Метакод - Кедров Константин Александрович "brenko". Страница 43

Суровый Велес урчит и гремит глухими рычащими звуками. Бог Улункулулу сотрясает воздух грозными звуко¬выми взрывами;

Panp, rpanp, anpl жай Каф! Бзуй! Каф! Жраб, габ, бокв — кук Ртупт! тупт!

Конечно, и язык птиц, и язык богов читается с ирони¬ческой улыбкой, которую ждет от, читателя и сам автор, когда дает такого рода ремарки:

«Белая Юнона, одетая лозой зеленого хмеля, прилежным напилком скоблит свое белоснежное плечо, очищая белый камень от накипи».

Но не будем забывать, что язык богов, как и язык птиц» строится на глубоком знании исходного материала. Боги говорят теми словами и теми созвучиями, корни которых характерны для языков их ареалов культуры.

Язык богов, переплетаясь и сливаясь с языком птиц, как бы умножает две плоскости звука — ширину и высоту. Так возникает трехмерный объем пространства, в котором появляется человек — Зангези. Он вслушивается в язык птиц и в язык богов, переводит объем этих звуков в иное — четвертое измерение, и ему открывается «звездный язык» вселенной. Опьяненный своим открытием, Зангези радостно несет весть о нем людям, зверям и богам: «Это звездные песни, где алгебра слов смешана с аршинами и часами. Первый набросок».

Реакция окружающих банальна. Одни видят в его азбуке «когти льва», но не стремятся его понять, другие просто на¬зывают Зангези безумцем. Тогда Зангези опрокидывает свой звездный язык с небес на землю, проецируя небо зву¬ков и сферу неба на сферу мозга. Звучит опьяняюще возвы¬шенный «благовест ума»:

Проум

Пpayм

Приум

Ниум

Вэум

Роум

Заум

Выум

Воум

Боум

Быум

Бом.

Сразу же после этого дается разгадка каждого образа:

«Праум — предвидение», «Выум — слетающий обруч глу¬пости, не знающий границ, преград, лучистый, сияющий ум...».

В «заумном языке» Хлебников моделирует состояние вселенной, где наши представления о пространстве и време¬ни в принципе дают сбой. И. С. Шкловский писал, что здесь язык сегодняшней науки немеет. В самом деле, как смодели¬ровать такие понятия, стоящие на пороге сингулярности, как нуль-пространство, нуль времени? Наша вселенная возникла восемнадцать миллиардов лет назад, а что до этого? Нельзя сказать «до этого», ведь «до» подразумевает время. Говоря словами И. Шкловского: «Что было, когда ничего не было?» Вот абсурдная и тем не менее реальная постановка вопроса.

Первые три слоя нашей вселенной — язык птиц, язык богов и язык людей — нам знакомы. О чем же говорит слой четвертый — язык заумный? Это еще сфера нашей вселен¬ной, но в той ее области, где смыкаются пространство и вре¬мя в четвертую пространственно-временную координату.

Пятый и шестой слои метаязыка Хлебникова — разло¬жение слова и звукопись — в принципе понятны. Каков же последний, седьмой слой — язык «безумный»? Его в драме нет и не может быть, он подразумевается как некая разомкнутость всех слоев языка в невыразимое, то, что сами мы именуем областью разрыва, отделяющей вселенные друг от друга.

К сожалению, мы не можем перелетать, как птицы Хлеб¬никова, от одной ветви вселенной к другой. Разномерные вселенные, возможно, в принципе неконтактны. Хлебников догадывался и об этом. В его записных книжках есть такие слова: «Молчаливо допущено, что пространство и время непрерывные величины (бездырно), не имеют строения се¬тей. Я делаю допущения, что они суть прерывные величи¬ны ... измерение одного мирка другой величиной».

Вот вам и проблема не межгалактических, а межвселен¬ских контактов. Как измерить мерой нашего мира миры дру¬гой величины, мысленно перепрыгнуть из одной ячейки в другую?

Знаменитый «сдвиг», широко пропагандируемый футу¬ристами как прием, для Хлебникова был явлением гораздо более значительного порядка. Теория «сдвига» требовала фактически смешения разновременных и разнопространственных планов изображения. Для Хлебникова «сдвиг» — это скачок из одной вселенной в другую. Читателя должно трясти на ухабах времени. Вместо плавного чередования эпох, предлагаемого учебником истории, Хлебников дает живой, прерывистый пульс времени с перепадами, перебоями, захватывающими дух у внимательного читателя.

Зачем же вам глупый ученик?

Скорее учитесь играть на ладах

Войны без дикого визга смерти –

Мы — звуколюди!

Батый и Пи! Скрипка у меня на плече!

Поэт призывал человечество «вломиться» во вселенную:

Прибьем, как воин, свои щиты, пробьем

Стены умного черепа вселенной,

Ворвемся бурно, как муравьи в гнилой пень,

С песней смерти к рычагам мозга,

И ее, божественную куклу, с сияющими по ночам глазами,

Заставим двигать руками

И подымать глаза.

Свою трагическую гибель в этой битве Хлебников предвидел вполне, но это не могло поколебать его решимость отвоевать небо.

И на путь меж звезд морозных

Полечу я не с молитвой,

Полечу я мертвый, грозный

С окровавленною бритвой...

Если «физический» контакт с отдельными ветвями метавселенной невозможен, то можем ли мы соприкоснуться на уровне мысли с обитателями иновселенной? Хлебников отвечает на этот вопрос положительно. В стихах эта встреча выглядит так:

Раз и два, один, другой,

Тот и тот идут толпой,

Нагибая звездный шлем,

Всяк приходит сюда нем.

Облеченный в звезду шишак,

Он усталый, теневой,

Невесомый, но живой,

Опустил на остров шаг.

Остров Хлебникова в метавселенной — это поэтический прорыв мысли первых десятилетий нашего века.

С мыслью о принципиальной невозможности физическо¬го контакта с иными вселенными человечество смириться может, труднее представить невозможность контакта на уровне языка, на уровне мысли, воображения, представления.