Тысяча незабываемых поцелуев (ЛП) - Коул Тилли. Страница 25

Я закашляла, прочищая горло, и двинулась вперед туда, где Рун все еще стоял как статуя. Положив руку на сердце, я сказала хриплым голосом:

— Я должна была бороться. Отдать на это все силы. Я должна была попытаться. И больше всего на свете я хотела, чтобы ты был рядом все это время. — Мои мокрые ресницы начали сохнуть на прохладном воздухе. — Ты бы бросил все, чтобы попытаться добраться до меня. Ты уже ненавидел своих родителей, ненавидел свою жизнь в Осло, я могла слышать это каждый раз, когда мы говорили. Ты становился таким жестоким. Как бы ты смог совладать с этим?

В моей голове пульсировало, головная боль атаковала меня.

Мне нужно было уйти. Мне нужно было уйти от всего этого. Я попятилась. Рун по-прежнему стоял неподвижно. Я даже не была уверена, что он моргал.

— Мне нужно идти, Рун. — Я схватилась за грудь, зная, что последний кусочек моего сердца разобьется после следующих слов: — Просто оставь всё как есть, в вишневой роще, которую мы так сильно любили. Позволь нам закончить, что мы должны... что бы у нас ни было. — Мой голос почти затих, но собрав все силы, я сказала: — Я буду держаться от тебя подальше. Ты держись подальше от меня. Мы, наконец, оставим нас в прошлом. Потому что таков наш путь. — Я отвела взгляд, не желая видеть боль в глазах Руна. — Я не вынесу всю эту боль, — я слабо рассмеялась.

— Мне нужны лунные сердца и солнечные улыбки, — я улыбнулась про себя. — Вот, что держит меня. Я не перестала верить в красоту мира. Я не позволю этому разрушить меня. — Я заставила себя посмотреть на Руна. — И я не буду причиной того, что кому-то еще больно.

Когда повернула голову, я увидела, что агония исказила лицо Руна. Но я не задержалась. Я побежала. Бежала быстро, только сумев преодолеть свое любимое дерево, когда Рун схватил меня за руку и развернул снова.

— Что? — потребовал он. — О чем, черт побери, ты говоришь? — Он отрывисто дышал. — Ты ничего не объяснила! Ты заявила, что спасаешь и бережешь меня. Но от чего? Что, по твоему мнению, я не смогу выдержать?

— Рун, пожалуйста, — умоляла я, и оттолкнула его. Он был возле меня в мгновение ока: руки на моих плечах, удерживая меня на месте.

— Ответь мне! — закричал он.

Я снова оттолкнула его.

— Отпусти меня! — мое сердце беспокойно колотилось. Мою кожу покалывало от мурашек. Я снова повернулась, чтобы уйти, но его руки удержали меня на месте. Я боролась снова и снова, пытаясь уйти, на этот раз пытаясь сбежать от дерева, чьи ветви всегда приносили мне удовлетворение.

— Оставь меня в покое! — закричала я снова.

Рун наклонился.

— Нет, расскажи мне. Объясни! — закричал он.

— Рун...

— Объясни! — закричал он, перебивая меня.

Я быстро замотала головой, не желая ничего говорить, пытаясь избежать этого.

— Пожалуйста! Пожалуйста! — умоляла я.

— Поппи!

— НЕТ!

— ОБЪЯСНИ!

— Я УМИРАЮ! — закричал я в тишине рощи, не в состоянии больше бороться. — Я умираю, — добавила я, не дыша. — Я.... умираю.

Когда я сжала грудь, пытаясь восстановить дыхание, чудовищность того, что я натворила, медленно наполнила мой мозг. Мое сердце бешено колотилось. Оно колотилось от натиска паники. Оно колотилось и ускорялось от ужасного понимания того, что я только признала... или в чем только что призналась.

Я продолжала смотреть на землю. Где-то в моем мозгу я заметила, что руки Руна замерли на моих плечах. Когда я почувствовала тепло от его ладоней, я также осознала, что они дрожали. Я слышала его затрудненное дыхание.

Я заставила себя поднять голову и встретиться взглядом с Руном. Его глаза были широко раскрыты, и в них отражалась боль.

В этот момент я возненавидела себя. Потому что этот взгляд в его глазах, этот загнанный в ловушку, опустошенный взгляд, был причиной, почему я нарушила свое обещание, данное два года назад.

