Тысяча незабываемых поцелуев (ЛП) - Коул Тилли. Страница 23

Мое дыхание застряло в горле, когда тень от огня снаружи промелькнула на его лице. Затем мое дыхание как будто остановилось полностью, когда одна из его рук нерешительно переместилась, чтобы коснуться моих волос. Как только я ощутила, что он зажал прядь между пальцами, по моему телу прошли мурашки и бабочки затрепетали в животе.

Я чувствовала, что он больше не боится, глубоко вдыхая и не напрягая подбородок. Я смотрела в его красивое лицо, пока он изучал мое, на нас обоих повлияли последние два года: мы изменились, но, тем не менее, черты наших лиц остались такими знакомыми.

Затем, когда я не была уверена, что мое сбитое с толку сердце может выдержать эту пытку, его мягкое прикосновение переместилось с моих волос на лицо и легко, как будто пёрышком, он коснулся моих розовых щек. Его пальцы остановились, и он прошептал одно слово, одно наполненное эмоциями слово, самым отчаянным и хриплым голосом:

— Поппимин.

Слеза скатилась из моего глаза и упала на его руку.

Поппимин.

Идеальное прозвище Руна для меня.

Моя Поппи.

Его девушка.

Навеки.

Навечно и навсегда.

Комок застрял в горле, когда это сладкое слово заполнило мои уши, проникая в мою душу. Я очень сильно пыталась проглотить его, чтобы оно присоединилось ко всей остальной боли последних двух лет, но подавленная и полностью пораженная, я не смогла, и долго сдерживаемое рыдание вырвалось из меня.

Когда Рун находился так близко, у меня не было и шанса.

Когда громкий всхлип сорвался с моих губ, глаза Руна потеряли свою холодность, и нежность засияла в непролитых слезах. Он наклонил голову и прижался своим лбом к моему, опуская свои пальцы, чтобы прижать к моим губам.

Я вдохнула.

Он вдохнул.

И вопреки здравому смыслу, я позволила себе притвориться, что последних двух лет не существовало. Я позволила себе притвориться, что он не уезжал. Что я тоже не уезжала. Что не было никакой боли и страданий. И бездонная пустота на месте моего сердца была наполнена светом — самым ярким светом из возможных.

Любовью Руна. Его прикосновениями и поцелуями.

Но это не было нашей реальностью. Кто-то постучался в дверь прачечной, и реальность обрушилась на нас, как штормовая волна на пляж во время дождя.

— Рун? Ты здесь? — позвал женский голос, в котором я узнала Эйвери.

Рун распахнул глаза, когда Эйвери постучалась громче. Он немедленно отпрянул, изучая меня. Подняв руку, я вытерла слезы.

— Пожалуйста... просто отпусти меня.

Я пыталась звучать уверенно. Я хотела сказать больше. Но во мне ничего не осталось. Не было сил продолжать притворство.

Мне было больно.

Это было написано на моем лице для всеобщего обозрения.

Положив руку на твердую грудь Руна, я оттолкнула его, желая уйти. Он позволил мне сдвинуть себя с моего пути, только схватив меня за руку, когда я достигла двери. Я закрыла глаза, пытаясь собрать все силы и оттолкнуть его. Когда я сделала это, то еще больше расплакалась.

Рун уставился на наши сплетенные руки, его длинные русые ресницы стали почти черными от сдерживаемых слез.

— Рун, — прошептала я. Его взгляд переместился на меня от звука моего голоса. — Пожалуйста, — умоляла я, когда Эйвери снова постучала.

Его хватка усилилась.

— Рун? — Эйвери позвала громче. — Я знаю, ты здесь.

Я сделала шаг ближе к Руну. Он напряженно наблюдал за каждым моим движением. Когда я дотронулась до его груди, то подняла голову, позволив его руке продолжить держать мою. Я встретилась с ним взглядом, узнавая замешательство в его выражении, и встала на цыпочки.

Я подняла свою свободную руку к его рту и провела подушечками пальцев по его полной нижней губе. Печально улыбнулась, вспоминая, как они ощущались прижатыми к моим. Я очертила его губы-бантиком, затем расплакалась и сказала:

— Меня медленно убивало то, что мне пришлось отказаться от тебя, Рун. Меня убивало осознание того, что я не знала, что ты делал по другую сторону Атлантики. — Я нервно вдохнула. — Но больнее всего было видеть, как ты целуешь ту девушку.

