Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ) - "Gromova_Asya". Страница 55

– Хейвен самая младшая из старшей группы трибутов – ей девятнадцать. Многие из профи старше ее на пять-шесть лет. О детях и говорить не приходится – десять, девять, двенадцать лет. Койн играет не по правилам, но я боялся сказать, зная, как дороги они тебе. Но теперь, когда ты знаешь правду скрывать это от тебя просто бессмысленно…

Я смотрю будто сквозь него. Его слова ранили меня глубже всякого оружия – Койн. Нет – нельзя! Это не по правилам Игр! Она ни имеет права! Я вскакиваю на ноги и отталкиваясь от поверхности ковра, мчусь к двери. Я остановлю это рано или поздно, ценой своей жизни, или …

Неожиданно чувствую крепкую ладонь напарника на моем плече.

– Нет, Китнисс.

– Не говори мне «нет». Ты знаешь, что мы обязаны остановить! Теперь, когда у нас есть неопровержимые доказательства ее лжи! Люди пойдут за нами!

– Они хотят отмщения и им абсолютно плевать, кто умрет, – спокойно отвечает он.

– Нет! Нет! Слышишь меня – нет! Я не позволю, я не сдамся! И ты не смей сдаваться ей, Пит!

– Я не сдаюсь, Китнисс. Я жду. Я жду того момента, когда они все покажут на что способны, – шепчет он.

Его руки скользят к моей талии. Лунный свет касается его глаз, и я замечаю прежний блеск лазури. Но теперь, к нему примешивается нечто, что слишком знакомо мне, чтобы определить это.

– Скажи мне – это ведь не та правда, о которой мы говорили?

Я чувствую кровь на своих губах. Губа слабо пульсирует отрезвляя мой рассудок. Вновь поднимаю взгляд и спокойно отвечаю:

– Нет.

– И о какой правде идет речь?

– Теперь это уже не важно. Важно то, что я не позволю ей, Пит. Не в этот раз.

– Ты всегда думаешь о ком-то. Всегда утверждаешь, что ты слишком сильная, чтобы позволить себе такую слабость, как чужая помощь и сострадание, – говорит напарник, – Но ты слабее меня, Китнисс. Слабее Хеймитча или Гейла. Ты – девушка, и ты нуждаешься в защите.

– Она нужна детям, – хрипло отвечаю я.

– Я и Хейвен – что ты знаешь об этом?

– Это твоя личная жизнь – я не желаю вмешиваться в нее. Ты вправе быть с тем, кого любишь. Тем более теперь, когда ей оказалось…

– Теперь, когда это не будет похоже на изнасилование, правда? – сипло спрашивает он.

Я чувствую, как наливаются свинцом мои ноги. Как глухо бьется сердце. Как глаза стекленеют водной преградой.

– Я прав?

Я по-прежнему молчу – мне просто нечего ему ответить. Слабость и сонливость самое малое, что я могу испытывать. За все то время Тренировок, я впервые чувствую, как устала. Все это слишком для меня – он издевается надо мной. Он переспал с этой девушкой – фактически заключенной – чтобы отомстить мне.

– Пит, я безумно устала. Мне пора.

– Господи, Китнисс…– выдыхает он.

Прежде, чем он убирает свою руку, я замечаю почти болезненное выражение его лица.

– Спокойной ночи, – прощаюсь я.

– Спокойной ночи.

Шаг. Еще один. Я оказываюсь около двери. Слабо вздыхаю, так, что одна предательская капля соскальзывает с подбородка. Прохладный метал ручки двери, касается моей руки. Моя грудь вздымается от бесконечного потока воздуха входящего в легкие. Дверь поддается. Я хочу обернутся, но понимаю, что это не приведет ни к чему хорошему. Ни сейчас. Ни завтра. Никогда.

Ни-ког-да.

Никогда.

НИКОГДА.

Моя нога опускается за порог комнаты. Грохот заполняет мои уши. Чувствую спиной холодную древесину. Жар, расползающийся по телу. Теплые касания нежных рук.

Прежде, чем успеваю открыть глаза, понимаю, что прижата к двери. По собственнически. По настоящему. Губы Пита накрывают мои, как никогда прежде. Это отчаянное желание быть со мной, это резкий вдох сквозь череду поцелуев, это рука, что обвивает меня. Мы тесно прижаты к друг другу – будто так было всегда. Будто мы единое целое, утерянное где-то во времени.

