Любовь и Ненависть - Эндор Гай. Страница 72

Священнослужители брызгали от ярости слюной. Но что можно было сделать с человеком, владевшим четырьмя поместьями в двух странах? Он, словно лиса, бегущая по четырем бороздам, почувствовав опасность, мог прошмыгнуть мимо в любом направлении.

К тому же этот человек никогда ничего не подписывает своим настоящим именем, он может поклясться на Библии, что невиновен. Нет, это не он написал свой знаменитый «Катехизис честного человека»! Честного человека! Обратите на это внимание! Смотрите, на титульном листе он, не испытывая никаких угрызений совести, ставит три буквы: Ж.-Ж. Р., инициалы своего великого соперника Жан-Жака Руссо.

Вольтер не первый раз отрекался от своего авторства. Он был очень осмотрительным в этом плане. Однажды один из его лучших друзей, когда они были вдвоем в тюремной камере, стал утверждать, что Вольтер — автор «Философского словаря». Тот возмущенно закричал:

— Лжец! Я — автор такой порочной книжки? Это самая чудовищная компиляция, которую я только встречал! Возьмите ваши обвинения обратно!

Его друг, смеясь, ответил:

— Да ладно, ладно, мой дорогой Вольтер! Мы же здесь одни. Что вы от меня скрываете?

— Неужели вы думаете, что это пустяк? Шутка? — напустился на него Вольтер. — Вы считаете, что можете заниматься со мной трюкачеством? Ну а что, если я скажу, что автор этого сочинения не я, а вы? Да, да: вы написали эту отвратительную книгу!

— Погодите, погодите, дорогой мой Вольтер, это же несерьезно!

— Несерьезно? Погодите, покуда я не сообщу о вашем авторстве властям. И предоставлю им доказательства! А пока ждите своего ареста. Скоро вас предадут пыткам, конфискуют вашу собственность. Подождите, покуда… Ха-ха! Вы уже, кажется, побледнели? Вы дрожите! Вам уже не по себе!

Действительно, дело это далеко не пустяковое. Для осуществления таких угроз потребовался бы всего один слуга, который якобы подслушал их беседу. Слуга-осведомитель. Больше ничего.

А вот другой пример. В центре небольшого кладбища рядом с его церковью в фернейском поместье стоял прогнивший деревянный крест с распятием. Какое прекрасное зрелище для его старых глаз! Христос, умирающий на кресте, на гниющем дереве. Это было напоминаем всем живым о смерти и тлене. При постройке церкви Вольтер как-то бросил рабочим: «Уберите эту старую виселицу!» Его замечание подслушала одна старуха портниха. И все началось! Старуха немедленно побежала к своему священнику в Моэнсе и рассказала обо всем, а тот поднял ужасный шум.

— Святотатство! — заорал он. — Святотатство! Кто посмел назвать крест виселицей? (Хотя для древних римлян это так и было.)

Он помчался в Ферней, чтобы убедить местного викария в том, что его церковь осквернена. А тот поставил на ноги весь приход.

Их Господь оскорблен! Оскорблен на Своем кресте! Что же это сулит их округе — какие бедствия, какой мор?

Собрав всех крестьян и организовав что-то вроде акции протеста, кюре Вольтера велел снять со звонницы его церкви все колокола, убрать купель, исповедальню, изъять Священное Писание и все это перенести в другое здание, расположенное на расстоянии нескольких миль отсюда. Подальше от святотатственных уст антихриста, которого Бог непременно поразит молнией. За этим последовал вызов из районного церковного суда. Вольтер должен был явиться лично, чтобы дать показания по поводу своего святотатства и осквернения святынь. Против него были выдвинуты такие серьезные обвинения, которые, по закону, могли отправить его на костер. Многие предсказывали, что, если он не покается, его ждет в лучшем случае петля.

И все из-за одного осведомителя. Это заставило Вольтера как можно скорее привезти из Парижа все книги по церковному праву, которые он принялся штудировать. Он ускорил строительство своей церкви. Он отдал приказ починить распятие, укрепить его на кладбище, покрасить золотой краской. Он обратился к друзьям с просьбой убедить влиятельного герцога де Шуазеля подписать петицию к Папе, в которой излагалась просьба Вольтера о предоставлении его церкви каких-нибудь святых мощей. Он развернул лихорадочную деятельность, а его крестьяне шептали ему вслед: «Ненавистник Христа!»

