Стратегия обмана. Трилогия (СИ) - Ванина Антонина. Страница 101

   Алекс сбросила руки Сарваша со своих плеч и отстранилась:

   - Я никуда не поеду. Мне нужно домой.

   На его лице проскользнули удивление и горечь:

   - Что-то подсказывает мне, что дома вас ничего хорошего не ждет.

   - А у меня дома война, - бессильно воскликнула Алекс, взмахнув руками. - На войне никому хорошо не бывает. Мой народ погибает. Каждый день убивают детей и женщин. Как я могу всё бросить и уехать с первым встречным устраивать личную жизнь? Не обижайся, но в сравнении с тем, чем я живу последние семь лет, ты мало что для меня значишь - просто забавный криминальный эпизод с убийством и выкапыванием ожившего трупа. А там настоящие смерти, там никто не вернётся с того света.

   - Простите, я не могу вас понять, - пораженно качал головой Сарваш, - кто ваш народ, с кем вы воюете?

   - Да не скажу я тебе.

   - Надеюсь, вы не про классовую борьбу говорите?

   - Чёрт возьми, нет, не про неё. Это все легенда для Халида, я нормальный человек, я пожила при кайзере, при коммунистах, социал-демократах и нацистах - нет у меня политических пристрастий, мне все они поперек горла. Я воюю с колонистами на их же территории. Я не могу сложить оружия, пока не выиграю или не проиграю.

   - Все войны рано или поздно кончаются. Воюют люди, а человеческий срок слишком короток. Когда всё закончится, что вы собираетесь делать?

   Она не знала. Никогда не задавалась этим вопросом.

   - Война закончится, - продолжал он, - ваши товарищи погибнут, а я нет, я всегда буду рядом. Да, я старый еврей и слишком патриархален - по моему разумению женщине не место на войне, женщине не нужно брать в руки оружие, чтобы доказать всему миру, что её нужно слушать. Если вы жили при кайзере, должно быть вам не больше восьмидесяти лет. Совсем юное создание.

   - Я старая, - устало мотала головой Алекс, - мне уже ничего не нужно, тем более любви.

   Сарваш рассмеялся, тихо и озорно.

   - Какая же вы забавная. Лет через сто вы вспомните об этом разговоре с улыбкой, как юная девушка вспоминает о своих детски годах.

   Алекс лишь раздраженно махнула рукой:

   - Всё, хватит сантиментов, пойдём к машине, я отвезу тебя до Базеля, а дальше сам.

   Машина была припрятана недалеко от шоссе за деревьями. Выехав на дорогу, Алекс взяла курс на город. Сарваш молчал, даже не пытался с ней заговорить.

   Остановившись на окраине города, она достала из кармана объемную пачку денег, что заплатил ей Халид. Отсчитав пять купюр, подумав и добавив ещё одну, она вернула их обратно в карман, а оставшуюся пачку протянула Сарвашу.

   - Бери. Наверное, на первое время хватит.

   - Александра, вы меня удивляете, - рассмеялся Сарваш. - Если вы знаете, чем я занимаюсь, зачем это?

   - А что, в любом базельском банке тебя встретят с распростертыми объятиями и выдадут миллион? Без документов? Бери и для начала купи себе новую одежду, а то после откопки выглядишь как чучело. Я, собственно, тоже.

   - Не правда, - произнёс он, любовно глядя на неё, - вы прекрасны.

   - Ну, началось, - устало протянула Алекс.

   - Один прощальный поцелуй, могу я об этом попросить?

   - Зачем нам целоваться? Может ты и влюблен в меня, но я в тебя точно нет.

   Глаза Сарваша хитро сощурились:

   - А если я смогу убедить вас, что полюбить меня стоит?

   - И как, интересно, ты это сделаешь?

   - Правда, хотите узнать?

   - Нет, - сурово произнесла Алекс и ткнула деньгами ему в ладонь. - Всё, на этом наши дороги расходятся, давай, иди.

   - Всего один поцелуй и я уйду.

   Алекс мрачно оглядело улицу через лобовое стекло:

   - Вон, люди ходят. Неудобно.

   - А в такси при Мигеле вы не стеснялись.

   - Это великосветская потаскуха, которую я играла, не стеснялась, а я так не могу.

   - Какие слова, какие строгие нравы, - усмехнулся Сарваш. - Вы, наверное, росли в деревне?