Рун побледнел, его щеки стали пепельными. Я покачала головой.

— У меня нет никакого права ревновать. Все это — моя вина. Все... я знаю это. Тем не менее, я так сильно ревную, что кажется, будто могу умереть от этой боли. — Я убрала руку с его рта. Подняв на него взгляд, умоляя своими глазами, я добавила: — Поэтому, пожалуйста... пожалуйста, отпусти меня. Я не могу быть здесь, не сейчас.

Рун не двигался. Я видела шок на его лице. Используя это в свою пользу, я вырвала свою руку из его и мгновенно открыла дверь. Не оглядываясь назад и не мешкая, я прорвалась, протолкнулась мимо Эйвери, которая рассерженная ждала в коридоре.

И побежала. Я пробежала мимо Руби и Джори, мимо Дикона и Джадсона, которые столпились в коридоре и наблюдали за разворачивающейся драмой. Я пробежала мимо множество пьяных учеников. Бежала пока не оказалась за дверью в прохладе ночи. И затем я снова побежала. Я просто бежала так быстро, как могла, так далеко от Руна, как могла.

— Рун! — я услышала пронзительный голос на расстоянии, а затем мужской голос, который добавил:

— Рун, куда ты собрался, мужик?

Но я не позволила этому удерживать себя.

Резко повернув направо, я увидела вход в парк. В нем было темно, и парк не был хорошо освещен, но это был кратчайший путь домой.

Прямо сейчас я бы отдала все, чтобы оказаться дома.

Ворота были открыты. Мои ноги вели меня по темной усаженной деревьями тропинке, неся меня вглубь парка.

Я затрудненно дышала. Мои ноги болели, когда ступни ударялись о жесткий асфальт через балетки. Я повернула налево, направившись в вишневую рощу, где расслышала шаги позади себя.

Внезапно испугавшись, я повернула голову. Рун бежал вслед за мной. Мое сердце забилось быстрее, но на сей раз это не имело ничего общего с физической нагрузкой, а с выражением решимости на лице Руна. Рун быстро нагнал меня.

Я пробежала еще несколько метров, затем поняла, что это бесполезно. Когда я вошла в вишневую рощу, место, которое было мне так хорошо знакомо — место, которое было хорошо знакомо и ему, — я замедлила темп и, наконец, полностью остановилась.

Мгновение спустя я услышала, что Рун вошел в рощу опавших деревьев. Я слышала его тяжелое дыхание, отдающееся в холодном воздухе.

Я ощущала, что он идет позади меня.

Медленно я повернулась и встретилась лицом к лицу с Руном. Его обе руки были у него в волосах, схватившись за пряди. В его голубых глазах отражалась мука. Воздух вокруг нас потрескивал от напряжения, когда мы уставились друг на друга в тишине. Наши груди тяжело поднимались и опадали, щеки раскраснелись.

Затем взгляд Руна переместился на мои губы, и он рванул вперед. Он сделал два шага и выплюнул один резкий вопрос:

— Почему?

Он стиснул зубы, когда ждал моего ответа. Я опустила взгляд, слезы наполнили мои глаза, когда я покачала головой и умоляла:

— Пожалуйста... нет...

Рун провел рукой по своему лицу. Это упрямое выражение, которое я знала так хорошо, исказило его черты лица.

— Нет! Боже, Поппи. Почему? Почему ты сделала это?

Я мгновенно была отвлечена его сильным акцентом, хрипотцой в его уже низком, скрипучем голосе. На протяжении многих лет проведенных здесь с детства, норвежский акцент почти исчез. Но сейчас его английский был перекрыт сильным скандинавским языком. Это напомнило мне о том дне, когда мы встретились на улице в пять лет.

Но когда я увидела, что его лицо покраснело от гнева, я быстро вспомнила, что прямо сейчас это не имеет никакого значения. Нам больше было не по пять лет. Не было ничего невинного. Случилось слишком много всего.

И я все еще не могла рассказать ему.

— Поппи, — настоял он, его голос стал громче, когда он сделал шаг ближе. — Какого черта ты сделала это? Почему ты так и не перезвонила мне? Почему вы все переехали? Где, черт побери, ты была? Какого черта произошло?

Рун начал ускоряться, его мышцы перекатывались под футболкой. Холодный ветер пронесся по роще и взметнул его волосы назад. Остановившись на месте, он выплюнул: