Ты проснешься, на рассвете. Дилогия (СИ) - Войтенко Алекс. Страница 6

   - Ну, чё, пацаны! Покурим? - говорит он, протягивая пачку нам. - Угощайтесь!

   Ребята достают из пачки по-сигарете. Вскоре та оказывается возле меня.

   - Не, я пас. - Говорю ему.

   - Западло, что ли? - Спрашивает Бяша.

   - Да, нет. Просто решил, что мне этого не нужно. Считай, что бросил.

   - Мамка, небось, заругала! - громко смеясь, говорит он.

   - Сам не хочу. Просто понял, что мне это не нужно.

   - Ну, как знаешь! После не проси. - Продолжает он и зажигает спичку, давая всем прикурить.

   Чтобы не дышать дымом поднимаюсь и отхожу немного в сторону. Ребята, жадно затягиваются, пряча в кулаках зажженные сигареты. Докурив, старательно тушат окурки, вдавливая их в землю. Здесь иначе нельзя. Трава до того высохла, что достаточно малейшей искры, чтобы возник пожар. Все это прекрасно осознают, уже были случаи возгорания. Тем более, что в нашем массиве, все дома сделаны из дерева.

   На дороге появляется парень с гитарой, направляющийся в нашу сторону. Через мгновение я узнаю его. Это Равиль, с которым познакомился сегодня. Он подходит к нам, раздаются приветствия, после он обращаясь ко мне говорит:

   - Может, давай к тебе? Ты говорил, у тебя фоно есть.

   - Сегодня не получится, Рава, давай завтра, отец не в духе, а завтра он на работу уйдет, можно хоть весь день играть. Давай здесь сегодня посидим.

   - Ладно. Только не долго.

   Он присаживается на край арыка, и чуть подстроив старенькую гитару, начинает играть, популярные сегодня мелодии. Ребята столпившиеся, вокруг нас жадно слушают. Закончив очередную песню, он обращается ко мне:

   - Ты говорил новое, что-то есть. На гитаре сможем подобрать?

   - Давай попробуем, хотя не уверен, что получится. Это ты у нас гитарист, а я больше на рояле.

   - Ты напой, а я попробую подобрать?

   - Нет. Давай по-другому сделаем. Дай мне гитару.

   - Ты же говорил, не умеешь?

   - Я говорил, что не умею, так как ты. Но три блатных я все же знаю.

   - На. - Он протягивает мне гитару.

   Проверив строй у гитары, я немного подтягиваю один из колков и пытаюсь, что-то сыграть. Уже через минуту я подобрал давно знакомую мелодию и запел:

   - Бывают дни, когда опустишь руки,

И нет ни слов, ни музыки, ни сил.

В такие дни я был с собой в разлуке,

И никого помочь мне не просил...

На лицах ребят изумление, до этого я никогда не пытался, воспроизвести что-то серьезное, хотя гитара, часто появлялась на наших посиделках. Если конечно не считать дворовые песни, которые исполняются на трех аккордах. Здесь же звучит совсем другое. Конечно это не пианино, и звук совсем другой, да и играю я честно говоря, совсем плохо, но мелодия, хоть и за счет самой песни, но все же прослеживается. И ребята очень внимательно слушают мое исполнение.

   Через пару минут, я заканчиваю песню и некоторое время стоит тишина, которая вдруг взрывается ребячьим гомоном. Меня похлопывают по плечам, просят спеть, что-то еще, сетуя на то, что скрывал свои таланты. Я смущенно отвечаю, что больше ничего не могу и вдруг замечаю сидящего неподалеку от нас дядьку Семена.

   Он жил неподалеку от нас в однокомнатной квартире, в двухэтажке. Спокойный, замкнутый мужчина в годах. Никогда не видел, чтобы он встревал в какие-то разборки или выпивал с кем-то из местных забулдыг. Правда изредка видел его в компании, с какими-то приезжими мужиками, но те находились в его обществе недолго и тут же пропадали, чтобы вновь появиться через месяц или более долгий срок. Если он когда-то и выпивал, то один и всегда умудрялся держаться вполне твердо на ногах. Иногда он присаживался, неподалеку от нас, особенно когда у нас появлялась гитара, но никогда не подходил близко, и не заговаривал, ни с кем из нас, а просто сидел, чуть в отдалении и слушал наши песни. А после, так же тихо исчезал. Родители говорили, что он бывший вор и имеет большой срок отсидки в тюрьме, и всегда предупреждали, чтобы мы не связывались с ним, мол, не доведет до добра. Так, что наше знакомство с ним ограничивалось приветствием при встрече, впрочем, как с любым знакомым взрослым, и редкими посиделками, когда он появлялся неподалеку от нас.