   - Не угадал.

   - Не может быть. Исконный городской житель не может рассуждать так по-пуритански.

   - Ну, да-да, - раздраженно выдала Алекс, - в детстве меня воспитывала женщина, которая родилась в деревне.

   - Тогда это многое объясняет - согласился Сарваш, - Ладно, подождём, когда люди на улице разойдутся.

   - О, Господи, - страдальчески простонала Алекс и прильнула к его губам. Сарваш потребовал большего, но она тут же отстранилась.

   - Всё, я тебя поцеловала, иди уже.

   - Знаете Александра, - улыбаясь, произнёс он, - и у вас и у меня слишком много времени в запасе. А ведь однажды я вас снова найду. И тогда я припомню вам этот куцый поцелуй и не буду с вами миндальничать. Тогда вы от меня уже никуда не денетесь.

   - Это вроде как угроза? - улыбнулась Алекс, не ожидав услышать такое.

   - Это предупреждение, - произнёс Сарваш, выходя из машины. - И вот когда я вас снова найду, вам придется пожалеть, что не согласились остаться в моей компании раньше.

   И он ушёл. Алекс ещё пару минут наблюдала за Сарвашем из машины, пока он не скрылся за углом. Странное обещание, не понятно, что и думать, чего теперь ожидать. Но всё это не важно, главное, сегодня она будет в Париже, а завтра вернется в Лондон, в родную бригаду и к щедрой на кровь Дарси.

   1975, Фортвудс

   На четыре года растянулась для медицинской лаборатории реабилитация одной единственной гипогеянки. Согласно внутрифортвудскому уставу, ввиду интересов безопасности и обеспечения будущего контроля, отпускать всех заключенных разрешалось только, если те обязывались жить на поверхности. А к такому нужно было ещё подготовиться.

   Сколько гипогеянка Мэри жила, не видя солнечного света, понять было тяжело. Стоило спросить её про возраст, как женщина начинала говорить что-то про разлив Итеру, о появлении "мертвого камня", затмившего свет, и всякий намёк на взаимопонимание тут же исчезал. По документам семидесятидевятилетней давности, предположительно, Мэри числилась жительницей Древнего Египта. Но ещё в те годы нашлись знатоки, которые сильно в этом усомнились. Но так как она настаивала, что её зовут Меритсегер, а имя это было созвучно вполне английскому Мери, так её и называли долгие годы. Место рождения Мэри оставалось не меньшей загадкой, чем её возраст. Современные фортвудские знатоки антропологии, наплевав на сравнение с нацистскими расологами, вооружились жуткими на вид измерительными инструментами и по параметрам лица установили, что Мэри более всего близка к уроженцам Индии. Но сколько не пытались ей объяснить, что это за страна, понять она так и не смогла. Иными словами, настолько загадочной заключенной, переданной на реабилитацию, в Фортвудсе ещё не знали.

   Судя по словам Мэри, после перерождения в альварессу, больше она на поверхности не жила. Потому-то медики и решили не торопить события и растянули реабилитацию с положенных семи месяцев, до полутора лет.

   Первый год медики потратили на то, чтобы постепенно приучить её переносить слабый электрический свет. Но больше её пугал не сам свет, что резал глаза, а то, что светилось нечто непонятное и круглое под потолком. Объяснить древней гипогеянке, веками не бывавшей в человеческом обществе, что такое электричество и почему оно не даёт огня и копоти, не получилось ни с первого раза, ни со второго. Просто со временем Мэри смирилась с тем, что есть такая вещь как электрическая лампа и больше о ней не спрашивала.

   Процесс её реабилитации тормозили постоянные допросы по инициативе сэра Майлза на предмет картографии подземелий под плато Гизы. По словесным описаниям кое-что прояснить удалось, но этого было мало, так как все расстояния Мэри определяла величинами, название которых не было ни в одном словаре древнеегипетского языка.

   А потом у сэра Майлза начались обострения, и он отдал приказ снова запереть гипогеянку на нижнем ярусе за неповиновение и дезинформацию. Отговорить его не смог ни полковник Кристиан, ни сменившийся глава медлаборатории Лесли Вильерс, ни даже заступившийся за предположительно древнюю египтянку глава археологов Мартин Грэй. Через три года, когда сэр Майлз уже позабыл за что прогневился на Мэри, её выпустили вновь и заново приступили к реабилитации.