Созвездие Видений - Грушко Елена Арсеньевна. Страница 19
Север об этом не забыл при посадке, какой бы трудной она ни была. Но кто же допустил вот это?!
Мысли летели, летели, а Север тем временем торопливо раздувал огонек, разбрасывая угли по избе…
Старое, иссушенное дерево занялось враз, и скоро вспыхнул костер, да такой, что Север, который уже собирался убегать, был вынужден остаться и караулить пламень, чтобы тот не перекинулся на окружающий лес.
А деревянное племя стояло вокруг, следило за Севером, словно живое, но не приближалось, сторонилось шальных искр.
Он и сам не знал, почему остался. Опять вдруг подступило могучее, неодолимое чувство вины, как давеча у дуба, и Север не ушел, пока не погас пожар, хотя страх за Меду терзал его, а еще пуще томила тоска.
Он сам, своими руками отрезал себе, может быть, последний путь домой. Теперь остался только «Инд», и если с ним что-то случится…
Конечно, следовало бы вернуться на поляну, проверить «Инд», усилить защиту, а может быть, плюнув на все, дать старт, уйти к «Роду»… но вместо этого Север поглядел на солнце и, немного подумав, пошел на восток. Туда, где стояло селение людей.
Долго еще лежала Зорянка на траве, обессилев от слез, перемогая тоску-печаль. Вновь вдруг вспомнилось видение, мелькнувшее в ворохе сверкающих нитей, которые перебирали для нее Наречницы: она, Зорянка, глядит в лицо белоликой девы с закрытыми очами, во лбу у той зеркало, а в нем видит Зорянка себя же — в странных, тесных, куцых одеяниях… обочь Лиховид, одетый так же, и еще какой-то молодец, ликом напоминающий сокола… а напротив… Боги! Спасите! напротив когтистые, рыже-серые, и нет им счисления! Что это?..
Зорянка сжалась вся. Странное томило ее предчувствие. Мнилось, прощально шумят над нею деревья, прощально щебечут птицы. Или и они уже чуют грядущую погибель невров?
Да что проку лежать? Надо идти к деду. Надо спросить его совета — и совета богов, к тайнам которых он причастен.
Зорянка встала — и тут два серых вихря вылетели из чащи и замерли у ног. Рысени!
— Вы что здесь?! — грозно прикрикнула Зорянка. — Вы как могли покинуть Лиховида?!
Рысени виновато щурились, подмурлыкивали, тычась в ее голые колени, искали прощения. — Что?.. Неужто не устерегли?..
Рысени легли на траву, прижав уши, готовые принять самый ужасный гнев на свои повинные головы.
— Где же он теперь? — простонала Зорянка, враз позабыв всё свои печали и даже омертвелый Белоомут, ибо сердце ее с недавних пор знало лишь одно: любовь. И не было в нем места другой радости и другой боли, пока горел неутихающим пламенем этот пожар.
— Где он? Ищите, ну!
Радостно взрыкнули рысени, не услышав больше злости в ее голосе, и тотчас один из зверей, низко опустив голову, почти уткнувшись в землю, метнулся в лес. Зорянка же вскочила верхом на другого рысеня — и он тоже помчался вперед.
Но странно! Рысени почему-то устремились не в самую чащу, не к той поляне, где стояла изба Лиховида, а прямиком к селению. И не успела Зорянка опомниться, как открылось пред нею такое зрелище, что она тихим свистом остановила зверей.
На месте селения увидела Зорянка беспорядочную груду трухлявых бревен, словно после жестокой битвы на баралище. Невры стояли толпой, а старый Баюныч что было мочи колотил в било, и тяжелый звон плыл над лесом.
Зорянка вслушалась — и мороз охватил ее обнаженное тело, ибо выколачивал Баюн призывы Подаге и всем прочим богам явиться и полюбоваться на жертвоприношение, свершаемое в их угоду.
Людей словно бы пригибал к земле каждый звук, волны ужаса прокатывались по. их спинам, и Зорянка поняла, почему: на сей раз в жертву богам предназначался человек.
Кто?
И не успела Зорянка даже вообразить, кто бы это мог быть, лак толпа расступилась — люди прятали глаза, отворачивались — и Нецый вывел на середину прорицалища Подаги, где еще тлел воззженный Лиховидом — и им же прежде потушенный! — огонь, девицу… в небесно-голубом одеянии, с распушенными светлыми волосами… о боги! Вывел Нецый ее — Зорянку!
