Синдром синей бороды - Витич Райдо. Страница 29

— И мне, — хмыкнула та, с презрением оглядев заплаканную физиономию домработницы. Хлопнула еще одну салфетку на стол, список пододвинула. — Бери, и приступай к работе.

`Вот и весь разговор', - вздохнула Лика: `Один выход остался — с гостем поговорить'.

Да беда в том, что рядом с Вадимом у неё одно желание возникает: прижаться к нему и забрать себе хоть частичку мучающей его боли, растопить лед печали, развести муть на сердце, отогреть теплом, и показать кусочек неба с пушистым облаком, сквозь которое пробивается лучик солнца. Смотри Вадим, смотри! Солнце!…

`Нелепая мысль, глупое желание, но на то мы и люди, чтоб мечтать и верить, что наши мечты когда-нибудь сбудутся'.

— Лика не нравится тебе, — скорей констатировал, чем спросил мужчина, садясь за руль. Маша села рядом, тщательно расправила полы пальто на коленях, поправила волосы, делая вид, что не слышала фразу Вадима. Вот только лицо у нее было слишком угрюмым, чтоб поверить в ее глухоту. Да и взгляд внимательно оглядывал дворовый пейзаж, знакомый до мелочей и ничуть не изменившийся за ночь.

`Любопытно', - прищурился Греков, выезжая через арку. И, пожалуй, промолчал бы, да мысли то и дело возвращались к странной девушке, что интересовала его больше, чем любой в семье брата. Блажь ли это, помутнение рассудка, или естественное желание любознательного человека разгадать загадку домработницы? Впрочем, какая загадка может быть у домработницы? Большеглазой простушки, наивной, как ребенок?

— Сколько ей лет?

Этот вопрос, как ни странно Маша расслышала:

— Двадцать три, кажется. Она что-то около двух лет или чуть больше старше меня, — ответила, пытаясь быть вежливой, но комментарий получился угрюмый. Девушка отвернулась, уставившись опять в окно.

`Не нравится ей тема разговора… А по возрасту выходит, что Лика родилась когда я был в армии. Нет, дочерью быть не может. Тетка бы обязательно оповестила, Егор бы не удержался. Да я бы и сам заметил, когда уже вернулся, что… А что, собственно? Что он пропадал с утра до вечера? И я знал где? Предполагал — с Верой, но факт ли? Да и не было мне тогда дела до него: Ирка с утра до вечера в голове была', - думал Вадим, мрачнея в попытке понять, что его больше мучает — тайна происхождения Лики или тот факт, что она может оказаться как дочерью, так и любовницей Егора?

— Давно она у вас работает?

— Два года, — нехотя ответила Маша через пару минут. В салоне опять повисла гнетущая тишина.

— Лика твой враг?

— Нет уже, — ответила тихо, скорей себе, чем мужчине и потому не заметила, что проговорилась.

— Как понять `уже'? Были трения, но вы пришли к консенсусу и теперь соблюдаете нейтралитет? А трения были на бытовой почве?

— Я сказала `уже'?.. Нет, оговорилась. У нас не было трений, и не враг она мне. Крези обыкновенная, было б с кем ругаться. Вообще-то я не думала, что мы будем обсуждать автобиографию нашей прислуги.

Вадим выгнул бровь, уловив презрительную интонацию очень похожую на проявление банальной ревности. `Прислуга' — резануло ухо, заставило, и удивиться и насторожиться. `Врет девочка, были у них ссоры и по всему видать — крупные', - решил Греков, но промолчал. Позже вернется к разговору. Спешить ему пока некуда.

— Хорошо, умеешь ты уговаривать — обсудим что-нибудь другое. Осень, например, — примирительно улыбнулся Вадим. И получил в ответ благодарный взгляд:

— Нет, ты не подумай плохого, просто Лика не тот человек о ком стоит говорить. Есть более примечательные личности.

— Кто, например?

— Ты, мама…

— Папа?

— Да, и папа, — вздохнув, отвернулась к окну. Вадим рассмеялся:

— У меня возникло чувство, что я разведчик. У тебя есть какая-то тайна, и я тебя пытаю с целью ее выведать.

И по взгляду девушки понял, что не далек от истины:

— Действительно есть какой-то неведомый мне секрет?

— Вадим, я не готова обсуждать эту тему, тем более, что секрет не только мой.

