Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ) - "Gromova_Asya". Страница 56

Он наклоняется ко мне, и я целую его в полураскрытые губы. Мягко. Неимоверно. Желанно. Руки находят ткань полотенца, которое, все еще, противясь законам физики, продолжало обвивать его бедра. Рельефный пояс, впадинки костей бедер над полотенцем. Я слабо касаюсь его талии и он словно завороженный не сводит с меня взгляда.

Я слишком неумела для откровенных ласк. Его глаза напоминают мне непомнящий взгляд Хеймитча, вздернутый пеленой хмеля. Но лазурь, морской прибой и блеск его глаз слишком понятен мне – он хочет меня, точно так же как и я его.

Ткань спадает с его талии. Я делаю такой нужный и недостающий вздох, и, будто отвечая мне, Пит слабо улыбается и целует меня в висок. Я боюсь – понятия не имею, что должна делать и если прежде, за все отвечало мое желание то теперь, я впадаю в ступор. Слишком быстро? Да какое к черту быстро?! Мы столько прошли вместе, чтобы теперь сказать «Подожди, мы торопим события». Я просто лежу под ним, стараясь уследить за тем, как его пальцы скользят по моей коже.

Пит находится сразу. Приподнимая меня, он зарывается в мои волосы. Я слышу судорожный вздох. Но не успеваю ответить на него – я чувствую слабый толчок. Дожидаясь, боли или эйфории, я впиваюсь ногтями в его спину. Толчок повторяется, но на этот раз во мне рождается противоречие – и боль, и эйфория, сковывают тело, словно кандалами. Я замираю.

– Тш-ш-ш, – Шепчет Пит, – Расслабься…

Я недоверчиво машу головой.

– Ну же – доверься мне, – просит он.

Ослабляя хватку своих рук, чувствую, как его губы проходятся по моей шее, оставляя дорожку поцелуев. Он успокаивает меня, словно ребенка и это наверняка досаждает ему. Нормальный секс – он выменял на …

Я чувствую как от самого низа живота, к сердцу, по сосудам и венам несется предвкушение. Я широко открываю глаза и слышу только наши стоны и хрипы. Предвкушение, словно волны, накатывающие на меня – одна за другой. Комната наполняется его именем – его произношу я. Сейчас – мы одно целое. Есть только он и я. Есть только мой мальчик с хлебом и девочка, поющая песнь Долины. Так или иначе, нам не стать прежними. Но мы возрождение друг друга…

Неожиданно он отрывается от меня и отпускает. Его руки больше не рядом. Его тело больше не накрывает мое тело. Глаза привыкают к темноте не сразу, но мне кажется, что меня лишили чего-то жизненно необходимого. Я выгибаюсь на встречу, но никто не подхватывает меня.

Опять я что-нибудь испортила. Вроде плохой секс можно приравнять к моему ответу на чувства Гейла. «Я знаю».

Поворачиваю голову и вижу его. Просветлевшее, изучающее, словно завороженное взгляд, который он не сводил с меня вводит в меня в краску.

– Если ты теперь сбежишь – я достану тебя, хоть из-под земли, – улыбаясь, говорит он.

– Я быстро бегаю, – устало отвечаю я.

Он смеется и касается моих волос. Перебирает их, словно вспоминая что-то очень важное. Я привыкаю к его касаниям так быстро, как будто это слишком обычное дело.

– Запомни, нет никого в мире, кто мог бы заменить мне тебя, – неожиданно говорит он.

– Но Хейвен…

– Мне как сестра, – словно ребенку объясняет он.

– Но она такая красивая, опытная…

Пит едва сдерживает смех, и я недовольно хмурюсь – я ведь не сказала ничего смешного.

– Китнисс, любовь и преданность не измеряется в красоте и опытности. И если мы уж заговорили об этом: я уверен, даже если бы я переспал с Хейвен, она бы уступала тебе по всем параметрам.

– Замолчи, – я сворачиваюсь около него.

Его грудь вздымается и опускается слишком часто, а гул сердца по-прежнему беспокоен.

– Но остался один невыясненный вопрос, Китнисс, – вдруг серьезно говорит Пит.

Я напрягаюсь и поднимаю на него свой усталый взгляд. Мне кажется, я слишком устала, чтобы продолжать заумную беседу, но вместо этого он проводит своим пальцами по моей щеке и слабо улыбается.

– Ты любишь меня, правда или ложь?

Я замираю. И он знает о том, как тяжело даются мне эти слова, знает, каково это признаваться в своих чувствах, но он молчит, давая мне фору.

