Синдром синей бороды - Витич Райдо. Страница 27

`Уж кто бы говорил', - глянула на него Вероника.

— Да пока мне не везет, но лишь пока.

— Собираешься жениться еще раз?

— Да, если найдется такая женщина, как ты. Умная, верная, хозяйственная, чуткая. К сожалению, пока это мечта, но кто знает, сбудется ли она?.. Да, ты в курсе, что бизнес Егора приходит в упадок? Год максимум и твой муж — банкрот. Ты думала, как будешь жить? На черный день что-нибудь отложено?

Вера хлопнула ресницами: новость. Нет, она подозревала, что дела Егора идут не очень хорошо, но чтоб до такой степени?

— Он ничего не говорил.

— А вообще что-нибудь говорит? Спорю — нет. Он из тех, кто не считается с мнением женщины.

`Куда ты клонишь'? — спрашивал взгляд Вероники.

— Не пойми меня превратно, я очень люблю Егора, он мой брат, честнейший человек, но никто из нас не застрахован от ошибок. И многие из них оказываются роковыми. Однако кого винить в том? Только себя. Я всегда относился к вам с большим трепетом, но как ты могла заметить, старался свести наши встречи на нет. Не знаю, понимала ли ты — почему? Задумывалась ли об этом?

— Да, я понимала, что ты не хочешь видеть меня, потому что я похожа на Иру, и тебе больно.

— Да, поначалу так и было, — Вадим изобразил сумятицу чувств на лице, нагнал во взгляд печали и нежности, и выдал. — Буду откровенен с тобой — я влюблен. Давно. В тебя. Не знаю, в какой момент это случилось. В какой миг все, что я испытывал к Ире, перенеслось на тебя. Но я молчал, боролся с чувством, как боролся с любовью к твоей сестре в свое время. Наверное молчал бы и дальше не смея потревожить тебя, однако вижу что ваши отношения с Егором несколько разладились и хочу предложить тебе: выходи за меня. Я буду здесь еще пару недель и больше не затрону данной темы, но перед отъездом вновь напомню о предложении. Подумай Вера. Захочешь, расскажи Егору. Но мы не дети, чтоб ставить в известность о наших планах мужей, детей. У меня огромные связи, стоит тебе сказать — да, и буквально за неделю будет оформлен и развод и наш с тобой брак и визы на выезд. Тогда и можно будет что-то решать с детьми. Я буду лишь рад, если мы будем жить все вместе. У меня слишком большой дом даже для четверых, а капитала хватит и правнукам.

`Заграница'! — вздохнула женщина и зажмурилась на пару секунд: Ее голубая мечта: свобода, светские рауты, элитные бутики, поездки на уик-энд в Париж или Стокгольм, Лондон или Осло — вечный праздник души…

— Но как же Егор?

И не возмущений, ни угроз поставить в известность Егора о столь возмутительном предложении. И даже тени мысли о совершаемой подлости по отношению к мужу не мелькнуло в глазах женщины.

Вадиму стало противно до дурноты. Он отодвинул печенье, и доиграл сцену до конца, придавив ненужные эмоции аргументами рассудка:

— Я обеспечу и его. Мы с ним кое-что задумали. Вижу, он не посвятил тебя в тонкости дела. Значит так надо. Надеюсь, ты не выдашь меня? — улыбнулся просительно.

— Э-э… все сказанное тобой настолько неожиданно… Да у нас есть некоторые проблемы с Егором, но… все же мне нужно подумать…

— Думай. Я буду ждать, сколько б ты не решала. Но пока, чтоб не было ненужных подозрений и разговоров мы останемся друзьями, создадим видимость ровных отношений. Согласись волновать детей и Егора заранее не стоит.

— Да…

— А с детьми я буду сближаться. Не подумай дурного, нам будет на руку их лояльное отношение ко мне. Союзники в таком деле не повредят. Повторю — я буду рад, если мы будем жить вместе. Надеюсь, ты примешь правильное решение.

И вышел, оставив женщину в растерянности и полной сумятицей в голове. Вероника тупо разглядывала содержимое своей чашки и пыталась переварить винегрет из информации, что преподнес ей Вадим вместо завтрака.

Маша встала ближе к десяти. Прошлепала на кухню завтракать, мило улыбнувшись дяде, и заверив, что она быстро попьет чай, и они продолжат вчерашнюю прогулку.

