Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ) - "Gromova_Asya". Страница 79

– Вторая группа заходит с левого фланга. Они прибудут на место через пять минут, – кричит Хеймитч откуда-то спереди.

– Четыреста.

– Просто поверь мне на слово, Пит. Мы не хотели от тебя ничего скрывать, – вторит шуму Гейл.

Всеобщий рокот сливается в поток бессвязного фонового шума. Чьи-то крики, чей-то размеренный, металлический голос, чьи-то успокаивающие слова. Корабль неожиданно встряхивает и мне приходится вцепиться в металлическую поверхность поручня. Я буквально чувствую, как мозг плавится под грузом неопровержимых доказательств.

–Ты был прав, каждый раз, когда мы считали тебя выжившим из ума, – Гейлу не приходится кричать, достаточно просто повернуть голову, чтобы увидеть его одичалое от страха и боли лицо.

– Высадка через две минуты.

– Сто.

И в тот момент, когда Гейл поднимает на меня глаза полные боли, я все понимаю. И хуже этого понимания, только его следующие слова.

– Койн просто знала, что Китнисс кинется защищать детей. И сыграла на ее всепоглощающем желании защищать.

Меня подбрасывает, когда планолет опускается на землю. Внутри все горит, но, кажется, Гейл не из тех, кто обладает даром сожаления. Воздух, забиваясь в легкие, обжигает раскаленной лавой. Я будто задыхаюсь, но Хоторну мало этого.

Он ухмыляется, чтобы произнести то, что перевернет мое представление о спасении Китнисс:

– Мы не могли найти арену, потому что ее никогда не существовало, – его голос обрывает шум глохнущего двигателя. – Потому, что никаких Голодных Игр и не было.

– Они просто убьют их, – расплывается Джоанна в бешеной улыбке победителя, а затем, обращаясь ко мне, добавляет: – Добро пожаловать домой, женишок.

***

Слабый запах гари и дыма забивается в нос еще до того, как мы переступаем через ограду, оставляя Луговину позади нас. Чувство дискомфорта никогда не ассоциировалось у меня с этим чистым, прекрасным и живым местом. Кажется, со временем меняется все и вся. Даже Луговина. Пепел все еще клубится в округе едкой пылью, забиваясь в легкие, а от жаркого солнца не скрыться в тени прежних, размашистых деревьев. Выжженное изнутри это место стало кладбищем, хотя еще недавно радовало глаз насыщенно зеленью порослью. Никто не жалуется. В конце концов, они не видели поляну сразу после бомбежки. Все, кроме Гейла. Именно он идет понурив голову, то оглядываясь, то вслушиваясь в тихое шуршание под ногами. Словно каждый клочок дикой, серой земли хранит в себе вспоминания о смерти и утрате.

Рядом со мной, помимо Гейла шагает Бити и Джо. Хеймитч и Фрайзер остались на корабле, чтобы, как только мы отступим вглубь леса, истребитель был готов к взлету. Где-то впереди нас ждет отряд местного «Морника». На самом деле, поверить в то, что Двенадцатый не прогнется под властью Койн – просто. Куда сложнее понять и переварить фразу, брошенную Гейлом на корабле: «…никаких Голодных Игр и не было».

Я оборачиваюсь к технологу.

– Как такое возможно?

Бити, кажется, слегка опешил, но все равно не задает лишних вопросов. Мы чуть отстаем от остальных, и только тогда он заговорчески шепчет:

– Гейл сказал дело в кадре?

– Да. Это же была эмблема нового завода, который запустила Койн, верно? Красная сойка на черном фоне.

Бити размеренно кивает головой.

– Если бы не ты и твое восприятие…– он запинается, словно этого говорить ему не следовало.

– Восприятие?

– Охмор. Я видел бумаги, в которых велась запись по введению объектам этого препарата. Согласно им, он затрагивает лишь нервную систему, но при этом твой мозг может улавливать мельчайшие, дробные кадры, неподвластные человеческому глазу.

Здорово, как оказалось, я не совсем человек.

– Как например двадцать пятый кадр, который ты видел в Капитолии…

– Видел в Капитолии?

Технолог меняется в лице. Видимо, он считал, что информация такого уровня секретности доверялась мне. Но победитель доверяет мне и потому, оглянувшись на Гейла и Джоанну, он продолжает свой рассказ.

