Август 1937-го с Возвращения Короля (СИ) - Белов Михаил. Страница 16

Шуберт согласился, хотя на его лице и было заметно некоторое колебание, - Дайтон просил о полетах в самые трудные предрассветные и вечерние часы, - но пилоты авиакрыла были достаточно опытны для таких заданий.

Дайтон предпочитал ездить один, имея под рукой только двоих связистов в фургоне, снабженном всей необходимой аппаратурой связи. И Петера, разумеется. Практика показала, что там, где не справиться Петер, нечего делать и целому штату прислуги... Едва Дайтон вышел на тротуар размять ноги, его ослепили разом две фотовспышки. Четверо репортеров дотемна прождали его возле парадного входа. Как же, он теперь важная шишка, глава военного командования округом, королевским указанием... Дайтон брезгливо отстранил ближайшего, и не обращая внимания на вопросы, которыми те так и сыпали, двинулся в холл. К вящей досаде, и тут ему преградили путь. Высокая, почти с него ростом, красивая женщина лет тридцати, с золотисто-медными волосами в строгом брючном костюме и накинутой на плечи шалью, с улыбкой встретила его возле стойки портье... В руках у неё были блокнот и самопишущее перо.

- Лисса М` Шатл, корреспондент "Уикли телеграф", - представилась она.

- Госпожа М` Шатл, вся информация идет через Службу Герольдов воеводства, понимаете? Пресс-релиз у них должен быть готов к среде.

Петер выскочил было навстречу, с намереньем оттеснить женщину с пути командира, но Дайтон жестом остановил его. На лице девушки появилась надежда...

- Понимаете, госпожа репортер...

- Корреспондент, сир генерал.

- Да, корреспондент... Так вот, - у меня полно текущей работы, и сейчас она вовсе не окончена. За день я устал как собака, и вовсе не желаю выдавать военных секретов, а тем более откровенничать. Тем более, с какой-то... - тут Дайтон осекся, понимая, что перегибает палку, несмотря на охватившее его раздражение. Его личные убеждения в иных вопросах шли, увы, в разрез с коронной политикой...

Но красавица-корреспондент немедленно уловила намек, похоже, по какой-то особой раздраженности, с которой Дайтон выговорил последние слова.

- Да, сир, вы не ошиблись! Я - дунландка. Это причина меня оскорблять, сир? - красивое лицо М`Шатл разрумянилось от гнева.

К еще большей досаде, Дайтон смешался. Он не был по натуре грубияном-солдафоном, и не мог (как, в сущности, требовал момент) просто рявкнуть на зарвавшуюся девчонку, да и проследовать в свои апартаменты...

- Госпожа, я вас не оскорблял. Но следует же проявлять почтение к людям, находящимся при исполнении своего долга, не так ли?

- А причем тут моя национальность, сир?

- Я ничего не говорил про вашу...

- Но хотели сказать, так?

- Госпожа, я не скрываю, что участвовал в Дунландском Умиротворении... За что имею Золотой Крест. С Лавровыми листьями и тремя бриллиантами. Там погибли многие мои товарищи. Простите, что сорвался, - но я чертовски устал...

- Сир, я не хотела вязаться к словам, но...

- Вот и ладненько. По всем вопросам - к герольдам. Покойной ночи, госпожа! - поспешно отбрехался Дайтон и быстро проследовал к лестнице. Петер недружелюбно посмотрел на девушку и прошел следом, держа в охапке чемоданчик с документами.

- Сир, у меня есть информация насчет хода недавних учений. Я думаю, что она точная... Вы не хотели бы узнать, что у меня есть? - в спину ему вкрадчиво спросила шатенка.

"Черт..." - в голове у Дайтона напряженно заработала мысль. "Уикли телеграф" - издание независимое. Она там может такое накатать, что мало не покажется... Особенно про меня. Еще скандала не хватало...". По своему опыту Дайтон знал, что практически любую конфликтную ситуацию можно, при желании обоих сторон, уладить...

- Так, может, мы все же переговорим, сир? - упорно повторила М`Шатл.

- Ну... Завтра, возможно, я найду для вас время. Давайте здесь, часов в шесть вечера. Договорились?

- Пожалуй, сир...