Я знаю, что счастлива: безгранично. Как не была счастлива никогда прежде. Я знаю, что люблю его и что нуждаюсь, как ни в ком в этом мире. Я знаю, что в нем по-прежнему живет мой мальчик с хлебом. А разве все остальное важно?

– Правда.

__________________

Простите за ошибки дорогие читатели - завтра обещаю исправить. Жду ваших комментариев.:)

========== Глава 27 : Прошлое и настоящее ==========

Десять.

Я встаю на платформу. Глубоко вдыхаю. Стараюсь сосредоточиться на виднеющемся впереди красноватом мареве моргающих цифр.

Девять.

Сжимаю кулаки. Меня не отпускает чувство того, что это знакомо мне. Страх. Ужас. Неизбежность приближающегося. Очередной вдох дается мне с трудом.

Восемь.

В груди колотится, сжимается и трепещет мое сердце. Оно выбивает череду гулких ударов, разбивается о ребра, будто ломает их изнутри.

Семь.

Я чувствую испарину. Ко рту скатывается капля пота – машинально слизываю её, и этот металлический вкус напоминает мне вкус крови. По ту сторону за мной наблюдают множество пар чужих глаз.

Шесть.

Но я должна показать себя. Доказать свое место среди остальных.

«Нас всего 24, а в живых останется только один»

Пять.

Инородный, отточенный и механический голос разрывает внутри меня часовой механизм. Я, наконец, фокусирую взгляд – пять секунд.

Четыре.

И у меня на это всего три с половиной минуты.

Три.

Разминаю шею.

Два.

Оборачиваюсь к сопернице.

Один.

Улыбаюсь во все тридцать два зуба. Надеюсь, это не выглядело жалко.

Гонг оглушает меня на несуществующую долю секунду. Тело уже несется к первой преграде. В спину доносится крик Тагетис – увернутся от подсечки ей так и не удалось. Впереди возникает стеклянная преграда; будто из тысячи осколков появляется тень противника, а его метательный нож направлен прямиком в мое сердце. Сбоку замечаю мельтешащее движение и машинально уклоняюсь в бок – как раз вовремя. Прежде чем зеркальное отображение рассекает мою щеку, моя стрела пронзает его голографическое тело. Надеюсь, у Тагетис дела идут далеко не так хорошо, как у меня.

Неожиданно ребра сковывает адская боль. Я падаю на колени. Едва я отвлеклась от цели, как невидимый клинок пронзил мою грудь. Пусть это голография, но разит не хуже любого острого ножа. Специальный жилет, выданный Бити, имитирует нанесенную мне травму, как будто меня и впрямь насадили на вертел.

Перебрасываю лук в другую руку и стреляю. Практически мгновенно цель рассыпается у меня на глазах. Впереди ждет «Обрыв». Глубокая яма с целым арсеналом ловушек, целей и мнимых опасностей. Большая часть детей засыпалась именно на этом этапе, но мне, как главному ментору, «сыпаться», останавливаться, даже на секунду задумываться о том, что я могу проиграть не положено. Грудь все еще сжигает адская боль, но мне привычно абстрагироваться от подобного.

Ноги отрываются от шершавого покрытия первого этапа. От «Обрыва» меня отделяет несколько метров, но прежде чем я успеваю обрадоваться, позади меня раздается свист проткнутого материала. Как прекрасно иметь в напарницах Тагетис – юное дарование, которую, без зазрения совести, можно назвать машиной-убийцей. Нашариваю взглядом раскрасневшееся, искореженное болью лицо напарницы и вместе со стрелой посылаю ей кривую ухмылку.

«Обрыв» встречает меня дружественными объятиями: над головой проносится несколько снарядов напоминающие бревна, и я вновь сожалею о том, что позволила себе и своему телу так расслабится на протяжении месяцев отдыха в Двенадцатом. Усталость наливает мои конечности грузным свинцом, принуждая меня приникнуть к прохладному полу и почувствовать ту приятную расслабленную дрожь, которая поселится в каждом нерве. И мне кажется, я практически ощущаю её – нет, я слишком хорошо знаю цену победы.

Преграда за преградой. Получая болезненные травмы. Ощущая слабость и истощенность организма. Внушая себе силу и бодрость духа, я продвигаюсь дальше. Тагетис дышит в спину, то обгоняя, то оставаясь позади меня. Первое случается намного чаще второго, но тогда напарница становится живым щитом, и это дает мне время на секундную передышку.