– Обычные видеоролики, пусть даже измененные, пусть даже под воздействием препарата, не могут так влиять на нервную систему человека. Двадцать пятый кадр – именно то, что так повлияло на тебя. Обычные люди, либо не замечают его, либо поддаются нервному эпилептическому припадку. А твой мозг просто атрофируется от этого, улавливая одну суть картинки. Организм выработал против охмора свой собственный иммунитет, способный предотвращать припадок, благодаря переродку внутри тебя…

– Почему тогда никто из твоего научного отдела не поддался припадку?

Бити продолжает вглядываться в ссутулившуюся спину Мейсон, раздумывая над чем-то своим.

– Потому, что этот кадр был еще мельче. Так, что уловить его можно лишь используя серьезное оборудование, каким «Морник» просто не располагает. Твой мозг просто атрофируется от этого, улавливая одну суть картинки. Могу предположить, что твой организм выработал против охмора свой собственный иммунитет, способный предотвращать припадок, благодаря переродку внутри тебя…

– Кажется, это комплимент, – улыбаюсь я слабо, обрывая его. – Но ты видел этот ролик. Китнисс держала Хейвен на руках. Это было на арене. Ведь это не может быть графикой?

Технолог оборачивается ко мне, чуть замедлив шаг, словно я спросил у него нечто невразумительное. Кажется, его взгляд выражает сочувствие и усталость. Он поджимает губы в странной, привычной только ему манере и отворачивается. Наверное, этот, едва начавшийся день, не кончится уже никогда.

– Я не уверен, что это графика, Пит. Мы думаем, что…

– Полковник Хоторн! – раздается громкий окрик.

Я узнаю человека в камуфляже. Мужчина по имени Пол, лет сорока пяти, бывший городской рабочий, в серой – подобной любой другой одежде в Панеме – одежде и перекинутым через плечо ружьем, начинает наше шествие на юг. Особенно важным советником «Морника» в дистрикте его не назовешь, и все же Гейл пожимает его руку. Удостоверившись в том, что вторая группа добралась без особых происшествий, он пропускает нас вперед, замыкая наш круг.

– Пол, за сколько мы доберемся до места назначения, если срежем через Шлак? – интересуется Хоторн.

Услышав знакомое название, я прислушиваюсь к их разговору. Идти через Шлак, где наверняка немало миротворцев? Не самая лучшая его идея. Развязывать побоище близ «арены», где находились толпища военной техники и охраны – идея едва ли наполненная гениальностью. Но мы все же согласились на это.

– Наш маршрут проложен через лесные прогалины. Мы рассчитывали не светиться на местности до прибытия в город.

И мы придерживаемся этого плана. Тихими перебежками – как и говорил Элмер. Времени на путь не так много – не больше получаса. Затем встреча со второй группой. А затем… Неизвестно и неизбежность. Возможно, у Гейла и был план, но только он мало о нем распространялся. Идти наобум – вот крайне очевидный план моего напарника.

Когда задумываюсь над тем, насколько близки мы стали с Гейлом, на моем лице появляется улыбка. До братской любви тут далеко, но все же это снисхождение с его стороны и мое старание не подвести Хоторна попахивает чем-то большим, чем неприязнь. Возможно, этим наши симпатии и закончатся. У нас было мало общего – начиная от внешности и заканчивая жизненными позициями. Я не рвался в бой, как это делал Гейл, я был готов защищать то, что дорого мне, то, что нужно защищать. Я плохо понимал его отношение к Иллайн, ведь судя по всему, он по-прежнему любил Китнисс. Да, наверное, именно Китнисс была тем единственным, что сближало нас, делало сильнее и выносливей. Она явно дала нам понять – мы отличная команда, когда нам есть за что бороться.

Тропы сужаются в узкие, петляющие меж каменных выступов, дороги. Ноги утопают в грязи по колено, а зябкий холод родного Дистрикта забирается под утепленную, камуфляжную куртку. Я не так вынослив, как Гейл, но и жаловаться на недостаток тепла в подобных условиях не стану. В конце концов, игры многому научили меня.

Местами встречаются лесные пороги ручьев, не иссохшие после бомбежки. Где-то, в особенно глухих местах, где заканчивается Шлак, и начинаются прогалины перед городом, можно найти стволы окоченелых, но все еще живых деревьев. По-моему, воздух здесь наполняется той самой атмосферой, которая была выжжена с Луговины.