Сокровища Траникоса - де Камп Лайон Спрэг. Страница 16

— Моя карта! — воскликнул он. — Откуда она у тебя?

— От твоего рулевого Галакуса, попала ко мне после того, как я прикончил его, — ответил Конан, свирепо ухмыльнувшись.

— Ты, собака! — взвыл Стромбанни и тут же повернулся к Зароно. — Так у тебя, выходит, вообще не было карты! Ты солгал.

— Я никогда и не утверждал, что она у меня есть! — пробурчал Зароно.

— Ты сделал совершенно неверные выводы. Не будь дураком. Конан один. Будь с ним его люди, он давно бы уже перерезал горло всем здесь присутствующим. Мы отнимем у него карту.

— Это так похоже на вас! — рассмеялся неожиданно развеселившийся Конан.

Оба мужчины, ругаясь и проклиная все на свете, ринулись на него. Конан равнодушно отступил на шаг и небрежно бросил скомканный пергамент на пылающие угли в камине.

С бычьим ревом Стромбанни ринулся на гиганта, но оглушающий удар кулаком в ухо заставил его, почти потерявшего сознание, бессильно опуститься на пол. Теперь Зароно в свою очередь выхватил меч, однако, прежде чем он сумел нанести им колющий удар, сабля Конана со звоном выбила его из рук взбесившегося корсара.

С дьявольски сверкающими глазами Зароно отшатнулся назад, ударившись о стол. Тот со скрипом сдвинулся с места. Стромбанни с трудом поднялся, непрерывно дергая и встряхивая головой. Глаза его, казалось, остекленели, из разбитого уха капала кровь, оставляя липкие следы на шее и плече. Конан слегка перегнулся через стол и его вытянутая в твердой руке сабля уперлась в грудь графа Валенсо.

— Не пытайтесь звать ваших солдат, граф, — предупредил его хладнокровный киммериец. — Ни звука — и ты тоже, собачья морда, — последнее оскорбительное замечание относилось к Гальбро, который ни в коем случае не думал о том, чтобы на влечь на себя гнев пока еще невозмутимого гиганта. — Карта сгорела дотла и теперь бессмысленно проливать кровь. Садитесь-ка лучше, вы все!

Стромбанни какое-то мгновение поколебался, взглянул на свой меч, потом пожал плечами и отупело рухнул на стул, заскрипевший под тяжестью его туши. Другие тоже расселись. Только Конан остался стоять.

Он глядел на них сверху вниз, а его враги пристально наблюдали за ним глазами, в которых сверкала неприкрытая ненависть и злоба. Конан не обращал на это никакого внимания.

— Я предупреждаю вас, чтобы вы сидели смирно и ничего не предпринимали, — в то же время счел он необходимым сказать им. — Я здесь нахожусь из-за тех же побуждений.

— Что же ты можешь нам предложить? — стараясь быть насмешливым, сказал Зароно.

— Только драгоценности Траникоса?

— Что?! — все вскочили и наклонились вперед.

— Садитесь! — прогремел Конан и ударил по столу плоской стороной широкого клинка своей сабли.

Они напряженно повиновались, побелев от охватившего их возбуждения. Конан ухмыльнулся. Он, по всей видимости, получил истинное наслаждение от действия своих слов.

— Да, я нашел драгоценности еще до того, как заполучил эту карту. Поэтому я и сжег ее. Теперь никто не найдет драгоценности, если я не покажу, где они находятся.

Они уставились на него, в их глазах пылала жажда убийства.

— Ты лжешь, — без особой убежденности сказал Зароно. — Ты уже однажды солгал нам! Ты утверждал, что не жил среди пиктов. Однако каждый знает, что эта страна — сплошная глушь, и в ней живут только дикари. Ближайшие форпосты цивилизации — это аквилонские поселения на берегах Реки Грома. В сотне миль на восток отсюда.

— Именно оттуда я и пришел в эти паршивые места, — невозмутимо ответил Конан. — Я думаю, что я первый белый человек, который когда-либо пересекал пиктийскую глухомань. Когда я бежал из Аквилонии в Страну Пиктов, я неожиданно наткнулся на отряд пиктов. Убил одного из них. Но во вспыхнувшей рукопашной схватке в меня попал камень выпущенный из пращи, и я потерял сознание. Поэтому дикари сумели захватить меня в плен живым. Эти парни представители Племени Волка. Их вождь попал в руки Клана Орла, и они обменяли меня. Орлы почти сотню миль проволокли меня в западном в направлении, чтобы подвергнуть меня ритуальному сожжению в деревне вождя. Но однажды ночью мне удалось убить трех или четырех воинов — в темноте я не разобрал — и бежать.

