Возвращение под небеса (СИ) - "Зетт Катэсса". Страница 15

Эдуард Валентинович кивнул. Дрожащими руками он надел очки, затем стал листать ветхие страницы моей карты. Я старалась терпеливо ждать, пока Рожков просмотрит содержание документов и врачебных заключений, а ещё я видела, как менялось и бледнело его лицо, пока он просматривал историю моей болезни.

-- Господи... Я просто не могу в это поверить, -- прошептал Рожков, взволнованно глядя в бумаги. -- Твоя аллергия была вылечена год назад...

Карие глаза Эдуарда Валентиновича лихорадочно горели на старческом лице. Он был в шоке. Нет, другое: он был в ужасе. Я тоже, но у меня едва хватало сил на какие-то эмоции. Меня воротило от всего происходящего. Мне хотелось убежать куда-нибудь в угол этого тёмного зала, заснуть и проснуться дома, в Куполе. И пусть всё, что здесь сейчас происходило, оказалось бы просто сном.

-- Кошмаром, -- тихо произнесла я и поморщилась от острой боли, кольнувшей меня в висок.

-- Да, всё так... Год назад они тебя вылечили, -- тихо сказал Эдуард Валентинович, снова проглядывая бумаги. -- У тебя уже даже был иммунитет к аллергену... Тьфу ты, чёрт...

-- Я могла бы уже давно быть дома, -- с горечью произнесла я.

Рожков сжал кулак и с силой ударил по папке. Я нервно вздрогнула, но он едва ли заметил это. Он был зол, а я была разбита. В груди всё с надрывом кричало от боли. Некоторое время мы с Рожковым сидели в темноте архива, погрузившись в абсолютное безмолвие.

-- Эдуард Валентинович, -- наконец произнесла я слабым голосом. -- Позвольте мне взглянуть...

Рожков как-то очень спокойно кивнул и с апатичной печалью протянул мне папку. Ненавистную и бесценную папку с правдой обо мне. Ослабевшей рукой я осторожно взяла фонарик и посветила на листы бумаги, скрепленные в ней. Я прочитывала документы медленно, едва с первого раза понимая написанное. Мои пальцы почти не гнулись, и я с трудом перелистывала страницы. Спустя несколько минут, мне попалась прикрепленная выписка с информацией по сыворотке, последний вариант которой тестировался на мне.

"Антирадиационная тестируемая сыворотка ПВ-307 высокого уровня качества обладает слабым влиянием на организм для создания побочных эффектов. Сыворотка не является прототипом цистамина или НетРадена и создаётся не для выведения радиации из организма, а для изначального повышения иммунитета живого организма к ионизирующему излучению и мутации. Вводится подопытному образцу в течение года и трёх с половиной месяцев. По прогнозам и анализам сыворотка будет действовать правильно только при поднятии у образца иммунитета к излучению до ста процентов. По результатам исследований было выяснено, что для объективного тестирования сыворотки не подойдут подопытные образцы с отсутствием в крови частиц альфа-месты. Необходим образец с присутствием данных частиц в крови".

Я перелистнула ещё одну страницу, наткнувшись на ещё одно письмо Спольникова, адресованное Сухонину. Мое нутро словно бы обожгло огнём. Письмо было прикреплено в конце моей истории болезни, и я сразу же прочитала его:

"Сергей!

Это большая удача, что Орлов написал Вам. Его дочь Мария Орлова прекрасно подойдет для тестов нашей антирадиационной сыворотки. Вы как никто знаете, как долго мы уже не можем найти образец для опытов с альфа-места частицами в крови. Тем более, Орлова будет младше двадцати лет, когда мы начнем тест. Не так страшно, что она больна радиационной аллергией, но нам не стоит начинать тест, пока аллергия не будет окончательно вылечена и иммунитет к аллергену не поднимется до нужного уровня. Обязательно берите Орлову на лечение! Сначала мы её полностью вылечим от аллергии и только после этого начнем делать инъекции с антирадиационной сывороткой.

