Любовь и Ненависть - Эндор Гай. Страница 41

— Но этого Бог не велит! — произнес кто-то из присутствующих.

Тут она, закрыв лицо фартуком, дала волю слезам.

Все члены комитета были сильно взволнованы. А Жан-Жак, опасаясь, как бы такое выигрышное впечатление не рассеялось из-за какой-нибудь ремарки, поспешил выпроводить плачущую преданную сиделку вон из комнаты.

Что теперь ждало его? Может ли он рассчитывать на материальную поддержку? Разве женевцы не понимают, что он должен иметь средства для существования? Разве не отдают они себе отчета, что в их городе, где музыка под запретом, ему придется умереть от голода, ведь главная его профессия — переписчик нот. Что женевцы предложат ему, своему знаменитому соотечественнику? Довольно долго он ждал, казалось, что о нем вообще забыли. Наконец знаменитый доктор Трончен выступил с предложением назначить Руссо городским библиотекарем, чтобы тот мог как следует устроиться, продолжать учебу и заниматься литературным творчеством. Но, увы, в тот момент городское управление не предусматривало такой должности. Сначала надо было ее создать. Требовались денежные средства. Кто-то обратился к одному из состоятельных женевских граждан с просьбой предоставить в распоряжение Руссо один из своих домов.

Время шло, но ничего не происходило. Руссо все больше выходил из себя: значит, его родной город не понимает, кто он такой? Он тот, кому не давали прохода парижские аристократы, кто отказался от целого состояния и должности главного бухгалтера богатейшего дома Дюпенов, кто отверг королевскую пенсию!..

Почему же здесь он стучится во все двери, чтобы получить хоть какую-то жалкую работу? Стоит ли удивляться его решению вернуться в Париж? Там он проследит за изданием своей работы «Рассуждение о начале и основаниях неравенства», там будет ждать, назначат ли его женевские власти библиотекарем.

Он откладывал отъезд лишь по одной причине. Де Люк, один из самых выдающихся священников города, поклонник Руссо, пригласил его на недельную экскурсию по Женевскому озеру. Была осень, стояла чудная погода, путешественники устраивали веселые пикники на берегу, ночевали в гостиницах у самой воды. Такая жизнь больше всего устраивала Руссо. Подальше от дел и забот. На природе. Там царила тишина, плескалась вода, грело солнце. Вновь и вновь в голове у него возникал вопрос: если такой образ жизни — самый лучший, почему же люди набиваются в душные города, ведут отчаянную, смертельную борьбу за ценности, которым никогда не сравниться с природными сокровищами?

Он все-таки уехал в Париж со своей Терезой. И там ждал сообщений из неблагодарной Женевы. А в это время его поджидал ужасный удар.

Глава 15

МЕСЬЕ ГЕРЦОГ ДЕ ВОЛЬТЕР!

Вольтер в Женеве!

Что такое? Вольтер в Женеве!

Да, он там. И его восторженно принимали самые знатные вельможи города. Конечно, Вольтер не приехал туда в дилижансе, как Руссо. У него был свой двухместный, крытый экипаж, сделанный по его специальному заказу. Внутри он был обит голубым шелком, имел множество отделений для хранения рукописей и книг. На его задке помещались два громадных сундука. Экипаж был запряжен шестеркой холеных лошадей. На облучке сидели личный кучер Вольтера и лакей — его переписчик.

