Моя гениальная подруга - Ферранте Элена. Страница 32

— Так значит, я права?

— В чем?

— В том, что он хвастун. Откуда у него столько денег на фейерверки?

В новогоднюю ночь и наш квартал, и весь Неаполь превращался в настоящее поле битвы. Небо озаряли вспышки ослепительного света, громыхала канонада. Густым туманом стлался пороховой дым, проникая в окна домов, заставляя слезиться глаза и вызывая кашель. Но разноцветные искры, свист ракет и выстрелы, от которых тряслись стены, стоили денег, и, как всегда, больше всего фейерверков запускали те, кто побогаче. В нашей семье лишних денег не водилось, и о том, чтобы накупать кучу новогодних петард, не приходилось и думать. Отец приносил домой пачку бенгальских огней, один салют и одну ракету. В полночь он совал мне, как самой старшей, в руку бенгальскую свечу и поджигал, а я стояла замерев, счастливая и немножко испуганная, и не отрываясь смотрела на крошечные вихри огня, едва не лизавшие мне пальцы. А отец уже бежал за ракетой, на подоконнике засовывал ее в стеклянную бутылку, поджигал фитиль окурком сигареты и с восторгом смотрел, как ракета, разбрызгивая искры света, со свистом летит в небо. Следом он выбрасывал на улицу бутылку.

В семье Лилы фейерверки тоже запускали нечасто, если вообще запускали, потому-то Рино и взбунтовался. С двенадцати лет он повадился убегать на Новый год из дома в компанию парней, которых считал храбрее своего отца, и прославился тем, что собирал невзорвавшиеся петарды. Не успевал стихнуть праздничный гвалт, как он отправлялся на охоту, а потом тащил свои трофеи к прудам, складывал их на берегу, поджигал и наслаждался зрелищем: сначала вспыхивало высокое пламя, затем раздавался треск и, наконец, гремел взрыв. В память о том дне, когда он не успел отбежать подальше, на руке у него остался шрам в виде большого черного пятна.

В числе причин того вызова, который Рино бросил в конце 1958 года братьям Солара, как очевидных, так и скрытых, было желание Рино отыграться за нищее детство. Поэтому он задумал во что бы то ни стало раздобыть денег на фейерверки. Однако даже ему, одержимому манией величия, было ясно, что тягаться с Солара бесполезно. Братья целыми днями разъезжали туда-сюда на своем «миллеченто» и загружали в багажник пиротехнику, с помощью которой намеревались в новогоднюю ночь поубивать птиц и напугать собак, кошек и мышей. Рино долго с завистью наблюдал за ними из мастерской, а потом, чтобы обзавестись мало-мальски приличным арсеналом, занял денег у Паскуале и Антонио, но больше всего — у Энцо, который был чуть состоятельней.

Все неожиданно изменилось, когда матери отправили нас с Лилой в лавку Стефано Карраччи за продуктами к праздничному ужину. В магазине толпился народ. За прилавком, помимо Стефано и Пинуччи, стоял Альфонсо, пославший нам смущенную улыбку. Мы встали в конец длинной очереди. Но тут Стефано обернулся ко мне — именно ко мне, махнул в знак приветствия рукой и что-то сказал на ухо брату. Мой одноклассник вышел из-за прилавка и спросил, нет ли у нас с собой списка покупок. Мы отдали ему список, и он убежал в подсобку, а через пять минут вернулся со свертками и пакетами.

Мы разложили пакеты по сумкам, заплатили синьоре Марии и вышли из магазина, но не успели отойти на несколько шагов, как нас догнал уже не Альфонсо, а Стефано собственной персоной.

— Лену́! — окликнул он меня своим красивым мужским голосом.

Он казался спокойным и приветливо улыбался. Картину немного портило только жирное пятно на белой рубашке. Он заговорил на диалекте с нами обеими, но глядел на одну меня:

— Не хотите встретить Новый год у нас? Альфонсо будет очень рад.

После убийства дона Акилле его жена и сыновья вели замкнутый образ жизни: церковь, лавка, дом. Лишь изредка они выбирались на некоторые празднества, которые никак нельзя было пропустить. Предложение Стефано стало для нас неожиданностью.

— Мы уже договорились праздновать с ее братом, — кивнув на Лилу, сказала я. — И еще с кое-какими друзьями.

