешнике, и смотрел, как желтоволосые, в рубашках из сыромятной кожи, в кожаных белых штанах, лучники занимают позицию.

Илья ждал вождя — самого разбойника, самого Одихмантьевича, как именовала его молва.

Немолодой, коротконогий и широкоплечий вождь полез по приставленной лестнице на помост, устроенный на дубе среди густой листвы. Илья хорошо рассмотрел его гладкое безусое лицо, лисьего цвета бороду под подбородком, жабий тонкогубый рот... Дорогой лук с накладками, короткий меч и нож на поясе. Он что-то тихонько просвистел своим воинам. Они ответили ему таким же тихим свистом. Так, переговариваясь свистом, они дожидались проезжающих, которые еле тянулись по гати. Впереди шёл всего один конник, а дальше — волокуши и конные носилки.

Илья приказал своим двигаться как можно медленнее, чтобы воины в засаде перегорели жаждой боя, истомились в ожидании. Ему было видно, как его товарищи останавливались, перекладывали вьюки, еле-еле подходя к твёрдой земле, где их ждала засада. Воины Соловья Одихмантьевича пересвистывались всё нетерпеливее. Некоторые, не выдержав, уже спускались с помостов и изготавливались в кустах к рукопашной.

Илья не боялся, что его заметят. Ветер дул ему в лицо, а солнце светило в спину. И даже если бы Бурушка заржал, то Соловей не обратил бы на это особого внимания. По гати шли кони, и, откуда донеслось ржание, было не понять!

Наконец не выдержал сам Одихмантьевич.

Он что-то властно присвистнул-сказал — бойцы кинулись к дороге, и тут раздался страшный, переливчатый, сверлящий уши свист.

«Не зря сказано, что Соловей свистом шапку над крышей держит!» — подумал Илья, едва удерживая Бурушку, который захрапел и забился. Под переливчатый свист воины кинулись к болоту. Илья видел, что там, развернув коней и перегородив гать волокушами, изготовились к бою его лучники. Соловей не ожидал такого отпора и тут же послал подмогу — всех, кто оставался рядом с ним. Вторая группа бойцов с луками и короткими мечами бросилась к дороге.

   — Ну, вот и ладно! — сказал, трогая коня, Илья. — Теперь один на один можно ратиться.

Он неторопливо выехал на поляну за дубом, взял в руки лук и наложил стрелу.

Одихмантьевич на дереве стоял к нему спиной, весь поглощённый тем, что происходило на гати. Илья мог всадить ему стрелу промеж широких лопаток, но он был воин, и кодекс воинской чести почитал выше своей головы.

   — Эй! — крикнул он соловому. — Обернись!

Одихмантьевич резко повернулся.

   — Как ратиться будем? — спокойно сказал Илья. — На мечах, на копьях, а можно и по-кулачному?..

Одихмантьевич свистнул как-то по-особенному — вероятно, собирал своих на подмогу — и тут же пустил в Илью стрелу. Тяжёлая стрела с кованым тупым наконечником, чтобы не убивать, а в полон брать, глухо стукнула Илье в грудь, обтянутую кольчугой. Он пошатнулся в седле.

   — Вишь, какой ты невежа! — сказал он, сплюнув кровью. — Не желаешь, значит, по чести ратиться, всё разбойным манером норовишь.

Одихмантьевич, волнуясь, пустил ещё пару стрел, теперь уже остроконечных, боевых, но целиться ему приходилось против солнца, и силуэт Ильи плыл, потому что доспехи, кольчуга и шлем блестели и слепили глаза.

Илья натянул короткий и тяжёлый лук, который был принят за главный у степняков, и, качнувшись вослед стреле, послал её, словно вбил, разбойнику в голову. Соловей, взмахнув руками, ломая ветки, повалился с моста на землю. Илья подскакал и, свесившись с седла, поднял грузного рыжего Одихмантьевича, как баранью тушу положил поперёк седла. Быстро связал ему руки и прикрутил к передней луке. Одихмантьевич пришёл в себя. Стрела выбила ему глаз. Он окривел. Илья из перемётной сумы достал чистое полотенце и туго перевязал раненому голову.

Он, Илья, не испытывал к поверженному разбойнику никакой ненависти, поэтому и был совершенно спокоен. Придерживая раненого так, чтобы не трясти его и не причинить лишнюю боль, выехал к болоту.

А на болоте бой шёл к завершению. Соловьёвичи расстреляли все стрелы. Напрасно посвистывали они, оборачиваясь в тому месту, где на дубе сидел их вождь, прося помощи. Помощь не шла!

Гридни же Ильи в стрелах не нуждались и брали их, сколько было надобно, из открытого заранее тюка. Стрелы из-за поставленных поперёк гати волокуш летели непрерывно, не давая соловьёвичам подойти. Когда же оборонявшиеся увидели вдалеке, за спинами нападавших, Илью, то не могли удержать радостных криков.

Немолодой гридень тут же вытащил меч и полез через завал, чтобы в тесном бою посчитаться с разбойниками. А те, расстреляв все стрелы, спина к спине жались, выставив мечи, потому что щитов у них, по разбойному делу, не было, доспехов — никаких и мечи много короче карачаровских.

   — Ну вот! — сказал Илья, поднимая Одихмантьевича. — Пришёл и на крапиву мороз... Кончились разбойства твои.

Соловей тяжело вздохнул. Прикрыл единственный теперь свой зелёный глаз. Бой на болоте прекратился. И соловьёвичи, и карачаровцы стояли опустив мечи. Но победа была за гриднями Ильи. Пять разбойников валялись на гати, со стрелами в головах и в горле. Двое сидели, пытаясь выдернуть калёные жала из рук и ног, а среди карачаровцев не было даже ни одного раненого.

   — Убивать будешь или хазарам продашь? — вдруг по-славянски спросил Одихмантьевич.

   — И убивать не буду, и торговать людьми не стану! Наш Бог милосерден и милосердным прегрешения прощает, а я Спаса моего Господа всем сердцем люблю. Видишь вот, он мне на тебя победу даровал!

   — Твой Бог сильнее наших! — признал Соловей.

   — Он добрее ваших, — сказал Илья. — Господь наш Иисус Христос заповедал христианам со всеми в мире и любви жить. И мы с тобой воевать боле не станем, а мир сотворим. И людей я твоих неволить не буду, и другим не дам. А вот тебя повезу в Киев, ко князю Владимиру, — ты в его вотчине разбой вёл, ты с ним и говорить станешь, как дале проживать намерен.

   — Я твой пленник, — сказал своим пришепетывающим говором Соловей, — мне спорить не приходится.