I wanna see you be brave (СИ) - "nastiel". Страница 29

— Не позволь Стайлзу ненавидеть меня. И Дереку. Не хочу, чтобы они думали, что я трусиха.

Четыре качает головой.

— Если твой Стайлз не дурак, то он ни в жизни не поверит всему, что мне придётся сказать. А Дерек… Он бы не стал тебя ненавидеть, даже если бы захотел.

Я поджимаю губы. Пора. Сейчас — или никогда. Слегка трясу плечом, и Четыре убирает руку.

— До встречи, Тобиас, — я улыбаюсь поджатыми губами. Глаза печёт от подступающих слёз.

— Будь храброй, Джесс, — отвечает он.

Комментарий к Глава 11

http://vk.com/club75865569

========== Глава 12 ==========

Поезд несёт меня в центр города; предстоит разговор по душам с членами Альтруизма. Возможно, стоило, в первую очередь, посетить Товарищество, но в том, что отец поверит мне, я уверена на сто процентов, а вот в том, что поверят другие — не уверена совсем.

Я оставляю двери вагона открытыми, чтобы следить взглядом за тем, как солнце медленно овладевает голубым чистым небом. Через минут сорок оно окончательно взойдёт, и начнётся первый день из двух тех, что у нас остались. Мне кажется, что я сплю — настолько нелепа происходящая ситуация. Глупо предполагать, что мы с парнями просто не правильно поняли слова Эрика или их с Максом замысел, как и глупо надеяться, что проблема (а это проблема!) рассосётся сама собой. Но всё равно мне трудно не задаваться вопросом:

«Почему именно я решила стать зачинщиком оппозиции?».

И как только я думаю об этом, в голову тут же приходит другой:

«А кто, если не я?».

Я никогда не была альтруисткой, но Четыре считает, что в каждом из нас есть частичка всего: и доброты, и отречения, и ума, и отваги, и честности. Он говорит, что человек не может быть кем-то одним, и поначалу я считала это глупостью и подростковым максимализмом, но сейчас как никогда ясно понимаю, что он прав.

Я никогда не была альтруисткой, но в данную минуту мчусь в поезде через весь город именно потому, что хочу помочь людям.

Из нынешних жителей Альтруизма я практически никого не знаю, кроме Эндрю Прайора — отца Трис и одного из первых людей фракции, Маркуса Итона — подонка, которого Тобиас когда-то через силу называл «папой» и Айзека — того самого парня, в которого я когда-то была влюблена. Я сжимаю пистолет в руке так крепко, что если бы он был пластиковым, то дал бы трещину. Мне вдруг неожиданно становится страшно, хочется спрыгнуть с поезда и забыть обо всём, что мне нужно сделать. Или лучше под поезд, чтобы раз — и больше никаких проблем.

«Но что бы сказал на это отец? Что бы подумал Стайлз?»

Они оба возненавидели бы меня за то, что я сдалась. Но и за то, что ушла одна — тоже.

Я прижимаюсь спиной к холодной металлической поверхности вагона и закрываю глаза. Колеса подо мной отбивают монотонный ритм, и я стараюсь забыться, представляя, как они плавно скользят по рельсам. Стайлз наверняка знает, как работает их механизм; он бы рассказал мне, если бы я попросила. А ещё, если бы я попросила, он бы поехал со мной.

Если бы я всё ему рассказала, он бы точно поддержал. Но тогда его жизнь была бы в опасности, а это для меня чрезмерная роскошь.

Я в ответе за две жизни: свою и его. И если первую я с лёгкостью променяю за сохранность второй, то если второй не станет — первая оборвётся сама по себе.

Кажется, будто слышу движение в соседнем вагоне, но знаю, что это не так. Моё подсознание играет со мной злую шутку, подкидывая дрова в костёр внутреннего сомнения. Я трясу головой, прижимаю к груди пистолет и повторяю, словно мантру:

«Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо».

Так легче, хоть я и не верю.

