История полковника Джека - Дефо Даниэль. Страница 29

Распоряжалась в трактире женщина, во всяком случае, другого хозяина мы не видели; она показалась нам сердечной, веселой и гостеприимной, и мы рискнули выложить ей все наши обстоятельства и спросили, не может ли она порекомендовать нам владельца какого-нибудь угольщика, которым мы можем добраться до Лондона. Лукавая бестия сочла нас подходящей рыбкой для своего крючка; она была с нами крайне любезна и искренне посетовала, что мы не обратились к ней на день раньше, потому что один ее хороший знакомый, как раз владелец такого угольщика, в это самое утро вышел с началом прилива в море, и судно его находится сейчас где-то возле Шилдса [55], хотя вряд ли успело уже миновать песчаную отмель, так что она пошлет к нему домой человека узнать, отправился он сам на борт или нет, поскольку судовладельцам случается иногда задержаться в ожидании большой воды; и она выразила уверенность, что, если он еще не уехал, она уговорит его взять нас с собой, только она опасается, что тогда нам придется поспешить на борт немедля, в эту же ночь.

Мы попросили ее скорее послать человека к нему домой, иначе мы просто не знаем, как быть, и ежели ей удастся уговорить его взять нас на судно, нам совершенно безразлично, когда выходить — ночью или днем: так и так мы без денег, а значит, и без ночлега, и ничего нам не надо, кроме как попасть поскорее на борт судна.

Мы сочли это великой услугой с ее стороны, что она согласилась послать к нему домой своего человека, и, к огромной нашей радости, примерно через час она сообщила нам, что он еще не уехал, а сидит в городе в таверне, где сынишка и застал его, он велел передать, что по дороге домой заглянет к ней.

Все складывалось для нас как нельзя более удачно, и мы были этим чрезвычайно довольны. Еще примерно через час, когда мы сидели вместе с хозяйкой в комнате, служанка принесла нам весточку, что судовладелец ждет внизу, и она к нему тут же спустилась, пообещав нам, что пойдет все расскажет и постарается убедить его взять нас на судно. Через несколько времени она поднялась вместе с ним наверх.

— Ну, где тут честные господа вояки, — спрашивает он, — которых постигла беда? — Мы все, как один, встали и засвидетельствовали ему наше почтение. — Так, стало быть, господа, вы не при деньгах?

— Нет, где там, — ответил один из нас. — И мы будем крайне обязаны вам, сэр, если вы возьмете нас на ваше судно, и готовы выполнять в пути любую работу, жаль только — мы не моряки.

— Как, вы никогда раньше не бывали в море?

— Нет, — отвечали мы, — никогда.

— Тогда вы мне не помощники, — говорит он, — всех вас непременно свалит морская болезнь. Но ради милой хозяюшки я, так и быть, возьму вас. Готовы вы тотчас отправиться? Я выхожу сегодня же ночью.

— Конечно, сэр, — подтвердили мы, — можем выйти хоть сию минуту.

— Ну, зачем же, — любезно заметил он, — сначала мы с вами выпьем. А ну-ка, хозяюшка, — говорит он, — поднесите молодым людям пунша.

Мы переглянулись, ведь у нас не было денег, но он это заметил.

— Знаю, знаю, что нет денег, — сказал он, — пусть это вас не заботит, мы с вашей хозяйкой никогда не расстаемся, не выпив на дорожку. Ступайте, голубушка, — добавил он, — приготовьте нам пунш.

Мы поблагодарили его и сказали:

— Да благословит вас господь, благородный господин капитан, тысячу раз! — так мы были счастливы выпавшей на нашу долю удачей.

Пока мы пили пунш, он подзывает к себе хозяйку и говорит:

— Я наведаюсь домой, прихвачу кой-какие вещички, попрощаюсь со своими и велю, как поднимется прилив, прислать за мной шлюпку. А вы, моя голубушка, — говорит он хозяйке, — постарайтесь приготовить чего-нибудь на ужин, чтобы, уж коли я угощаю этих честных ребят путешествием, я мог бы угостить их и ужином, вряд ли они сегодня хорошо пообедали.