Все, все было ее: и волосы, и лицо, и одежда, и подпоясь узорчатая, и плетенные из липового лыка выступцы— до такой степени ее, что. Зорянка невольно провела пальцами по своему лицу и телу, проверяя, она ли это в самом деле здесь… а кто же там? Кто ею скинулся?
И, оцепенев от изумления, глядела Зорянка, как опустили ее… ту, другую… в заранее вырытую яму, засыпали землей… и на свежем холмике плотники тут же начали тесать бревна для новой избы, а все прочие расселись вокруг для поминальной стравы.
И вдруг…
Вдруг невдалеке затрещала чащоба, и из лесу вылетел Лиховид.
— Меда! — крикнул он голосом, полным такой тоски, что у Зорянки сердце зашлось, она и откликнуться не смогла, а люди заметались в ужасе.
Воистину, страшен был Лиховид. в изорванной одежде, окровавленный, избитый ветвями, изрезанный острыми травами, в гари и копоти.
— Меда! — вновь простонал он. — Что с нею сделали! Где она?!
Крик ужаса был ему ответом, и тогда Лиховид медленно поднял руку… на. пальцах что-то серебряно сверкнуло, и Зорянка узнала его оружие, оцепеняющее людей, зверей и птиц.
И тут метнулся вперед Нецый. Крутнулся вокруг себя — и вихрь заклубился там, где он был только что.
Еще более испуганный вопль пролетел над разрушенным селением. Кому не известно: тот человек может принять образ вихря, кого за какие-то злодеяния прокляли боги, Праматерь Природа. Что же содеял такого Нецый, что понесся вдруг бурею? И неизвестно еще что страшнее: вдруг возникший из лесу пришелец — или этот смерч-оборотень!.. Но что это? Стремительно кружась, вихрь обошел столпившихся, прильнувших друг к другу людей, словно заслоняя их собою… оберегая от прошлого, и настоящего, и будущего… — а потом, замкнув этот спасительный круг, грозно двинулся к чужеземцу, и трава, омертвев, припадала к земле там, где летел он…
Север вновь и вновь направлял парализатор в этот ужасный, погибельный смерч, но все напрасно, напрасно! И луч становился все бледнее, пока не угас вовсе.
Тогда, с досадой сорвав кастет, Север выхватил из ножен на поясе свое последнее оружие — и резко метнул вперед.
Свистнул воздух — летящий нож пронзил самую сердцевину смерча.
Раздался крик… и порыв бури исчез так же внезапно, как появился, а на землю упал нож, окрашенный кровью.
Север оцепенел. Значит, он убил — убил кого-то?! Мало того, что не успел спасти Зорянку, так еще и убил кого-то из людей! Из невров!
Он стоял недвижимо, будто это в него попал нож и пригвоздил к месту, но вдруг увидел, что люди очнулись от своего оцепенения и кинулись к нему, хватая на ходу топоры и оружие. И в тот же миг чьи-то легкие, мягкие руки обвили его, повлекли под защиту леса. Он, мало что соображая, увидел близко-близко залитое слезами лицо Зорянки… а рядом суетились лешие, тащили, подталкивали их в чащу, на два голоса торопливо бормоча что-то о Домовушке, который скинулся Зорянкою и отвел людям глаза, а ей наказывал передать вот это… и мягким, золотистым блеском засветилась в руках Зорянки имитограмма, которую когда-то подарил ей Север — в ту самую первую встречу на «Инде».
Увидев «яблоко», Зорянка наконец поняла, что Домовушки нет больше, и зашлась рыданиями, а к Северу вернулась способность соображать.
Неподалеку уже трещал угрожающе подлесок, разъяренные люди приближались, и он крикнул лешим:
— Выручайте, братцы!
Те застыли было, озарив Севера благодарным, счастливым сиянием зеленых глаз, а потом Шишко подхватил Севера одной рукой, Зорянку — другой и, вмиг взметнувшись выше самых высоких вершин, громадными шагами понесся сквозь лес, а Подкустовник, оставшийся далеко внизу, вырвал из-за пазухи какую-то гибкую жилу и, уцепив один ее Конец зубами, натянув, начал перебирать ее пальцами.
Тоскливый, гнетущий вой пронесся над лесом, словно бы завыла целая стая волков, и с неимоверной вышины, на которую был он вознесен могучими руками Шишка, увидел Север, что преследователи приостановились, и беглецы оторвались от них.