Школа Стукачей - Килластор Винсет. Страница 10

Часть толпы быстро рассеется, смешается с машинами, перелетит через заборы, раствориться в прилегающих улочках.

«Болгарские огороды» — это место называется — «болгарские огороды» — в такие минуты в голову лезет самая неожиданная всячина.

Внутри меня туго сжимается пружина — бежать!!! Бежать! Бежать!

Петляя как заяц, бежать с сердцем, бьющим в стенки желудка, бежать пока хватит дыхания.

Вот он момент — ну! Сейчас-же! Беги! Беги! Беги! Давай же!

Душа уже непросто кричит пульсом в ушах, она истерически вопиет — ну! Тело же в ответ каменеет, наливается свинцом и в том месте, где был желудок, возникает вакуум.

Иногда в толпе или незнакомом месте вдруг увидишь неземной красоты девушку. В ту же секунду понимаешь — если не подойду к ней сейчас — всё. Она навсегда исчезнет из моей жизни ещё одним упущенным шансом.

В этакий момент вся суть моя разрывается на части, борясь сама с собой. Вот, вот сейчас, вот сейчас подойду, уже поворачиваюсь чтобы сделать шаг и готовлю в голове первую фразу — в этот момент за ней захлопываются двери метро. Уф… ну, и, слава Богу. Не судьба…

Ни один из нас не двинулся с места за те 20–30 минут пока оставшийся со второго воронка солдат менял колесо. Почему?

С раннего детства общество прививает нам покорность перед властью. Семья. Школа. Пионерская организация. Не смотря, до какого бы абсурда власть бы не доходила, мы автоматически прогибаемся.

И я боюсь, что мы не побежали бы в тот день, если и даже знали, что автоматы у солдат не были заряжены…

Я всегда злюсь на себя когда вспоминаю тот момент — почему не побежал? Почему? Мог ведь?

Безвозвратно упущенная возможность. Как та девушка в метро…

Не упускайте таких моментов, друзья. Если уж вы горячий и импульсивный человек, с размытой шкалой ценностей, как ваш покорный слуга, бегите из-под конвоя, как только представится возможность…

* * *

Знаете, как по-узбекски сказать «хорошее настроение»? «Яхши кайфият!»

Вторую неделю уже регулярно отрабатываю на жилую мутановские cпецгруза. Наловчился. Выработал систему. Заматерел. Кайфият постоянно — яхши.

В баню хожу теперь исключительно в котельную. Вот уж где настоящий парок-то, в самом эпицентре! Переодеваюсь у Мутанова потом, на втором этаже. Это предлог. Конспирация.

С удовольствием там же перекусываю. Это зарплата. Пыхаем. Это десерт. Частно Мутанов испытывает на мне новую порцию дряни полученную через спецбрата. Мне роль подопытного кролика-дегустатора очень по-душе. Потом отваливаю к себе, в штаб промзоны, уже навьюченный очередной шпонкой.

Операция «ловкие ножницы» в ТБ, пару папирос с каждого шпонаря в личный фонд. Это бонус. Фонд защиты нарядчиков. Вымирающий вид!

Кабинет Суюныча теперь буквально нашпигован моими пятачками из фольги. Если бы они могли светиться — было бы похоже на рождественскую гирлянду. Я курю, обмениваю дурь на товары и услуги, делаю подарки нужным людям, а запас все не истощается.

Шпонарь ложится под карточки, под самый низ — и на съём. Или грудь в крестах — или голова — в кустах! Гусарская рулетка — опасная игра.

Говорят, что прыгать с парашютом страшно не в первый раз, а все последующие, с каждым новым разом — все страшнее. Постигаешь степень риска. Если так — это святая правда. Страх накапливается и не уходит даже во сне. У комфорта в зоне всегда есть обратная сторона. Не верите, спросите Ходорковского, он тоже сейчас гасится где-то в библиотеке, клубе или каптёрке.

Я видел однажды, как одного незадачливого галошного мафиозофраерилу после пиздюлей отливали в оперчасти водой из ведра. Боевое крещение. Очнись, во имя отца и сына… Это напоминало сцену из кино про белых. Все было бы смешно, если бы не вероятность попасть туда самому.

Так что теперь этот «допрос с пристрастием» (придумали же оборот) снится мне почти каждую ночь.