.. Злой Дайтон поднялся к себе, и, едва разувшись, упал на софу. Вот его, кажется, уже и шантажируют, извольте видеть... Не в поражении дело, нет. Тут нечто совсем другое - в том, что с ним сделало это поражение. В кого он превращается? Вся предыдущая его жизнь в его восприятии выглядела как отточенный солдатский штык, - может, и не украшенный хитрой вязью пакетной ковки, не покрытый изысканной гравировкой, но прямой, чистый от ржавчины, и по-своему красивый в своей безупречной недвусмысленности. Похоже, именно это и уважал он в себе в первую очередь. Да и его покровителей из командования, наверняка. Ведь чему-то он обязан своим карьерным ростом, хотя не было у него ни пронырливости, ни склонности к интригам...

А сейчас генерал явственно ощущал ржавчину, покрывающую клинок его судьбы, а то и вовсе - слякотную зеленую плесень. Что-то новое захватывало власть над его душей, что-то не совсем понятное, видимое только со стороны, как он не бился... И это ему вовсе не нравилось.

Почему бы ему сейчас не сказать этой девчонке: "Госпожа, пишите вы, чего вам вздумается!". Ведь он воин, он видел опасность, настоящую, осязаемую, а не исходящую с газетных страниц. И каждый раз справлялся со своим страхом... Малодушие?! Нет, он не был малодушным, и знал это. До сорока семи лет он жил мыслью о том, чтобы выйти из смертельных поединков с судьбой живым и честным. Ему, сыну крестьянина-батрака и дочери бакалейщика, по праву рождения было отказано в чести, в той чести, которой кичатся аристократы. И он добился своего - сейчас, когда ему было уже пятьдесят четыре, он не боялся за свою личную честь. Как ему казалось, был готов плюнуть в глаза любой угрозе, ибо честь его сейчас была закалена и отполирована, готова к любым испытаниям.

Оказывается, не к любым.

Ради чего же он гонял себя до седьмого пота, ради чего бегал каждый день, ради чего напоминал себе, что он - все еще солдат, а не кабинетный чиновник? Может, на самом-то деле, уже поздно?

Эх, кто бы прописал четко, по пунктам, ускользающую разницу...

Он понимал, что прошлого не вернуть, и никогда уже не быть ему тем молодым сержантом, что волок тогда, тридцать три года назад, на собственных плечах своего раненого командира. Потому что только они вдвоем и уцелели в том грязном, болотистом низинном ущелье из всего десанта...

Понимал и то, что рано или поздно "играть в солдата" станет не с руки, и придется подлаживаться под свой круг, состоящий в основном из генералов гвардии и штабных офицеров...

Для них, этих патентованных вояк, которые почти все уже по праву рождения были уверенны в блестящей карьере и высоких чинах, все эти конфузии показались бы, наверное, смешными! Ну, продул учения, ну дал интервью журналистке без ведома командования и подготовленного пресс-релиза... Ну, нажрался в хлам перед смотрами.

Дайтон же чувствовал себя обгаженным с головы до ног.

Она на самом деле, весьма недурна, эта М`Шатл, как уж там её зовут... Почему бы и не пообщаться вечерком с милой дамой? Вряд ли ей удастся что-то из него выжать, да и не знает он ничего такого, что ей могло быть интересно. Может, удастся обойтись и малой кровью, в самом-то деле...

Дайтон сам не заметил, как уснул мертвым сном, - уже второй раз одетым по форме, разве что теперь абсолютно трезвым...

...Вик шел на юго-восток, толкая рядом с собой мотороллер. Судя по карте, идти предстояло еще немало - примерно часа два... Родж оказался прав, - оказавшись в Закрытом Секторе, хоббит не заметил не малейших изменений ландшафта и обстановки. Те же деревья, могучие стволы которых возвышались на многие футы вверх, та же полутьма вокруг, из-за смыкающихся над головой густых крон этих растительных великанов, полностью закрывающих небо. Странный Лес. Листья на ветвях широкие, в две ладони, и образуют словно бы потолок высоко вверху, сквозь который ни один лучик света пробиться не может. А внизу - ничего. Только в редких овражках сплошной ковер из папоротника, да иногда, - кучки мелких, чахлых елочек, незнамо как проросших сквозь толстый слой сухой листвы. Каждый шаг Вика отзывался хрустом листьев и мелких веточек под подошвой... Это - плохо. Куда лучше уж мягко, беззвучно вышагивать по нежному покрову прошлогодней хвои...