— Тогда я приглашаю и Рино. И ваших родителей тоже — дом у нас большой. Будем запускать фейерверки с террасы.

— С нами будут Паскуале и Кармен Пелузо. И их мать, — перебила его Лила.

Эта реплика должна была поставить точку в разговоре: Альфредо Пелузо сидел в Поджореале за убийство дона Акилле. Не мог же сын дона Акилле пригласить детей Альфредо к себе в гости, выпить за Новый год. Тут Стефано перевел взгляд на нее, словно только что ее заметил, и невозмутимо произнес:

— Вот и хорошо, пусть тоже приходят! Выпьем шампанского, потанцуем… Новый год — новая жизнь!

Эти его слова поразили меня. Я посмотрела на Лилу: она не могла скрыть растерянности.

— Ладно, я поговорю с братом, — наконец проворчала она.

— Когда решите, дайте мне знать.

— А фейерверки?

— Что — фейерверки?

— Мы принесем свои, а ты как?

Стефано улыбнулся:

— Сколько фейерверков тебе надо?

— Как можно больше.

Он снова повернулся ко мне:

— Вы только приходите, а уж там… Вот увидите, будем палить хоть до рассвета.

21

Всю дорогу мы смеялись до упаду:

— Это он все из-за тебя.

— Нет, из-за тебя.

— Он так влюблен, что готов ради тебя пригласить в дом коммунистов и убийц собственного отца.

— Да брось! Он на меня даже не взглянул.

Рино выслушал наш рассказ о предложении Стефано и отказался наотрез. Но желание превзойти Солара пробудило в нем сомнения, и он попробовал обсудить это дело с Паскуале: тот жутко разозлился. Зато Энцо пробормотал: «Ну, если смогу, приду». Наши родители приглашению обрадовались: дона Акилле больше не было, а его зажиточную вдову и детей они считали прекрасными людьми, подружиться с которыми было для них большой честью.

На Лилу произошедшее произвело странное впечатление: она была сама не своя, словно не понимала, где находится, и потерянно озирала нашу улицу, двор и свою мастерскую. Как-то вечером она пришла ко мне. Вид у нее был такой, словно ей внезапно открылась великая тайна.

— Мы обе ошиблись. Стефано не нужны ни ты, ни я.

Мы, как обычно, пустились в рассуждения, смешивая точные факты с самыми смелыми фантазиями. Если мы ему не нужны, чего он добивается? Может, тоже хочет прищемить хвост Солара? Мы не забыли, как Микеле устроил на именинах матери Джильолы скандал, из-за которого прогнали Паскуале: тем самым он вмешался в семейные дела Карраччи, выставив Стефано беспомощным слабаком, неспособным постоять за честь покойного отца. Так и есть: в тот день братья Солара задели не только Паскуале, но и Стефано. Теперь Стефано оставалось только им назло взять и помириться с Пелузо: именно ради этого он и звал их к себе на Новый год.

— В чем его выгода? — спросила я Лилу.

— Не знаю. Но он что-то задумал. Что-то необычное, чего у нас никто никогда не делал.

— Простить?

Лила скептически помотала головой. Она силилась понять, что происходит. Мы обе силились это понять. Нам вообще нравилось понимать, что происходит вокруг нас. Стефано совсем не был похож на человека, способного простить убийцу своего отца. Лила догадывалась, что дело здесь в другом. Постепенно, сопоставляя известное нам с теми идеями, которых она в последнее время набралась от Паскуале, она докопалась до правды — или думала, что докопалась.

— Помнишь, я говорила Кармеле, что она могла бы выйти замуж за Альфонсо?

— Помню.

— Стефано хочет сделать кое-что похожее.

— Жениться на Кармеле?

— Больше.

По мнению Лилы, Стефано задумал начать новую жизнь с нуля. Избавиться от всего, что было раньше. Он не желал делать вид, будто ничего не меняется, как это делали наши родители. Лила считала, что рассуждает он примерно так: «Я знаю, кем был мой отец, но теперь его нет, а есть я, есть мы — и довольно об этом!» Он хотел показать всему кварталу, что он — не дон Акилле, а дети Пелузо — не бывшие столяры, убившие его отца. Эта идея нам понравилась и тут же переросла в уверенность. Мы прониклись к молодому Карраччи искренней симпатией и решили стать на его сторону.