   Заметив его, я положил ладонь на струны, перекрывая их, и произнес:

   - Так пацаны, есть еще одна песня. Только вначале предупрежу, чтобы после никто не говорил, что не слышали. - Шум моментально стих, и я продолжил. - Это блатная песня. Дядь Семен, подойди поближе. Это для тебя.

   Тот, кивнув, поднялся и встал неподалеку от нас.

   - Предупреждаю всех. Если кто-то проговорится, что слышал ее от меня, то по шапке надают всем. Не только мне. Мало не покажется никому. Так что думайте пацаны!

   Я строгим взглядом окинул топу стоящую вокруг меня и после непродолжительного проигрыша, чуть хрипловатым голосом, подражая группе "Бутырка", запел:

   - Кольщик, наколи мне купола,

Рядом чудотворный крест с иконами,

Чтоб играли там колокола,

С переливами и перезвонами. 

Наколи мне домик у ручья,

Пусть течет по воле струйкой тонкою.

Чтобы от него портной судья,

Не отгородил меня решеткою.

Нарисуй алеющий закат.

Розу за колючей ржавой проволкой.

Строчку: "Мама, я не виноват!"

Напиши, и пусть стереть попробуют.

Я негромко пою, а вокруг стоит полная тишина. Слышна только музыка старенькой гитары и мой голос. Негромкий, слышный только ребятам стоящим возле меня и дядьке Семену. Я поднимаю глаза, вглядываясь в его лицо и, замечаю, как по щеке у него скатывается одинокая слеза, которую он тут де смахивает тяжелой, крепкой ладонью. Я продолжаю свою песню.

Если места хватит - нарисуй

Лодку, с парусами ветром полными.

Уплыву, волки, вот вам...

Чтобы навсегда меня запомнили.

И легло на душу, как покой.

Встретить мать - одно мое желание.

Крест коли, чтоб я забрал с собой

Избавление, но не покаяние.

   Песня заканчивается. Короткий проигрыш, и я кладу ладонь на струны, обрывая все звуки. Какое-то время все молчат, переваривая услышанную песню.

   - Спасибо, сынок. Будут задавать вопросы, вали на меня. - Произносит мужчина и, развернувшись, идет прочь.

   Через мгновенье в вечерней тишине раздается гнусавый женский крик:

   - Ююююрка! Кооська! Пошли, домой! - Это Кутырчикова мать зовет моих приятелей.

   Те поднимаются и с неохотой, часто оглядываясь, бредут на зов матери. Понемногу, все рассасываются, я прощаюсь со своим новым знакомым и тоже иду домой, ругая себя по дороге, что так глупо подставился.

   * * *

   31 августа 1970 г.

   Утро, красит нежным светом... Странно, вроде бы шторы вчера плотно завесил, а сейчас между ними зазор, и как раз в таком месте, чтобы солнечный зайчик, попал мне на лицо. Почти проснувшись, морщу лицо от яркого света и слышу, короткий смешок, раздавшийся за дверью. Точно. Опять Машка со своими шуточками. Надо будет, тоже, как нибудь пошутить. Хотя все это мне ужасно нравится, решаю я, прислушавшись к себе.

   Встаю, тут же убираю постель и, натянув треники, с вытянувшимися коленками через столовую иду в ванную. В столовой, мама с отцом пьют чай, собираясь на работу. Я приветствую их, пожелав доброго утра, слышу мамин ответ, какое-то бурчание отца, и прохожу в ванную. Пока умываюсь и чищу зубы слышу хлопок входной двери и какие-то голоса. Выхожу и застаю маму немного грустной.

   -Что случилось? - спрашиваю ее.

   - Да, отец опять в командировку собрался, говорит на неделю. - Отвечает мать и начинает накрывать на стол. Я сажусь, завтракаю и выслушиваю от нее ценные указания.

   - Суп и второе в холодильнике. Вот тебе пятьдесят копеек, сходи в магазин купи хлеба и пару лепешек. И не балуйтесь тут. Я постараюсь заехать к обеду.