Стратегия обмана. Политические хроники (СИ) - Ванина Антонина. Страница 71

По улице Чайна-таун проходили люди, а Сарваш и старый китаец всё сидели на ступеньках магазина и молчали.

— Я слушал тебя внимательно — наконец произнёс старик, — и многое понял. Ты прошел пустыню Такла-Макан, был в горах Кунь-Луня, видел тибетских магов бон и их погребальный обряд рланга, слышал предание о Шамбале и побывал в обители богини Си Ван Му. Но ты так и не сказал о золотом эликсире, что подарил тебе вечную жизнь тогда, и что есть небесная роса, которой ты питаешь своё тело теперь.

Сарваш озорно улыбнулся:

— Я видел в твоем магазине статуэтки Владычицы Запада. Из того, что продаешь ты, и что видел я, сходится только зелёное платье и заколка в волосах. Владычица правильно предостерегала меня не верить мифам. Вот и ты не верь. Нет никакого эликсира и небесной росы тоже нет. Она до омерзения земная.

Старик лишь покачал головой.

— Но ты стал мудрецом, разве этого мало?

Сарваш лишь устало улыбнулся:

— Возможно, я становлюсь им, но лишь год от года. Только время, а не подземная Олмо Лунгринг дала мне знания. Знай я тогда, что значит на самом деле дар Владычицы Запада, я никогда не приблизился бы к Кунь-Луню.

— То тогда, — закивал старик, — а сейчас, зная всё наперед, захотел бы ты изменить свою судьбу?

Сарваш ничего не ответил, только загадочно улыбнулся. Теперь, может, и нет. А тогда он был молод и пуглив. Он ведь не рассказал старом китайцу, что в пещере Владычицы были и смертные люди, и что своей заколкой она вспарывала им кожу, чтобы пить их кровь, ту самую росу, как говорили о ней даосы.

— А что же дальше, — спросил старик, — ты нашёл дорогу домой?

— Да, не скоро, но нашёл.

— А невеста, дождалась ли она тебя?

— Нет, — пожал плечами Сарваш. — Больше года прошло, как я вернулся. Все считали, что я погиб в пустыне, а её выдали за другого.

— Но ты увидел Кайфэн?

— Да, но только через тридцать лет, когда смог добраться до тех краев.

— И как? Понял ли, почему твой дед вернулся туда?

— Понял. На его месте я бы тоже сбежал из Буды. Впрочем, именно это я и сделал.

На этом они и расстались. Сарваш был спокоен, что старик исполнит его поручение, а если и разболтает своей родне секрет вечной молодости Сарваша, то вряд ли кто-то воспримет этот рассказ всерьёз — не те нынче времена.

Через неделю в Нью-Йорк вернулся Синдона. Больше бумажных журавликов он не собирал, только ходил по кабинету, не находя себе места.

— Ездил в Белый Дом, просил поддержки у администрации Никсона, — монотонно говорил Синдона, словно зачитывал отчёт о проделанных действия. — Я предложил им миллион долларов для президентской компании. Они отказались.

— Разумеется, отказались, — произнёс Сарваш. — Подобные вещи противоречат закону.

Синдона скривился:

— Я тебя умоляю… Проще вести дела с единоличными диктаторами вроде Сомосы, чем с демократически избранными правительствами. У них слишком много комитетов и контролирующих органов, да ещё они всё время норовят воззвать к честности — хуже для банковского дела и не придумаешь. Между прочим, Банк Рима даёт мне 128 миллионов долларов, — произнёс «Акула» и добавил. — И этого мало.

Сарваш молчал и выжидающе смотрел на Синдону, а того потянуло на откровения.

— Добрые люди сказали, что министерство финансов уже потирает руки и готовит ликвидаторов для моего банка в Милане.

— Ну, это ведь такая малость.

— Что ты имеешь в виду? — удивился его дерзости Синдона.

Сарваш пожал плечами и улыбнулся со словами:

— Хотя бы то, что вам могут припомнить вывод валюты за пределы Италии, а это финансовое преступление.

— Что за морализаторство? — фыркнул Синдона. — Знаешь, Изаак, тебе никогда не стать настоящим банкиром только потому, что у тебя есть принципы. А ещё тебе невдомёк, как пользоваться надежным оружием — оружием шантажа.

Сарваша это признание немало развеселило. Это он не банкир? Это он не умеет шантажировать? Видимо Синдона разбирается в людях ещё хуже Карлы.