Его язык прорывается в мой рот, и я слышу свой слабый стон. Мои ладошки стискивают его волосы, и я покрываюсь мурашками, когда пряди пшеничных волос рассыпаются сквозь пальцы. В одно мгновение его рука откликается на мое движение, сжимая лямки моей спальной майки. Я чувствую холодок, проходящий по коже, но знаю – это ничто по сравнению с тем жаром, что разгорается внутри меня.

Его ладонь на моем животе поднимается все выше, и когда я ощущаю, что он добрался до моего нижнего белья, я словно впадаю в ступор.

– Скажи мне… – сипло просит Пит, – Скажи мне и я остановлюсь…

Но я не отвечаю. Не отвечаю так – как ему хотелось бы. Мои губы находят его прежде, чем напарник успевает что-либо возразить и последние слова теряются в нашем поцелуе.

Под его кожей бьется бешенный, словно отвечающий моему, пульс. Он отрывается от меня только для того, чтобы стянуть надорванную ткань майки. Я стараюсь не думать о том, что сегодня ночью он увидит меня голой. Это мелочи. На самом деле, ни черта не мелочи, но…

От шеи, от бьющейся не шее вены, он спускается к ключице, не выпуская меня ни на секунду. Мы так похожи – мы оба боимся потерять друг друга. По крайней мере сейчас. Просто – пожалуйста, пускай он не уйдет, не отступится. Пускай именно сейчас, когда я чувствую НАС, он останется рядом. Поцелуи обжигают кожу, как если бы меня жгло раскаленное железо, но это не приносит боли – только удовольствие. Я удивленно выдыхаю, когда я чувствую его губы на своей груди. Он дразнит меня, вызывая только вспыхивающее пламя. Что ж теперь меня по праву можно назвать Огненной Китнисс – я готова поклясться, что сделана из огня.

Выгибаясь ему на встречу, слышу его сдавленный хрип.

– Пит…

Я не узнаю собственного голоса. Молящий, просящий, почти потерявший надежду голос, наконец, нашел свою опору, свою недостающую часть.

Он отпускает меня, но только для того, чтобы перехватить мои руки. Пит смотрит немигающими, словно остекленелыми глазами.

– Скажи, что это не подачка Мелларку из прошлого. Скажи, что ты не собираешься умчаться к другому, когда все это кончится. Скажи, что ты реальна.

Я обомлела. Эти слова, словно косвенное признание. Реальна? Он мечтал об этой ночи? Все, что я могу сделать, это хватать ртом воздух.

– Я реальна, Пит. И это не подачка. Все, чего я могу только желать ,чтобы ты выкинул ее из головы… Чтобы то, что ты чувствуешь к ней, ты чувствовал ко мне. Это эгоистично, но я хочу быть эгоисткой и не хочу делить тебя с Хейвен…

Прежде, чем я успеваю поднять помутневшие глаза на своего напарника, он отпускает меня и возвращается к кровати. Я хочу закричать. Броситься к нему. Но этого и не надо. Он останавливается у кровати и долгим изучающим взглядом смотрит на меня. Как он может вести себя так спокойно, как будто только что ничего и не было? Я до сих пор чувствую жуткое трепетание сердца, жгучее пламя желание, обезумевшую тягу к его телу. Но я не настолько красива как Хейвен: у меня нет тех прекрасных волос, бедер, кругленького личика, красивой груди, звучного голоса…

– Иди ко мне, – хрипло, почти гортанно просит он, – Не как подруга, не как партнер на Играх или девочка, которая знает песню Долины. Как девушка, Китнисс…

Я уверенно делаю шаг навстречу. Пальцы скользят к ткани шорт, стаскивая ненужный предмет гардероба. Я не стесняюсь – впервые в жизни я чувствую, что это необходимо. За ними следует нижнее белье. Когда я остаюсь совсем нагая, к лицу приливает краска. Черт, не так просто, как казалось на первый взгляд…

– Господи, Китнисс…

– Если хочешь, чтобы я замерзла, так и скажи… – нервно шучу я.

Но он откликается мгновенно – губы прижимаются к моим: требовательно, резко, почти грубо. Кровать обдает меня холодом, но на самом деле мне чересчур жарко – я задыхаюсь.

Его руки скользят к моей талии, незаметно, почти невесомо касаясь груди. Он опускается ниже и проводит рукой по внутренней стороне бедра – мне кажется, я забьюсь в иступленных конвульсиях, это слишком. Голод расползается по мне и поселяется в каждом клетке тела. Я хочу его. Я хочу принадлежать ему. И это все о чем я могу думать. Неожиданно его руки касаются меня, и я вздрагиваю. Как будто ток прошелся и замер в каждой вене. Стон вновь сорвался с моих губ, но теперь, кажется, был слишком громким.