Тайна Спящей Охотницы (СИ) - Смирнов Сергей Анатольевич. Страница 58
И сама ничего не подозревавшая марсианская база символично проглядывалась вдалеке за ними — полдюжины куполов у подножия горной цепи, соединенных переходными отсеками.
Тут Кит ожил и понял, что будет! Он не уничтожил Спящую Охотницу, на что так надеялось все прогрессивное человечество всех времен, кроме не понимавшей исторического смысла княжны! Напротив, он одним махом выполнил два самых злодейских задания — одно Председателя, а другое, как получалось, самого Гитлер-фюрера… И теперь на Земле наша армия будет штурмовать какой-то муляж центра Берлина… а исчезновение фюрера фашисты уж как-нибудь успеют замаскировать… а Гитлер с батальоном десантников СС захватит марсианскую базу в далеком будущем… А еще Председатель земного шара вот-вот получит в своем еще более далеком будущем самое совершенное оружие, способное перемещаться во времени, — Спящую… нет, теперь уже не Спящую, а Пробужденную Охотницу! И уж тогда они втроем — вместе с маркшейдером Вольфом и Председателем — почистят прошлое так, как никаким фашистам не снилось! Исчезнут миллиарды людей, не произойдут важнейшие события, возникнет параллельный, более реальный мир, в котором история потечёт по какому-то стерильному руслу, вроде городской речки, заключенной в трубу и закопанной глубоко под землю, под асфальт!
И во всем этом виноват он, Никита Демидов, самый Великий Мальчиш-Плохиш в истории человечества, а может, — и всей Вселенной!
…И вдруг Кит увидел новую картину — прямо перед собой. С ним случился как бы сон наяву. Вместо подземелий Берлина, перенесенных на Марс, он увидел пустырь… Посреди пустыря стояла… настоящая виселица… с двумя свисавшими вниз петлями… а под петлями стояли… его мама и папа! А около виселицы стоял Породистый Пилот с идеальной свинцовой рожей… а еще образовалась какая-то идеальная женщина-манекен… и от неё, как Кит провидел в этом бреду, он и должен будет родиться, как хотел этот эсэсовец!
Все эти отчаянные образы одним разрядом, одной молнией, одним лазерным сигналом пронзили сознание Кита за миллионную долю секунды! И он понял, что жить так нельзя!.. Наверно, когда люди решаются на подвиг, они успевают вспомнить родных и попрощаться с ними… но когда решение уже созрело и душа уже рвется вон, — тогда уже никакой памяти внутри нет, вся она встает перед тобой одной общей трагической картиной… и сгорает в ударе молнии — молнии, в которую превращается душа.
И Кит заорал, не слыша себя… Заорал от неистовой боли, в которую превратилась вся левая рука от запястья до ногтей, что словно рвались прочь с пальцев!
И Кит выбросил левую, разрушительную руку вперед — целя прямо в глаза Спящей Охотницы…
И мир раскололся в невообразимой вспышке ослепительной и прожигающей плоть до мозга костей… Наверно, так вспыхивают сверхновые звезды в бескрайней черноте Вселенной!
И тут же загрохотало, загремело сверху и — обрушилось всею твердью земной…
Удар колокола.
…Это Кит превратился в звон колокола, взлетающий к небесам…
Его закружило. Не страшно, размашисто и весело. Он весь превратился в вихрь-звон… звон-вихрь — сильный и невесомый, спорящий с любым тяготением любой планеты, любой звезды — даже с притяжением какого-нибудь грозного красно-белого гиганта, в миллиард раз больше маленького Солнца, с притяжением любой галактики. Даже черные дыры были ему теперь нипочем.
Киту стало жутко радостно — он взлетал из чужих подземелий, из чужих времен вверх, на поверхность Земли, а потом — он уже предвкушал это — к чистым небесам… Но ни с того, ни с сего он испугался… и как в далеком детстве душой рванулся к маме… И увидел.
Увидел маму и увидел, что маме самой очень страшно. Она сидела в полутемном замкнутом пространстве, а вместо звезд на небе светили надписи «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ».
Кит вспомнил-увидел салон самолета, в котором он летел вместе с мамой, дурной запах металла и пластика, запущенного в земные высоты.