Меня палят, жестоко пиздят, отливают водой и снова — «Откуда взял? Ах, нашел? Ну, на тебе, сука, «нашёл!» Отнимут все здоровье изуверы. Как пить дать отнимут. Эх, житуха! Не сегодня-завтра…

Постоянный страх запала заставляет меня укуриваться через каждые несколько часов. Это поддерживает притуплено-похуистический анабиоз. Гнусное судебно-медицинское словечко «эйфория» в отношении плана мне не нравится. Это анабиоз анаши! Думаю посвятить этой теме целую монографию, главное не торопите меня, хорошо?

Думать тогда стараюсь только о хорошем. Или не думать совсем.

Это нетрудно если курить столько, сколько я сейчас.

Удивительно, но обкурка помогает не ошибаться с количеством карточек! Сосредотачиваюсь, будто ничего важнее в мире нет.

А может уже просто руку набил?

За то на перекличке весёлые буквы так и прыгают перед глазами, и я в очередной раз путаю всех этих моих турзы-мурзы.

Зэки битым взглядом уже подметили, что меня прёт как судака на каждом разводе-съёме и даже прониклись симпатией. Несколько раз слышал за спиной — «вон-вон, пошёл, наш Нарядчик-Кумар!».

Да и потом уже пошла гулять слава о том, что я никому не отказал в визе на промку, ну не могу я сказать «нет», а иной раз соглашаюсь поставить чью-то карточку, чтоб быстрее отъебались и не мешали медитировать на белую стену кабинета.

Анаша располагает к одиночеству и созерцанию. В маленьком кабинетике по технике безопасности бушует огромный мир. Я обкуриваюсь и путешествую, где заблагорассудится. Тур-агентство художника Мутанова: «Не знаете что подарить человеку у которого все есть? Подарите ему тур нашего агентства!»

Покидаю транс только чтобы пожрать и провести съём.

Сигарет с фильтром скопилось уже достаточно на две машки, но готовить по накурке это такой напряг, вроде как одновременно рисовать и сочинять музыку.

За маленькую пяточку дури шустрый поварёнок Миша Астахов приносит мне перед съёмом пол-литровую баночки жарганки, которой балуют себя искушённые в гастрономии повара. Папский фаст-фуд.

Это мой ужин. А обедаю, как я уже вам говорил, у наркохудожника Эскабара Мутанова. Поверите — налаженный быт, это основа благополучного отбывания срока. Инстинкт выживания — самый мощный. Гораздо мощнее чем, даже, инстинкт дрочевания. Очень хочется встретить человека, у которого система внутренних моральных ценностей пересилила бы этот гнусный инстинкт. Обрею голову и отправлюсь с покаянием в монастырь в тот же день.

Жизнь теперь сытая, но более рисковая, чем в библиотеке. Хотя, во всяком случае, не надо пресмыкаться перед господином Дильшодом.

Да и потом мой импульсивный характер — нет в жизни экстрима?

Дык я его создам!

Ещё от усиленного питания очень сильно хочется Женщину.

Это у вас на воле — бабы. А посидите-ка с пару лет — станут Женщины. А ещё пару сверху — уже Леди. Королевы. Феи. Волшебницы!

Цветы райские.

А вы знаете, что на них приятно даже просто смотреть! Просто говорить с ними уже счастье! Это же лучшее чем Бог украсил землю!

Видите их каждый день, вот и пресытились вы, неразумные! Заплыли жиром ваши глазки. Не цените счастья.

А вот представьте — ка: проснулись с утра — нет женщин. Ни одной.

Вот кошмар-то! А мне так просыпаться ещё лет эдак около семи…

Ни дома, ни в метро, ни на работе. Никаких. Ни малолетних беспомощных в хозяйстве мокрощёлок в узких, иногда выдающих трусики, джинсах, ни начинающих вампов в дублёночках с осиными талиями и лёгким прозрачным шлейфом французского парфюма, ни пожилых, со следами былой привлекательности, графинь. Ну, ни одной! Даже завалящей алкашки, танцовщицы привокзальных менуэтов, и то нет! А вы и такой уже были бы рады.

Женщин НЕТ. Нет изо дня в день. Нет годами.

Вот тут я на вас и посмотрю, умников, умудряющихся дрочить при таком обилии мёда вокруг! Спешите же, неразумные! Не ведаете своего будущего! Запасайтесь материалом для последующих самозабвенных мастурбаций во вверенных вам кабинетах по технике безопасности!

Вас ведь не просто в тюрьму посадят, у вас вдобавок ко всему отберут ваших милых женщин. А это всегда одинаково паскудно — был ли у вас гарем или одна единственная, с попой — центром вселенной.