Предназначено судьбой - Фолкнер Колин. Страница 32

Прошла минута, две, три, пять, а Джиллиан так и не знала, что происходит за запертой дверью. Когда она уже решилась войти, раздались приближающиеся шаги.

Джиллиан едва успела отскочить в сторону. Дверь распахнулась, из покоев вылетел Алджернон, волоча за собой дорожный сундук. Он был полуодет, в одном башмаке, парик съехал на сторону, из носа текла кровь.

— Неправильно, нечестно, — всхлипывал он, быстро шагая по коридору.

Из двери появился Дункан, провожая взглядом поспешно ретирующегося кузена.

— Спасибо тебе, — прошептала Джиллиан, обхватив мужа за талию. — Спасибо, что не убил его.

Дункан прицепил на место пурпурную вуаль, скрыв татуировку на лице.

— Вообще-то следовало бы, но я подумал, что следствие и судебное разбирательство — это такая морока…

Он все еще весь сотрясался от ярости.

— Куда же он отправится? — поинтересовалась Джиллиан.

— Не знаю. Во Францию, в Швейцарию, в Данию. Мне наплевать. Лишь бы в Англии больше не появлялся! — заорал Дункан.

Джиллиан посмотрела на мужа взглядом, полным гордости и любви. Дункан сумел-таки проявить выдержку.

— И ты не будешь подавать на него в суд?

Он обнял ее за плечо.

— Нет. Я сказал, что мне некогда с ним возиться. Ренту он будет получать от моего казначея. Но, если мой обожаемый братец когда-нибудь посмеет ступить на английскую землю, я прикажу его прикончить и не испытаю ни малейших угрызений совести по этому поводу. Алджернон перепугался до чертиков. Он знает — я не шучу. Поэтому можно твердо рассчитывать, что он не вернется.

Тут у Джиллиан возникло странное, недоброе предчувствие. Дункан говорил так уверенно, и все же… Да нет, глупости. С какой стати Алджернону возвращаться туда, где ему угрожает смертельная опасность?

Однако в глубине души Джиллиан знала, что еще услышит об Алджерноне Родерике.

15

— Ты уверена?

Джиллиан отложила счета и взглянула на Дункана, сидевшего напротив с книгой. Котенок, примостившийся у нее на коленях, свернулся клубочком и заурчал.

Стояла середина декабря, за окном выл ветер, грохотали ставни, голые ветви дуба жалобно скреблись в стекло. Поужинав с Беатрисой, Джиллиан и Дункан удалились в свою жарко натопленную спальню, а Беатриса отправилась проведать вдовствующую графиню, которая слегла с простудой.

Последние две недели в доме было тихо. С точки зрения Джиллиан, даже слишком тихо. Алджернон уехал во Францию, от Уилла Гэллоуэя вестей не было. Он больше не пытался объясниться с Дунканом, да и сам граф отказывался вступать в какие-либо разговоры о своем бывшем друге.

Джиллиан насмешливо посмотрела на мужа:

— Конечно, уверена. — Она довольно рассмеялась. — Почему мужчины всегда задают этот вопрос? Я думаю, еще Адам спрашивал свою супругу, уверена ли она, что ждет ребенка.

Дункан тоже улыбнулся.

— Ничего не поделаешь: для нас, мужчин, это загадка. Невозможно представить, как это внутри одного человеческого существа зарождается другая жизнь. Непостижимо. — Он отложил книгу. — Да и потом, женщины частенько нас обманывают.

— С какой стати мне тебя обманывать? — удивилась Джиллиан.

— А я и не говорю, что ты меня обманываешь. Я просто объясняю тебе, почему мужчины недоверчивы. Женщины часто лгут, желая заполучить мужа или удержать его.

Джиллиан посерьезнела. Она испытующе посмотрела в лицо Дункану. Он сидел без вуали, но Джиллиан уже не обращала внимания на татуировку — давно привыкла к ней.

— А что, мне тоже необходимо тебя удерживать? Если не будет наследника, я тебе не нужна?

Он подошел к ней, опустился на колени и согнал котенка. Сара недовольно замяукала, шмыгнула в угол комнаты.

— Когда я давал брачный обет пред лицом Господа, я был искренен, Джиллиан. — Он взял ее за руку. — Будет наследник или не будет — я все равно твой муж до могилы. Я всегда буду кормить тебя, защищать и оберегать.

Джиллиан наклонилась и поцеловала его, растрогавшись.