Мама сидела с маской-присоской на лице, вжавшись в спинку кресла. Руками она лихорадочно теребила свою заветную сумочку с главными, мелкими ценностями путешественника. Она что-то перебирала, так борясь со стрессом, вынимала и засовывала обратно…
Кит ясно увидел, как вместе с пачкой влажных салфеток мама прихватила пластиковую карточку, оказавшуюся на невидимой стороне пачки и скользнувшую через край сумки вниз, когда мама доставала очередную салфетку. Пластиковая карточка VISA упала вниз, между маминых ног — под кресло.
Кит, не успев удивиться своей бесплотности, рванулся за ней сквозь кресло и сквозь маму, попытался поднять карточку, но не смог схватить ее — пальцы проскальзывали сквозь такую примитивную и ненужную реальность. Кит отлетел назад и выше, позвал маму шепотом, потом — криком, но она не обернулась, продолжая суетиться в крохотном пространстве рук и сумочки.
Так и не осознавая происходящего, Кит, однако, принял самое верное решение — раз у самого ничего не выходит, значит надо скорее позвать папу, чтобы он помог маме, нашел и поднял важный предмет, который мама, чего доброго в этой панике потеряет. А потом будет очень жалеть.
Он позвал папу — и превратился в дуновение зова, пронизавшего пространство и время.
И увидел папу — тоже в полусумраке. И у папы тоже всё было не в порядке. Папа стоял на лестничной клетке перед дверью квартиры и ковырял в замке каким-то дурацким погнутым гвоздиком. Вид у него был сосредоточенный, сердитый и безнадёжный. Потом папа разозлился и швырнул гвоздик в сторону. Гвоздик звякнул о плитку пола.
Кит стоял рядом, ничего не понимал, звал папу, а папа ни на какие зовы не откликался.
И вот Киту стало страшно по-настоящему… И страх взорвался в нем… вернее под ним… и запустил его вверх, сквозь этажи и перекрытия — в темные, ночные небеса.
Только звездные небеса над домом на улице Космонавтов оказались то ли бумажными, то ли просто виртуальными — 3D-спецэффектом… Кит пробил их, как поверхность морской воды, всплывая-взлетая к Солнцу — и взлетел подхваченный, охваченный и радостно ослеплённый невиданным живым светом, что наполнял эту новую, невиданную вселенную вместо вакуума привычной астрономической вселенной, не обещающей ничего хорошего, и вместо домашнего, надземного космоса, который так героически буднично покоряли космонавты, американские астронавты и китайские тайконавты.
Здесь — в настоящем и родном до беспредельности мире — было так дивно и хорошо, что Кит на миг забылся. И ощутил рядом с собой чье-то радостное присутствие, которое никак нельзя было назвать чужим. Кто-то был рядом, с кем стало не страшно, а тепло и спокойно отныне и во веки веков. Хотя этот кто-то был не мамой и не папой.
Кит робко обернулся и почувствовал, как приятно и насквозь — до самых глубоких страхов и уже ненужных и пустых мыслей-вопросов, испаряющихся в эти святые мгновения, — печёт ему висок…
Он увидел только силуэт, обрамлённый теплым радужным окоемом… Потом, после возвращения, — в земной, бедной образами и пространством жизни, появится смешное определение — «святой водолаз»… Нет, не «водолаз» а «космонавт» — да ещё с раскинутыми на сотни-тысячи световых лет ослепительными, лучистыми крыльями. Все земные сравнения смешны и неказисты. А Кит пока не был ни поэтом, ни просто крещёным отроком времен града Китежа. Он просто жил на улице Космонавтов в Москве, вот и понимал всё, как мог.
«Возвращайся!» — услышал он удар звонкого надмирного колокола всей душой, всем собою…
…И по океану золотисто-радужных крыльев, в коих искрились и мерцали все галактики вселенной, прокатилась волна-вздох.
Кит вздохнул.
Потом… Потом Кит прочтёт всё, что в земном мире написано про так называемый «околосмертный опыт». Про переживания людей, побывавших там. Прочтёт всё, что про это думают успешные и довольные жизнью ученые, никогда не работавшие со смертью всерьез… в отличие от тех, кто отдал всю жизнь в работе в хосписах и самых безнадёжных реанимационных отделениях, тех, кто, принимал сердцем смерть людей, которых они поддерживали до последнего мига.