Ему приходилось терпеть, покуда он не освоил в совершенстве церковный закон, покуда не повернул его против священнослужителей. Он сам выдвинул против них серьезные обвинения! Вольтер осуждал их за использование церковного закона по своему усмотрению. Не дождавшись решения высших чинов, эти наглецы позволили вынести из его церкви Священное Писание. Подобные безответственные действия были запрещены еще в 1623 году. И повторно — в 1689-м. Ничего-ничего, он еще заставит попотеть этих церковников! Подождем — увидим!

Вольтер усилил свои дерзкие нападки на священнослужителей после того, как прибыла посланная Папой святая реликвия — деталь власяницы святого Франциска Ассизского [225].

Да, но где же хранить святыню, если нет церкви? Вольтер основательно переделал ее, но у него не было того главного, что делает церковь церковью: Священного Писания, колоколов, купели и исповедальни. Да, и священника, конечно. Придется возвращать святыню и обо всем сообщить Папе…

Незадолго до этого к Вольтеру явились два духовных лица, они потребовали пересмотреть все выдвинутые им обвинения. Они вновь организовали процессию к дому Вольтера… Но все каким-то образом успокоилось. Подумать только, весь сыр-бор разгорелся из-за противной старушки портнихи и пары слишком бдительных священников, дословно воспринявших его нечаянно оброненную фразу. А ведь могли бы и сжечь! Вот вам! Он ходил по лезвию ножа. Сколько бессонных ночей провел он, ожидая худшего. Правда, во Франции уже давно не сжигали. Но только одному Богу известно, что можно ждать от фанатиков, у которых развязаны руки. Фанатики и осведомитель. Страшно подумать. Такая взрывчатая смесь способна разнести на куски весь мир!

Неудивительно, что Вольтер хотел обеспечить себе тройную безопасность. Ему все равно, к какой лжи, к какому обману прибегнуть ради этого. Нужно воспользоваться своими титулами, своими четырьмя поместьями, нужно выжать все из собственного блестящего ума. Кроме того, он богат и у него есть влиятельные приятели как здесь, так и за границей. Нельзя забывать и о верности его многочисленных читателей.

И он сидел в своей башне, с удивлением и брезгливостью взирая вниз. Там, среди стада людей, копошился человек, который не ставил ни в грош все предосторожности Вольтера. Человек, у которого не было ни титулов, ни собственности, он никогда не задумывался, под чем поставить свою подпись, а под чем — нет. Он выпускал одну книгу за другой, а на титульном листе гордо красовалось его истинное имя — Жан-Жак Руссо, гражданин Женевы.

Он просто вынуждал власти принимать меры.

Надо признать, внешне Руссо вел себя почтительно по отношению к своему сопернику. Перед чужими людьми он даже поправлял Терезу, которая употребляла имя Вольтера без вежливой формы.

— Мадемуазель, прошу вас. Нужно говорить: месье де Вольтер.

Но все видели скрытую подоплеку.

Вольтеру не оставалось ничего другого, как утверждать, что Руссо подписывает свои книги не столько из-за своей храбрости, сколько из-за неуемной жажды славы. Его обжигает яростная зависть, его гнетет желание добиться такого же положения, какого достиг Вольтер. Ну, если не это, то, значит, он на самом деле безумец. Кто же в здравом уме подписывает в такое ужасное время свои сочинения?

Разве, например, подписывался барон де Гольбах под своим сочинением «Христианство без прикрас», при всем своем богатстве и влиянии? Выразил ли он хоть слабый протест, когда все газеты отнести это произведение перу Дидро? Или Дамилавилля. Оба они молниеносно опровергли свое авторство. А барон де Гольбах не вымолвил ни слова. Власти так и не знали, кого же арестовывать. Кого преследовать? Они были вынуждены довольствоваться обычной процедурой: «Палачу книгу разорвать и сжечь у подножия главной лестницы Дворца правосудия».