— А у вас, значит, есть рычаги давления на министерство финансов Италии?

— Есть, — не без гордости признался Синдона, — они бы были и у тебя, не будь ты так глуп и упрям, когда отказывался присоединиться к братству достойных людей.

— Я привык рассчитывать только на свои силы.

— Вот и плохо. Так ты мало чего добьешься в профессии.

Сарваш лишь покачал головой:

— Я не временщик, дон Микеле, и собираюсь прожить долгую жизнь и потому имею полезную привычку загадывать на несколько десятилетий вперед.

— Ещё скажи, что собираешься жить вечно, — усмехнулся «Акула».

— А ещё я не выжимаю из банков все соки без остатка.

Синдона злобно посмотрел на Сарваша:

— Что ты понимаешь? Я тебе плачу не за оскорбления, сукин ты сын, а за то, чтобы ты дал мне дельный совет.

— Попробуйте купить швейцарский паспорт, — сострил Сарваш, — Будет где укрыться от итальянских следователей.

Но Синдона воспринял его слова всерьёз и буквально.

— Да, ты прав, так я и сделаю. Умберто Ортолани уже предлагал мне нечто подобное…

— Так вы, наконец, меня уволите? — на всякий случай поинтересовался Сарваш.

— Что, как крыса хочешь сбежать с тонущего корабля? Не выйдет. Нас разлучит только прокурор.

И Сарваш остался при своей должности в Франклинском национальном банке. С Карлой он виделся всё реже и реже. Когда он встречал её в коридоре или холле, по виду женщины было понятно, что её что-то гложет, что она хочет с ним поговорить, но этого так и не происходило. Видимо, гордость не позволяла ей первой делать шаг навстречу. И Сарваш сам не спешил к примирению, он чувствовал, что сейчас не самое лучшее для этого время, и надо подождать.

И вот настал долгожданный день, когда старик из Чайна-тауна разослал письма адресатам в четырёх странах, и механизм банковского краха пришёл в движение. В миланском банке Синдоны обнаружился убыток в триста миллионов долларов, и министерство финансов Италии начало процесс принудительной ликвидации банка. Через пару дней появился ордер на арест дона Микеле и он сбежал с новеньким швейцарским паспортом из Милана в Женеву. До Нью-Йорка он добрался точно к знаменательной дате — краху Франклинского национального банка. Это банкротство назвали крупнейшим в американской истории — шутка ли, два миллиарда долларов пропали неизвестно куда.

Сарваш стоял в холле на первом этаже и не без интереса наблюдал, как полиция выводит из здания в наручниках всё высшее руководство банка. Не было среди них только гражданина Швейцарии Микеле Синдоны. Но к вечеру он позвонил Сарвашу из отеля «Пьер», где всегда останавливался:

— В миланской прокуратуре лежит выписка о распределении дивидендов в Частном банке, — отчеканил Синдона. — Ещё у них есть авизо на триста миллионов долларов, с не совсем точными данными…

— Поддельные, — уточнил за него Сарваш.

Синдона вмиг переменился в голосе и пошипел:

— Это ведь ты, стервец, украл у меня эти документы и отправил их в Милан, так?

— А я думал, — беззаботно произнёс Сарваш, — вы так и не встретились с прокурором, раз бежали в Женеву. Откуда информация, что в его распоряжении именно авизо?

— От добрых людей.

— А, — понимающе кивнул сам себе Сарваш, — тех самых, что при галстуках и фартуках, с угольниками и мастерками. Ну что, сильно они вам помогли?

— Запомни, — угрожающе продолжал Синдона, — отсчёт твоих дней уже пошёл. Никто не смеет насмехаться надо мной, слышишь? На кого ты работаешь? Кто надоумил тебя подставить меня?

Тут Сарваш не сдержал т смеха, чем ещё больше разозлил «Акулу».

— Единственный человек, кто вас подставил, это вы сами, дон Микеле. Если б не ваша фантастическая жадность и тяга к мошенничеству…

— Ты не жилец, понял, не жилец, — только и ответил Синдона, — у меня есть люди, они разберутся с тобой, поверь мне…

— У вас, или ваших покровителей Гамбино?

— Какая разница?!

— Абсолютно никакой. Не вы первый, не вы последний, кто угрожает мне расправой. Но, поверьте, убить меня — это не выход из положения.