Вот, почему я освободила его.

Как оказалось, я просто заключила его в тюрьму с гневом вместо решеток.

— Поппи, — прошептал он с сильным акцентом, когда его лицо стало белее белого.

— У меня лимфома Ходжкина². Она прогрессировала. И она в конечной стадии. — Мой голос дрожал, когда я добавила: — У меня осталось несколько месяцев жизни, Рун. Ничего нельзя изменить.

Я ждала. Я ждала, что скажет Рун, но он молчал. Вместо этого он попятился. Его глаза вглядывались в мое лицо, в поисках какого-либо признак обмана. Когда он ничего не обнаружил, то покачал головой. Тихое «нет» слетело с его губ. Затем он побежал. Он повернулся спиной ко мне и побежал.

Прошло много времени, прежде чем я нашла силы двигаться.

Прошло десять минут, прежде чем я прошла через дверь своего дома, где мои мама и папа сидели с Кристиансенами.

Но прошла лишь секунда, когда при виде меня мама бросилась ко мне, и я упала в ее объятия.

Когда мое сердце разбилось из-за сердца, которое я только что разбила.

Сердца, которое я всегда стремилась уберечь.

Рун

«Я УМИРАЮ... Я умираю… умираю. У меня лимфома Ходжкина. Она прогрессировала. И она в конечной стадии. У меня осталось несколько месяцев жизни, Рун. Ничего нельзя изменить...»

Я бежал в темноте парка, пока слова Поппи вновь и вновь прокручивались в моей голове.

«Я УМИРАЮ... Я умираю... умираю. У меня осталось несколько месяцев жизни, Рун. Ничего нельзя изменить...»

Боль, о существовании которой я и понятия не имел, пронзила мое сердце. Она резала, колола, пульсировала во мне, пока я не затормозил и упал на колени. Я пытался дышать, но боль, едва только начавшись, перемещалась, чтобы растерзать мои легкие, пока ничего не осталось. С молниеносной скоростью она распространялась по моему телу, забирая все, пока не осталась только боль.

Я ошибался. Так сильно ошибался.

Я думал, что когда Поппи разорвала наши отношения на два года — это была самая сильная боль, которую я когда-либо испытывал. Она изменила меня, основательно изменила. Быть брошенным, быть отчужденным — больно… но это... это...

Упав вперед, парализованный болью в животе, я зарычал в темноту пустого парка. Мои руки рыли твердую землю под моими ладонями, ветки впивались в мои пальцы, разрывая мои ногти.

Но я приветствовал эти ощущения. Я мог справиться с этой болью, но с той, что внутри...

Лицо Поппи вспыхнуло у меня перед глазами. Ее идеальное лицо, когда она вошла в комнату сегодня вечером. Она улыбалась, когда увидела Руби и Дикона, но затем улыбка исчезла с ее губ, когда ее глаза нашли меня. Я видел вспышку опустошения на ее лице, когда она увидела, что Эйвери сидит возле меня, и я обнимаю ее за плечи.

Что она не видела, так это то, что я наблюдал за ней через кухонное окно, когда она сидела снаружи с Джори. Она не заметила моего прибытия, хотя я не планировал поначалу приезжать сюда. Когда Джадсон написал мне, что пришла Поппи, ничего не могло удержать меня.

Она игнорировала меня. С той минуты, как я увидел ее в коридоре на прошлой неделе, она не сказала мне ни слова.

И это убивало меня.

Я думал, что когда вернусь в Блоссом Гроув, найду ответы. Я думал, узнаю, почему она отстранилась от меня.

Я подавился сдавленным рыданием. Никогда, никогда даже в своих самых диких мыслях я не предполагал ничего подобного. Потому что это Поппи. Поппимин. Моя Поппи.

Она не могла умереть.

Она не могла оставить меня.

Она не могла оставить никого из нас.

Если ее не будет рядом, все будет бессмысленно. Она должна жить. Должна провести со мной вечность.

Поппи и Рун навеки.

Навечно и навсегда.

Месяцы? Я не мог... она не могла...

Мое тело задрожало, когда еще один неудержимый вопль вырвался из моего горла. Боль была не меньше, чем если бы я был повешен, утоплен и четвертован.

Слезы катились по моему лицу, проливаясь на засохшую грязь на моих руках. Мое тело застряло на месте, ноги отказывались двигаться.