Поезд прибывает в центр спустя чуть меньше часа. Я спрыгиваю, не дожидаясь, пока он замедлит ход, и больно приземляюсь на левое колено. Встаю, потирая ушиб, и, прихрамывая, бреду в сторону Втулки. От неё я с лёгкостью смогу найти дорогу к общине альтруистов. Их дома: серые и квадратные, — как мне кажется, слишком простые даже для тех, кто считает тщеславие смертным грехом. У меня нет плана касательно того, как стоит искать нужного человека — того самого, которому я смогу доверить не только страшную новость, но и организацию оповещения других. Я могла бы вламываться во все дома, что попадутся на пути — это было бы в стиле Лихости. Но альтруисты и так не любят мою фракцию за излишнюю бестактность, а сейчас не тот случай, когда мне хотелось бы обзавестись ещё парочкой недоброжелателей.

Люди на улицах спокойны и медлительны; не те, что в чёрном, разумеется. Я прикладываю руку к животу, где находится пистолет, опускаю голову вниз и прибавляю скорость. Спустя минут пятнадцать я на месте. Альтруисты смотрят на меня косо, как на незваного гостя, но я делаю вид, словно мне всё равно: обычно так поступают все лихачи — делают, что хотят.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спрашивает у меня женщина с чёрными длинными волосами и миловидным лицом.

Она тактично преграждает мне путь. Я осматриваю её лицо. Могу поспорить, что видела её раньше.

— Мне нужен Айзек, — отвечаю я. — Фамилии его я не знаю. Высокий такой, кудрявый.

Женщина кивает.

— Он живёт в последнем доме в этом ряду. Вас проводить?

— Нет, — я мотаю головой, а затем добавляю: — Спасибо. Мы раньше с вами не встречались?

— Не думаю, — мягко улыбается она. — Возможно, вы видели моего сына, он перешёл к вам во фракцию… Но я не должна об этом говорить.

Женщина опускает глаза в землю. Фракция превыше крови.

— Не волнуйтесь, — шепчу я. — Я в эти дурацкие правила не верю. Мой отец остался в Товариществе, и не проходит ни дня, чтобы я не думала о нём с тоской в сердце.

Женщине словно становится легче: её плечи опускается, а улыбка снова озаряет лицо. Она поднимает на меня глаза.

— Скотт МакКолл, — произносит она имя своего сына, и я вспоминаю, что видела её в День Посещения рядом с другом Стайлза.

— Я хорошо знаю вашего сына, мэм. У него всё замечательно.

Подбородок женщины совсем незаметно дёргается. Она напоминает мне отца. Мне кажется, что ей тоже можно доверять.

— Всё-таки, мне понадобится ваша помощь. С ориентацией на местности у меня всегда были проблемы.

Миссис МакКолл провожает меня до нужного дома, но я не позволяю ей уйти и прошу постучаться за меня, оправдываясь тем, что у меня мизофобия (хотя, конечно, это бред, я даже упавший на пол маффин доедала). Айзек открывает дверь практически сразу же, словно некоторое время стоял под ней и ждал кого-то. Сначала он здоровается с миссис МакКолл и улыбается ей, а затем его взгляд падает на меня.

— Джессика? — Помнит? Странно. Я думала, что придётся ворошить воспоминания детства. — Что ты здесь делаешь?

— Миссис МакКолл, — обращаюсь я к женщине, — если Айзек позволит, то я попрошу вас составить нам компанию в его доме. У меня есть кое-какие новости… И, боюсь, они касаются в том числе и вашего сына.

Миссис МакКолл медлит, переводя взгляд с меня на Айзека. Я умоляюще смотрю на второго, как бы мысленно говоря ему «Поверь мне, это действительно важно, а иначе я бы не пришла!»

— Буду только рад, если вы зайдёте, — натянуто улыбается Айзек и делает шаг в сторону, пропуская нас внутрь.

В доме альтруиста-переходника нет ничего, что могло бы напомнить мне о том, кем Айзек был шестнадцать лет своей прежней жизни. Раньше я никогда не была в гостях у члена другой фракции, но именно так и представляла типичное жилище отречённого человека: всего здесь по минимуму, и никаких украшений. Я бы повесилась. Любой бы повесился.

Айзек машет рукой в сторону дальней комнаты. Она едва ли напоминает гостиную, но я вижу диван, кресло, шкаф и журнальный столик — значит, это она. Присаживаюсь на подлокотник кресла, миссис МакКолл — на край дивана. Айзек встаёт в дверном проёме, скрестив руки на груди и упершись бедром в стену. Поза лихача. Я хмыкаю про себя.

Мы некоторое время молчим. Я знаю, что они ждут моих речей, но понятия не имею, с чего начать.