— Но сын, конечно, — это здорово, — озорно улыбнувшись, закончил Дункан.

Джиллиан высокомерно приподняла бровь.

— А дочь?

— Тоже неплохо. Сын — наследник, а дочку приятно баловать.

Тут они засмеялись оба.

— Дункан, у нас с тобой все будет хорошо, да? — Она обхватила его за шею и крепко сжала. — А я боялась, что из нашего брака ничего не выйдет, что мы оба будем несчастны. Я ошиблась, правда?

Он не ответил, но тоже сжал ее в объятиях. Потом порывисто встал, отошел в угол комнаты и стал рыться в вещах.

— У меня кое-что для тебя есть. Берег как раз для такого случая.

Джиллиан смотрела на мужа и думала, что он удивительно красив и невероятно мужествен. Его вид не переставал возбуждать ее, однако дело было не только в красоте Дункана. Джиллиан чувствовала, что под грубой внешностью таится доброе, нежное сердце, и от этого любила мужа еще больше.

Конечно, характер у муженька был не позавидуешь. Временами в него словно бес вселялся. Например, когда речь заходила об Уилле. Дункан мог наорать на нерадивого слугу, но иногда он вдруг проявлял поразительную чуткость и доброту. Впервые Джиллиан столкнулась с этим его качеством, когда он подарил ей котенка. Казалось бы, мелочь, но Джиллиан была растрогана до глубины души. К Беатрисе, своей несостоявшейся жене, он относился с неизменным уважением. Отношения между ними наладились, и теперь иногда Дункан даже позволял себе поддразнивать благонравную девицу. Более того, он всерьез занялся поисками для нее подходящего жениха.

Однажды Дункан услышал, как их французская горничная рассказывает о своих бедняжках-дочерях, оставшихся где-то в парижских трущобах. Граф не только оплатил переезд девочек в Англию, но нашел им обеим работу неподалеку от Брекенридж-хауса. Да, Дункан часто ворчал и взрывался, но душа у него была доброй. Он дарил жене подарки, читал ей вслух, играл с нею в карты. Когда они занимались любовью, Джиллиан видела, что ее наслаждение значит для мужа больше, чем собственное. Он мог и рассмешить ее, и заставить задуматься. Как же такого не любить? Для идиллии не хватало только одного: чтобы Дункан платил ей взаимностью.

Наконец он распрямился, держа в руках деревянную шкатулочку.

— Бабушка Дафна сказала, чтобы я подарил это моей жене. — Он неловко протянул ей шкатулку. — Говорят, когда-то эта штука принадлежала одной ирландской принцессе, у которой были рыжие волосы и глаза цвета полуночи. Муж принцессы, отправляясь на войну, велел жене никогда не снимать это украшение. Тогда, мол, он вернется живой. Его не было три года, и принцесса три года не снимала ожерелье.

Джиллиан слушала как завороженная.

— А он вернулся живой?

— Да. И они счастливо прожили вместе до глубокой старости.

Джиллиан открыла шкатулку.

— Ой, какая красота!

На черном бархате лежало ожерелье, сплетенное из изумрудов и бриллиантов, а посередине красовался квадратный изумруд величиной с ноготь. Джиллиан растроганно всхлипнула, но плакать не стала, зная, что Дункан терпеть не может слез.

— Хочешь примерить? — спросил он. — Уверен, что оно пойдет к твоим волосам.

— Но ведь я в ночной рубашке, — возразила Джиллиан.

— Какая разница?

Она встала и выпрямилась во весь рост. Наряд у нее и в самом деле был неподходящий для бриллиантов — голубая ночная рубашка, меховые шлепанцы.

Джиллиан повернулась, чтобы Дункану удобнее было застегнуть ожерелье.

Он приподнял ее пышные волосы, поцеловал тонкую шею и осторожно щелкнул замочком ожерелья.

— Ну как? — спросила Джиллиан, оборачиваясь. Глаза ее сияли не хуже драгоценных камней.

Ее пальцы перебирали посверкивавшие изумруды.

— Очень красиво, — прошептал Дункан. — Ты просто прекрасна. Я понял это сразу, еще когда увидел тебя в самый первый раз.

Джиллиан нахмурилась:

— Я спрашиваю про ожерелье. Оно мне идет?

Дункан взял ее за руку и сказал:

— Невероятно. Когда нас в следующий раз пригласят на ужин в королевский дворец, обязательно надень его… И эту ночную рубашку тоже.