С этим он ушел. Вскоре мы услышали шум внизу, один из наших спустился вниз поглядеть и вернулся с известием, что на огне жарится отличная баранья нога. Не прошло и часа, как наш капитан вернулся, поднялся к нам наверх и пожурил нас, что мы не допили пунш. «Не робей, ребята, — сказал он, — допьете этот, попросим еще, когда я угощаю таких бедолаг, как вы, я не люблю скупиться».

Мы выпили, покончили с пуншем, и нам принесли еще, капитан тут же пустил его по кругу; затем появилась баранья нога; нет нужды говорить, как усердно мы с нею расправлялись, тем паче что нам не раз было сказано, что платить за нее не придется. После ужина капитан попросил хозяйку узнать, не подошла ли шлюпка. Она вернулась с ответом, что нет, еще не подошла, прилив еще недостаточно высок. «Что ж, — говорит капитан, — раз нет, подайте нам еще пунша». Принесли еще пунша; как выяснилось позднее, в него что-то подмешали или добавили больше бренди, чем полагается, потому как после этой порции мы окончательно опьянели, а что до меня, так я и вовсе заснул.

К тому времени, когда пора было отправляться, нам подали шлюпку, и мы буквально свалились в нее, один за другим, и поплыли вместе с капитаном. Большинство из нас, если не все, тут же заснули и спали, пока наконец шлюпка не стала — сколько прошло времени, долго ли мы плыли и как далеко успели отплыть, никто из нас не знал. Нас разбудили и сказали, что шлюпка уже у борта. Так оно и оказалось. С чужой помощью и поддержкой, без которых мы бы наверняка свалились за борт, нас подняли на судно. Помню только одно: как только мы оказались на борту, наш капитан — так мы стали его величать — громко позвал: «А ну-ка, боцман, позаботься об этих джентльменах, размести их по хорошим каютам, пусть лягут да проспятся, они слишком устали!» Мы и в самом деле очень устали, да еще напились, а я к тому же пил пунш впервые в жизни.

О нас действительно позаботились, как было приказано, и разместили по каютам, чтобы мы могли тотчас лечь спать. Тем временем судно, совершенно готовое к плаванию и лишь по особому указанию бросившее якорь у Шилдса, чтобы дождаться нас, наконец-то подняло якорь и, обойдя песчаную отмель, вышло в море, так что, когда на другой день мы проснулись, а это случилось что-то около полудня, и стали озираться по сторонам, мы обнаружили, что находимся в открытом море, земля была еще видна, но совсем далеко, и мы искренне радовались, что приближаемся к Лондону. Так мы тогда полагали. Обходились с нами прекрасно, и в течение примерно трех дней мы были весьма довольны нашим положением, но потом начали уже спрашивать: разве нам уже не пора прибыть? Сколько же еще нам идти до реки? «Какой реки?» — удивился один из команды. «Как какой? Темзы!» — говорит мой Капитан Джек. «Темзы? — повторил матрос. — Да о чем ты говоришь? Ты что, еще не проспался, не отрезвел, что ли?» Больше Капитан Джек не стал ни о чем спрашивать, поняв, что, кажется, его одурачили; когда же немного погодя еще один из нас задал тот же вопрос, матрос, ничего не знавший об обмане, почувствовал, что что-то тут не так, и, обернувшись к третьему англичанину, ехавшему с нами, спросил:

— Куда же, по-вашему, мы идем, что вы спрашиваете все о Темзе?

— В Лондон, а куда же еще! — ответил англичанин. — Мы сговорились с капитаном, что он доставит нас в Лондон.

— Только не с капитаном, — говорит матрос, — могу ручаться. Бедняги вы, вас же обманули! Я сразу смекнул, когда увидел, как вы поднимаетесь на борт вместе с этим негодяем киднеппером Джиллименом. Бедняги вы, бедняги! — вздохнул он. — Вы же плывете в Виргинию [56], это судно зафрахтовано в Виргинии, вас туда продали.

Наш англичанин впал в неистовую ярость и разбушевался; мы все окружили его. У кого достанет фантазии, может вообразить, каково было наше изумление, в какое негодование мы пришли, услышав такую новость! Короче говоря, мы выхватили свои шпаги и стали колоть направо и налево, словом, подняли на борту такой шум, такой переполох, что матросам пришлось звать себе подмогу. Капитан первым делом отдал приказ нас обезоружить, однако при этом не обошлось без ранений с обеих сторон, потом он велел привести нас к нему в кают-компанию.