Лезвие сна - де Линт Чарльз. Страница 63

«А разве я его знала?» – мысленно спросила себя Изабель.

– И еще, – добавила Джилли. – Я ведь видела его всего несколько дней назад, и он вел себя вполне нормально – достаточно дружелюбно, хотя несколько отстраненно. А у этого парня в глазах было что-то подлое. У Джона нет брата? Вернее, брата-близнеца?

– Не имею ни малейшего представления, – покачала головой Изабель. – Он никогда не распространялся о своей семье или о прошлом. Я только знала, что в городе он жил у тетки, и это всё.

– Забавно, как можно столько лет общаться с людьми и ничего о них не знать, – посетовала Джилли. – Я годами знакома со многими, но до сих пор не знаю их фамилий.

– Ну, если учесть, сколько у тебя знакомых, можно только удивляться, что ты еще помнишь их имена.

– Да, верно, – улыбнулась Джилли. – У меня весьма своеобразная память, и это всем известно. Я никогда не забываю то, что видела, но, когда дело касается слов, а тем более имен, моя память становится избирательной и работает по своим законам, а не так, как мне хотелось бы.

– Думаю, это можно считать приближением старости, – заметила Изабель.

– К сожалению, это правда.

Изабель хотелось бы с такой же легкостью относиться к своим проблемам, но для нее это оказалось непосильной задачей. Она не могла не вспомнить слова Рашкина о том, что ньюмены могли быть ангелами или чудовищами и отличить одних от других было очень трудно. Кроме того, он весьма тщательно отбирал те сведения, которые считал нужным ей сообщить.

А вдруг поведение самой Изабель изменило Джона? Что, если ньюмены не были ангелами или чудовищами сами по себе, а становились такими, какими видела их она? Может, они способны были трансформироваться из одного состояния в другое в соответствии с отношением к ним людей? Если это тот самый Джон, – а откуда бы мог взяться другой, совершенно идентичный первому? – Изабель не сможет защититься от него, поскольку его портрет уже уничтожен, он погиб в огне вместе с большинством ее работ.

Эти размышления заставили Изабель перевести взгляд на подоконник, где она сидела до прихода Джилли. Ведь изображение Пэддиджека тоже столько лет считалось погибшим во время пожара.

Джилли вслед за Изабель посмотрела на небольшую картину.

– Вот это да, – воскликнула она, спрыгивая на пол. – Я не видела его несколько лет. – Она взяла полотно в руки и внимательно его рассмотрела, а потом обернулась к Изабель. – Но разве оно не погибло в огне вместе с остальными картинами?

– Я и сама так считала...

– Но тогда... – недоуменно протянула Джилли.

– Как оно оказалось здесь? Я не знаю. Я разбирала вещи, оставленные давним другом, и полотно было среди них. Не думала, что когда-нибудь снова его увижу, однако картина оказалась у меня в руках, словно не висела в доме перед самым пожаром. Вероятно, так и было, хотя я точно помню, что сама повесила ее над холодильником на кухне, и картина оставалась там до самого пожара. Не помню, чтобы я убирала ее оттуда, или отдавала кому-нибудь, или чтобы она куда-нибудь исчезала. Как бы то ни было, картина оказалась здесь.

– А кто же хранил ее все эти годы?

– Просто парень, который работает на автобусной станции, – ответила Изабель, пожав плечами.

По какой-то неизвестной причине Изабель не хотела рассказывать Джилли о весточке и посылке от Кэти, оказавшихся в ее руках. Не то чтобы Джилли не умела хранить секреты, просто всё это произошло совсем недавно, и Изабель хотелось сначала самой обдумать случившееся. Она еще не готова была поделиться с подругой информацией о письме, картине и таинственной книге, все еще завернутой в оберточную бумагу.

– Просто парень, – повторила Джилли. Изабель кивнула.

– Это очень загадочно. А как вы встретились?

– Это долгая и запутанная история... – Джилли поняла ее замешательство.

– Которую ты еще не готова мне рассказать, – заключила она, как только Изабель нерешительно замолчала.

– Я даже не знаю, с чего начать. Я...

– Ты можешь ничего не объяснять, – прервала ее Джилли. – Я часто бываю любопытной, но могу и потерпеть. Только пообещай, что расскажешь мне абсолютно всё, когда будешь готова.