В экипаже находились Вольтер со своей пухленькой племянницей, мадам Дени. И он, и она в мехах с ног до головы, так как в декабре 1754 года на мерзлых дорогах было очень холодно. Но какой бы мороз ни трещал, Вольтер либо читал, либо что-нибудь диктовал. А Коллини, его новый секретарь-итальянец, записывал его слова в раскачивающейся карете. У ног Вольтера стоял металлический сейф, в нем хранилось золото и драгоценности самого Вольтера и мадам Дени. Там же лежало самое ценное — его деловые бумаги: акции, выпущенные Парижской ратушей, его инвестиционные документы торговых компаний в двух Индиях. Все это приносило ему ежегодный доход в двадцать пять тысяч франков, то есть более семидесяти тысяч нынешних американских долларов. А ведь это было лишь небольшой частицей всех его доходов — Вольтер получал большие деньги от судов, осуществлявших дальние рейды. Конечным пунктом был испанский порт Кадис. Вольтер имел тридцать процентов от стоимости доставлявшегося груза: бобов какао, индиго [158] и табака из Америки, пшеницы из Алжира и Туниса. Вольтер держал бумаги, свидетельствовавшие о его крупных ссудах герцогу де Ришелье, герцогу де Буйону, герцогу Орлеанскому, герцогу де Вийяру, маркизу де Лезо, графу д'Эстену, принцу де Гизу и так далее. У него также хранилось свидетельство недавно заключенной сделки о предоставлении займа герцогу Вюртембергскому, застрахованного его личными доходами. Это была крупнейшая сделка Вольтера.

Неудивительно, что хозяева гостиниц во Франции и Германии сгибались в три погибели, заметив великолепный экипаж, въезжавший в их двор. Миллионер Вольтер в черном бархатном сюртуке, в меховой накидке важно спускался по лесенке, окруженный племянницей, секретарем и лакеем. Неудивительно, что гостиничные мэтры обращались к писателю «ваше превосходительство» и называли его не иначе как барон или граф Вольтер. На публике он принимал такие титулы с улыбкой и потешался над ними, когда оставался один.

Прошло полтора года после ссоры Вольтера с Фридрихом ІІ. Великий француз путешествовал по немецким княжествам, расположенным на границе с Францией, выбирая, где бы остановиться, — ведь он стал нежелательной личностью для Пруссии и для Франции.

В воздухе пахло порохом (скоро вспыхнет Семилетняя война [159]), и Вольтер беспокоился, как бы не оказаться на вражеской стороне в приближавшемся конфликте. Его должники наверняка воспользуются такой возможностью, чтобы аннулировать все его боны [160], а французская знать, конечно, не упустит золотого случая, чтобы ликвидировать все свои обязательства перед ним под предлогом, что теперь он враг отечества, а возможно, даже предатель. Вольтер отказался и от планов переезда в Пенсильванию, хотя восхищался квакерами и питал большое уважение к великому ученому Бенджамину Франклину [161], которому только что удалось извлечь электрические заряды из грозовых облаков. И вот вместо этого он решил приехать в Женеву.

Он прибыл туда холодной декабрьской ночью. Городские ворота были закрыты, все мосты подняты. Но разве его оставили мерзнуть до утра перед городскими стенами? Разве ему пришлось умолять стражников: «Пожалуйста! Пожалуйста, откройте!» Конечно нет! Не каждый день к воротам Женевы подкатывает роскошная карета с шестеркой лошадей. Особенно если в ней сидит сам великий Вольтер. Кучер великого француза негромко произнес: «Это месье де Вольтер». И все.

Месье де Вольтер? Да, в самом деле! Тут же в темноте вспыхнули факелы, стражники построились, словно на параде. Опустился мост — и большие ворота распахнулись настежь.

В Женеве был праздник — 12 декабря, годовщина Штурма [162]. В этот день савойские католики неожиданно предприняли атаку на стены Женевы, но были отбиты и понесли большие потери.

— Мне, как видите, удалось преодолеть ваши стены, — улыбнулся Вольтер, когда ему навстречу бросились представители местной знати. — Вы меня не оттолкнули.

Разве потребовали они от Вольтера, чтобы он стал перед ними на четвереньки, как требовали того от Руссо два месяца назад? Разве собирались испытать его, задавая вопросы о религии? Разве стали они расспрашивать Вольтера о мадам Дени, племяннице, которая, как и Тереза, играла неоднозначную роль в его доме? Все это было не для великого француза, не для такого человека, который мог перечить самому Фридриху Великому! Наоборот, на него сыпались бесконечные предложения остановиться в том или ином богатом доме.

— Ну а где же все-таки жить? — спрашивал их Вольтер. — Ваши законы запрещают продавать собственность католикам.