Он оглядел сидящих за столом и продолжал:

— Вернуться я не мог, потому что они преследовали меня, постоянно держались позади меня, и они погнали меня на запад. Пару дней назад мне посчастливилось отделаться от них, и, слава Крому, я нашел убежище именно там, где Траникос спрятал свои сокровища. Я обнаружил все: сундуки с одеждой и оружием, целые груды монет, драгоценностей и золотых украшений, и среди всего этого богатства — драгоценный камень Тотмекрис, сверкающий как застывший звездный огонь! Старый Траникос и одиннадцать его самых доверенных сподвижников сидели вокруг стола, сработанного из черного дерева. Все они вот уже на протяжении ста лет неподвижно всматривались в эту драгоценность.

— Что?

— Да, вы в чем-то сомневаетесь? — Конан рассмеялся. — Траникос умер около своих драгоценностей и все остальные заодно с ним! Их трупы, как ни странно, не разложились, и не высохли. Они сидят там в своих сапогах с отворотами, в длинных плащах и кожаных широкополых шляпах. У каждого из них в руке стакан вина, и сейчас они сидят в тех же самых позах, как и те, которые они выбрали сто лет назад. И так они сидели в течение всей этой сотни лет.

— Это же невозможно! Просто невероятно! — пробурчал Стромбанни, полный неприятных чувств. — Это уже не шутки. В конце концов, нам необходимы сокровища. Говори дальше, Конан.

На этот раз киммериец тоже уселся за стол, налил в бокал вина и одним глотком опустошил его.

— Во имя Крома, это первый бокал вина с тех пор, как я покинул Аквилонию, — произнес он. — Эти проклятые Орлы буквально наступали мне на пятки, так, что я едва успевал подкрепиться ягодами и орехами, которые находил и срывал по пути во время бегства. Иногда мне попадались лягушки, и я проглатывал их сырыми, потому что не мог рисковать и разжечь костер.

Его нетерпеливые слушатели, ругаясь, наперебой объяснили ему, что их интересует не его питание, а сокровища.

Он вновь насмешливо ухмыльнулся и продолжил:

— Ну, после того, как я случайно наткнулся на сокровища, я отдохнул пару дней, изготовил силки на кроликов, установил их, откормился и залечил свои раны. Однажды я увидал на западной части небосклона поднимающийся дым, но, естественно, подумал, что это какая-то деревушка пиктов на морском побережье. Я остался около сокровищ, потому что случайно укрылся в том месте, которого избегают пикты. Если меня действительно выслеживало какое-нибудь из местных племен, охотники должны были, по крайней мере, просто как-то обнаружить себя.

Вчера ночью я, наконец, направился на запад, намереваясь выйти на берег в двух-трех милях севернее того места, где я наблюдал дым. Я был недалеко от берега, когда обрушилась буря. Я спрятал драгоценности под каменным выступом и стал ждать, пока буря не прекратится. Потом я забрался на высокое дерево, чтобы посмотреть, нет ли поблизости пиктов, но заместо них я увидел караку Строма, стоящую на якоре, и его людей, гребущих на лодке к берегу. Я направился к лагерю Строма и на берегу столкнулся с Галакусом. У нас оставались старые долги, и мы на месте разрешили наши проблемы, и он умер.

— Какова была причина этой вражды? — спросил Стромбанни.

— О, несколько лет назад он отбил у меня девушку. Устраивает? О том, что у него была карта, я вообще не подозревал, пока он, умирая, не попытался проглотить ее. Разумеется, я сразу же узнал изображенную на схеме местность и подумал, что мне делать, когда одна из ваших собак придет сюда и обнаружит его труп. Я лежал поблизости, укрывшись в лесной чаще, пока ты и твои люди рыскали вокруг. Я не счел этот момент подходящим для того, чтобы показаться вам, — он рассмеялся в искаженное яростью лицо Стромбанни.

— Ну, пока я лежал там и слушал вас, я достаточно узнал о положении вещей, а также о том, что Зароно и Валенсо находились на берегу всего в паре миль отсюда. Когда я услышал, как ты сказал, что Зароно, должно быть, убил Галакуса и забрал карту, и ты должен будешь иметь с ним дело, чтобы получить возможность убить его и забрать у него карту.