Что касается Орлова: скажите ему, что его дочь сможет вернуться из карантина только через десять лет -- это максимально долгий срок, который только возможно ему назвать, чтобы он ничего не заподозрил. И не волнуйтесь, этого времени нам с лихвой хватит, чтобы провести опыт...

С уважением, Андрей Спольников".

-- Вот сволочь, -- процедила я, скалясь. -- Какая же ты сволочь, Спольников... Какой же ты гад... Как тебя земля-то носит вообще?...

Рожков покачал головой. Сняв очки, он потер глаза.

-- Мне действительно жаль, что Андрей оказался тем, кем оказался... -- пробормотал Эдуард Валентинович. -- В такой ситуации я мог бы подумать на кого угодно, но чтобы заподозрить в таком Андрея... А вот что в итоге...

Я дрожащей рукой перелистнула очередную страницу. Больше ничего. Страницы закончились. Я закрыла папку и теперь сидела, молча глядя на неё. В голове было пусто. Я просто не знала, что мне теперь делать, что думать...

Время вдруг стало казаться мне дерзко медленным, и темнота загустела в этом страшном зале. Я глядела на свои острые колени в потёртых джинсах, и ощущала, что едва держусь.

Рожков вдруг повернулся ко мне и сказал:

-- Маша, тебе надо бежать. -- Он угрюмо вглядывался в моё лицо. -- Выбраться из Адвеги, дойти до Тверского и найти способ добрать до дома.... Здесь тебе оставаться нельзя.

Меня вдруг словно бы что-то ударило. Я взбудоражено посмотрела на Рожкова и кивнула. Да, именно так -- мне надо бежать, мне надо скорее выбираться из Адвеги. Придется идти по мёртвым землям совсем одной, но другого выхода нет. Мне придется искать хоть какой-нибудь способ вернуться в Купол. И пусть я буду одна -- мне придется сделать всё, что в моих силах, если я хочу ещё раз увидеть своего отца.

-- Да, я должна бежать, -- словно пробуя на вкус эти слова, глухо произнесла я.

Эдуард Валентинович поднялся с пола и подал мне руку, помогая мне встать на ноги. Он забрал папку и спрятал её за пазухой.

-- И я помогу тебе в этом, -- сказал Рожков уверенно. -- Я выведу тебя из Адвеги.

***

Покинув архивный зал, мы с Рожковым поспешили добраться до жилых помещений города. С того момента, как я нашла письмо на столе Сухонина прошло всего полтора часа, хотя мне казалось, что минула целая ночь.

Проводив меня до угла коридора и убедившись, что меня никто не ищет, Рожков отдал мне папку, затем велел быстро собирать вещи и через пять минут ждать его в тупике тридцать второй улицы западной части города. Улицы, собственно, идущей параллельной той, на которой жила я.

Как только Рожков ушел, я в одно мгновение открыла свою комнату и забежала внутрь, так и не включив верхний свет. Заперев дверь, я прислонилась к ней спиной. В ушах стоял гул, дыхание сбилось. Мой взгляд был прикован к светящимся часам на стене, которые заворожённо тикали, отсчитывая секунды до моего побега.

Протянув руку, я щелкнула выключателем. Жёлтый свет разлился в помещении, осветив небольшую вытянутую комнату, обклеенную светло-зелёными обоями. Возможно, я в последний раз вижу внутреннее убранство моего жилья: кровать, стоящую у дальней стены напротив двери, старый секретер и проеденное молью кресло возле него, настенную полку с книгами, альбомами и папкой ещё школьных времен....

Мой взгляд остановился на красивой вазе, стоящей на комоде. Эта ваза была здесь ещё до моего приезда сюда. Единственное украшение в моей комнате. Кажется, про неё просто забыли и оставили здесь. Как и меня. Но скоро всё изменится. Совсем скоро....