Вадим принялся осматривать библиотеку брата в ожидании племянницы. Нашел достойный внимания том, и сел в кресло напротив открытой двери, чтоб слышать любое движение в прихожей. Вот только кого он ждал: Машу или Лику? Пожалуй, Лику. Ее он еще не задействовал в игре, не поставил на шахматную доску, а партия уже началась. Возможно девушку стоит сделать королевой…И вздохнул — потому что дурочка? А ты Вадим Греков — негодяй. Вольно тебе над этой сворой изгаляться, а девчонка-то чем провинилась?

Ответ найти легко, да беда в том, что любой ответ — фальшь. Перед собой, прежде всего. Ну, столкнет он Лику с Ярославом, вбив таким образом клин меж отцом и сыном, любовницей и любовником, а где то сладкое удовлетворение, что рождается лишь от мысли реванша? С Верой понятно — не жаль, и чтоб не сделал — мало. С Машей? Девчонка умна и достаточно сильна, чтоб любые невзгоды принять как урок, и поднятся после любого толчка в спину, даже после нокаута. Нет, ее тоже не жалко. Егор? А для него и жалости нет, лишь глубокое сожаление о том, что он — брат. Ярослав? Вопрос решенный. А вот Лика…

Странная девушка. Ходит к знакомым психологам Вероники, устроена в семью Грековых, как протеже Егора. Нравиться Ярославу, но категорически не нравиться Вере. Маша же к ней относиться холодно, но ровно, как к прислуге, не смотря на то, что возраст девушек приблизительно один. Да и похожи в чем-то: высокие, стройные… Стоп! Книга захлопнулся в руках Вадима, от пронзившей мужчину догадки: а если Лика — дочь Егора?

И тут же Греков качнул головой — невозможно. Брат любит своих детей, гордиться ими, и при случае всегда рассказывает о их достижениях, неудачах, взлетах и поражениях. Если б Лика была дочерью Егора, Вадим бы о том знал. Да и не стал бы брат устраивать внебрачного ребенка в свою семью, не настолько он глуп, наоборот, слишком просчитан.

А любовницу, пожалуй пристроить мог, если та бывшая или будущая. Если отношения загасли, а чувство долга или надежда на продолжение осталась. Или если Лика нравиться, но не дается…

Бред.

Тогда кто ты, Лика — Ларика? Прототип Куприновской Олеси?

Вадим посмотрел на книгу в своих руках — а ведь именно Куприна он и взял с полки брата. Мистика?.. Да нет. Рядовая случайность коих по десятку в день.

А если впасть в детство и получить ответ старым способом, открыв любой том наугад? Нет, Куприн не подходит, лучше что-нибудь нейтральное.

Вадим встал и, положив том на место, закрыл глаза, положившись в выборе на интуицию. Рука вытянула толстую книгу. Вадим открыл глаза — Три века русской поэзии. Ага, ага — подходит. Итак, вопрос: кто ты Лика? Закрыл глаза и открыл книгу.

Палец ткнул наугад.

`Шептали мольбу ее бледные губы, рука подаянья ждала.

Но плотно мы были укутаны в шубы, нас тройка лихая несла,

снег мерзлый взметая, как облака пыли…

Тогда в монастырь мы к вечерни спешили'

Прочел Вадим холодея. Ему стало страшно и стыдно. И не было больше вопросов и не нужны были ответы, и больно от одной мысли, что он готов был вписать ничего не ведающую девушку в свое уравнение мести.

Минута другая размышлений и Греков убрал книгу, и выгнал из головы ненужные сантименты. Мистика ему сейчас не нужна, а жалость — не по карману.

`Вообще-то я нормальная. Абсолютно. Просто по голове тюкнутая', - подумала Лика, глядя на себя в зеркало и нащупала неровный рубец над виском. Он тянулся почти ото лба и до затылка, но густые волосы, её и мамина гордость, надежно скрывали след беды. На теле. В душе рубца так и не образовалось. Ни мама, ни Егор Аркадьевич, и заботливый медперсонал, ни светила психиатрии и психологии не смогли подшить эту рану, и она постоянно давала о себе знать.

Девушка панически боялась машин, темных улиц, закрытых дверей, замкнутого пространства. В её квартире всегда горел свет — так она гнала страх и тьму.

Дверей нет, кроме двух, закрытых крепко, на замки — входная, и мамина. За ней маленькая комнатка, в которой жила и умирала Ликина мамочка. Жила ради дочери и умерла из-за неё. Жила, не видя ничего хорошего, и умерла, так и не узнав вкуса покоя, счастья. Она всегда работала, и никогда не жаловалась. Девушка не помнила, чтоб она плакала, исключая те дни, что Лика лежала в больнице, и не помнила, чтоб мама сильно радовалась, опять же исключая тот день, когда девушку выписали.