– Это я могу тебе обещать.

Джилли еще немного полюбовалась картиной, потом положила ее на подоконник.

– У меня к тебе есть еще один вопрос, – произнесла она.

– Какой?

– Скажи, ты не прихватила с собой сегодня утром несколько кистей и красок из моей студии?

Изабель широким жестом обвела многочисленные коробки:

– Чего-чего, а кистей и красок мне хватает.

– Я боялась, что ты так и скажешь, – расстроилась Джилли.

– Почему? У тебя что-то пропало?

– Больше всего я жалею о любимой кисти, но вместе с ней куда-то делись пара тюбиков краски, кусок загрунтованного холста и банка с растворителем. Ума не приложу, кому это понадобилось?

Изабель вспомнила о выживших ньюменах. Позаимствовать все эти предметы у Джилли было вполне в духе Козетты.

– На острове со мной постоянно случалось нечто подобное, – сказала она. – Наверно, вместе с вещами я привезла парочку представителей маленького народца.

Джилли с интересом взглянула на подругу:

– В самом деле? Ты видела эльфов на острове?

Джилли была единственной из всех знакомых Изабель, кто мог принять такое высказывание за чистую монету. Хотя это не было абсолютной ложью – многие из ее ньюменов выглядели точь-в-точь как озорные духи и эльфы, населяющие леса в волшебных сказках.

– Видеть их мне не приходилось, – ответила Изабель. – Но часто вещи оказывались не на тех местах или пропадали на долгое время. Я давно к этому привыкла.

– Ну что ж, я рада новым соседям, – заявила Джилли. – Но лучше бы они выбрали другую кисть.

– Почему бы тебе не оставить записку с просьбой вернуть пропажу?

– Возможно, я так и сделаю, – с улыбкой заверила ее Джилли. – Но в данный момент мне это не поможет. Придется снова тащиться в магазин. Ты зайдешь ко мне сегодня днем?

– Я не задержусь здесь надолго, – кивнула Изабель. – А как Рубенс? Он не слишком тебя беспокоит?

– Рубенс, – заявила Джилли, – как всегда, ведет себя примерно.

Изабель проводила подругу и вернулась к окну. Усевшись на подоконник, она взялась за нераспечатанный пакет. Но сначала выглянула в окно. На этот раз она не стала любоваться берегом реки, а внимательно осмотрела улицу перед домом, ожидая увидеть темноволосого парня в белой футболке и джинсах. Но даже если Джон Свитграсс и притаился где-нибудь в «Joli Cceur», чтобы взглянуть на нее, он скрывался слишком тщательно.

Изабель вздохнула и развернула оберточную бумагу. Внутри оказалась толстая тетрадь без заголовка и без фамилии автора. На три четверти она была исписана почерком, в котором Изабель мгновенно узнала руку Кэти, и, хотя в записях не были указаны даты, это был дневник.

Перед Изабель возникла еще одна загадка, ведь Кэти никогда не имела привычки вести дневник – по крайней мере, в те годы, когда они жили вместе.

– Если люди захотят узнать что-то обо мне, – говорила она, – им придется прочитать книги. Всё, что я хочу им поведать, содержится в моих сказках.

Очевидно, она изменила свое мнение.

С тех пор как Мариса заняла кровать Алана, ее не покидало чувство вины. Но, как всегда, переубедить его было невозможно. Воспитание не позволяло Алану поступить по-другому. Эта черта его характера одновременно привлекала и огорчала Марису. Ей хотелось, чтобы Алан хоть раз отступил от своих правил. Чтобы хоть на одну ночь забыл о приличиях и разделил с ней постель; она не стала бы настаивать на вечной верности. Несмотря на то как Мариса относилась к Алану, она еще не была готова снова решиться на серьезные отношения. Всё, что ей было нужно, – это провести ночь в объятиях мужчины, который бы о ней заботился. Который бы ее понимал.

Но тогда это был бы уже не Алан, а у нее самой не хватало смелости пригласить его в постель, так что Мариса лежала на просторной кровати и прислушивалась сначала к шуму воды в ванной, а потом к скрипу диванных пружин под тяжестью Алана, пытавшегося улечься поудобнее.