— Но и отца? У вас договоренность: ни слова врагу! — шутливо заметил мужчина. — Но я не враг, Маша, — и качнулся к ней. — Тем более своей очаровательной племяннице и брату. Однако и изображать агента 007 не буду, не мое амплуа… Как думаешь, выпишут тебя?

— Не знаю. Хотелось бы еще дома побыть, пока вы гостите.

— Ну, что ты выкаешь, Маша? Договорились же. И не огорчайся, мне пока нравиться гостить, так что уезжать в ближайшее время не собираюсь, еще повеселимся, устроим налет на магазины и рестораны. В кино сходим — сто лет не был в кинотеатрах. Немного изменим режим дня: буду забирать тебя после института и катать по Питеру. В казино хоть раз была?

— Нет.

— Предлагаю восполнить пробел в знаниях и посетить сегодня казино. Как предложение?

— Особого желания нет, — пожала плечами. — Но и возражений тоже.

— Договорились. Значит, после поликлиники едем в бутик за шикарным платьем и вечером поражаем аборигенов своей неотразимостью!

— Вы шутите! — рассмеялась девушка.

— Нет, я тебя завлекаю, — улыбнулся и Греков.

— Как рыбу в сети.

— Ага, а потом съем.

— Вы кровожадны?! Можно я в родительской клетке посижу?

— До пятидесяти лет? Не могу позволить. А кто потешит мое мужское самолюбие? Представь завистливые взгляды игроков, когда мы будем входить в фойе казино. Такая грация с каким-то стариком!

— Ты все шутишь! Никакой ты не старик, да и я для грации слишком угрюма. В маму, мне дома больше нравиться, чем на тусовках.

— Замечательно, но дома ты насидишься после моего отъезда, а пока я в Питере изволь веселиться. А то, что ж я буду вспоминать длинными холостятскими вечерами на чужбине?

— Сидя у камина с бокалом элитного вина? — хитро прищурилась Маша.

— Да, забытый, печальный, с таким же как я, одиноким бокалом давно забытого и старого вина, — в притворном огорчении вздохнул Вадим, — какого-нибудь перно одна тысяча семисотого года.

Маша рассмеялась:

— Не верю!

— А вы Станиславский, мадмуазель?

— Всего лишь, Мария Грекова. Но мне достаточно. Главное ведь не кто ты, а что.

— Интересно. И что ты?

— Человек, надеюсь — личность. В свое время была гадкой девчонкой, каюсь, но время превалирования эмоций прошло, и наступил вдумчивый штиль. Характер подвергся шлифовке, взгляды и действия корректировке. Не скажу, что мне было приятно признать себя пустышкой и попытаться что-то исправить, но удалось. И я горжусь своим достижением.

— Какие ломки ради… а ради чего? Вернее, что послужило их причиной?

— Один очень не красивый поступок. Не то, чтоб мне было стыдно за него… Тогда — нет, я была уверена в своей правоте, а потом… Папа великий воспитатель. Он преподал мне урок дальновидности, показал, что не все то белое, что бело, и не все черное, что темно. А еще показал, что у каждого действия есть последствие и порой такое, о чем мы и не подозреваем, не предполагаем, хоть порой и тщательно просчитываем варианты, но итог бывает, противоположен задуманному финалу.

— Мудро, — посерьезнел Вадим.

— Да. Теперь я всегда думаю, прежде чем делаю, стараюсь не торопиться с выводами. Правда терпимости от этого не прибавляется, но может, с годами и ее будет хватать? Тем более живой примет перед глазами — мама. Она всегда ровна и не спешна в суждениях, а терпение у нее поразительное. И понимание беспрецедентное. А раньше мне казалось это не достоинства, а недостатки, и она нетерпима, а заморожена. Живет в своем мире, в домике — кухне. Помните, как в детстве играли: я — в домике, я — в домике! Вот и мама также, закроется и плевать ей на нас, на весь мир, только не трогайте. Поели, уроки выучили? Идите, гуляйте. Я обижалась, даже одно время думала, что она пьет. Сидит на кухне и тупо накачивается вермутом или водкой. Но спиртным от мамы не пахло, и бутылок в доме не прибавлялось.

— Чтоб напиваться, нужен повод, а чтоб каждый день — очень веский, например — апокалипсис всей жизни.

— Повод-то как раз был, — протянула задумчиво Маша.