Август - Уильямс Джон. Страница 32

Не готовые к встрече со столь грозной силой, корабли Помпея дрогнули под нашим натиском; с помощью абордажных крюков моего изобретения мы сумели захватить множество кораблей — даже больше, чем потопили, — и присоединили их к нашему флоту. После того как мы завладели прибрежными крепостями Гиера и Тиндар, Помпей решил, что, если он не сможет одержать решительную победу на море и уничтожить наш флот, все прибрежные укрепленные города, снабжавшие его флот, перейдут в наши руки и тогда для него все будет потеряно.

Он выставил против нас весь свой флот, заняв выгодную позицию перед портовым городом Навлохом, который мы должны были взять прежде, чем закрепиться в Милах — первой крепости, захваченной нами и располагавшейся в нескольких милях к югу от Навлоха.

При всем своем умении и опыте Помпей ничего не мог поделать с нашими более тяжелыми кораблями, и, хотя его суда были гораздо маневренней, ему ничего другого не оставалось, кроме как пытаться лишить нас весел; при этом он потерял больше своих кораблей, чем повредил наших. В общей сложности было потоплено двадцать восемь кораблей Помпея вместе с людьми, остальные или были захвачены, или так сильно повреждены, что уже ни на что не годились. Лишь семнадцати кораблям из всего флота удалось спастись; в самом жалком состоянии они отошли на восток, унося с собой Секста Помпея.

Некоторые говорят, что Помпей ушел на восток в надежде присоединиться там к Антонию и снова натравить его на Цезаря Августа; другие — что он хотел вступить в союз с варваром Фраатом, правившим Парфией, который вел войну против наших восточных провинций. В любом случае он обосновался в провинции Азия, где вернулся к своим прежним занятиям — грабежу и разбою, пока не был схвачен центурионом Титием (которому он когда–то сохранил жизнь) и предан казни как самый обычный разбойник. Так было наконец покончено с пиратством на морях, омывающих Италию.

После всех этих нелегких битв нашим воинам еще предстояло покорить другие прибрежные города Сицилии, служившие Помпею опорными базами, главным из которых была Мессина, где размещалась основная часть сухопутной армии Помпея. Согласно приказу Цезаря Августа, мы должны были блокировать город с моря и ожидать его прибытия для решающей битвы, если до этого дойдет дело. Но к этому времени в Мессину наконец прибыли корабли триумвира Лепида, не принимавшие участия ни в одном из сражений с Помпеем; и несмотря на то что я лично передал ему приказ Цезаря Августа, Лепид вступил в переговоры с комендантом города; полный сил после своего безмятежного путешествия в Африку, он заявил, что данной ему властью снимает с меня обязанности командующего силами Рима и что он уже договорился о сдаче легионов Помпея в Мессине, потребовав от них присягнуть ему на верность, после чего присоединил их к уже имеющимся у него легионам. Измученные и разуверившиеся, мы ждали прибытия Цезаря Августа.

VIII

Приказ по войскам (сентябрь, 36 год до Р. Х.)

Кому: Плинию Руфу, военному командующему легионами Помпея в Мессине.

От: Марка Эмилия Лепида, императора и триумвира Рима, правителя Африки и главнокомандующего африканскими легионами, консуляра и верховного понтифика римского сената.

На предмет: Сдача легионов Помпея на Сицилии.

Передав в мою единоличную власть легионы побежденного Секста Помпея, ты должен известить командиров и солдат, бывших под твоим началом, о том, что:

1) им даровано прощение за все преступления против законной власти Рима, совершенные до настоящего дня, и что они не понесут наказания ни по моей воле, ни по воле кого–либо другого;

2) они не должны вступать в переговоры или контакт с командирами и солдатами легионов, не находящимися под моим началом;

3) данной мне властью им гарантируется безопасность и благополучие, при этом они не должны подчиняться ничьим приказам, кроме как моим или назначенных мною командиров;

4) они могут свободно общаться с воинами моих легионов и считать себя братьями по оружию, а не врагами;

5) Мессина как покоренный город предоставляется в их распоряжение для личного обогащения на тех же основаниях, что и солдатам моих легионов.

IX

Письмо: Гай Цильний Меценат — Титу Ливию (13 год до Р. Х.)

Мой дорогой Ливий, сегодня я получил известие о том, что Марк Эмилий Лепид скончался в Цирцеях, где доживал свой век в ссылке и, как я полагаю, в бесславии последние двадцать четыре года. Он был нашим врагом, но после стольких лет смерть старого врага как–то странно похожа на смерть старого друга. Я огорчен, как и наш император, который принес мне эту весть. Он сказал, что позволит публичные похороны Лепида в Риме, как в старину, если его родственники того пожелают. И вот после стольких лет Лепид наконец вернется в Рим и восстановит свое доброе имя, которого лишился в тот роковой день на Сицилии, почти четверть века тому назад…

Я вдруг подумал, что совсем не писал тебе об этом. Еще неделю назад я, без сомнения, повел бы этот рассказ в шутливом тоне, как об одном из трагикомических эпизодов нашего прошлого. Но смерть Лепида представляет все эти события в совсем ином свете, и воспоминания мои почему–то окрашены грустью.

После продолжительной, изматывающей и кровавой войны пират Секст Помпей был разбит силами флота и армии под командованием Марка Агриппы и Октавия и якобы с помощью Лепида. Этот последний совместно с Агриппой должен был блокировать город Мессину на побережье Сицилии, чтобы лишить разметанный флот Помпея безопасного рейда для починки кораблей, поврежденных в битвах с Агриппой и Октавием. Но комендант города, некто Плиний, узнав о поражении Секста, повиновался приказу Лепида и сдал город и восемь легионов Помпея без борьбы. Лепид принял сдачу и, невзирая на протесты Агриппы, взял легионы под свое командование, после чего отдал город на разграбление как Помпеевым, так и своим солдатам, город, который добровольной сдачей вверил себя и своих жителей его покровительству.

Как ты сам понимаешь, дорогой Ливий, война никогда не бывает приятной и в ходе ее нельзя не ожидать жестокости со стороны солдат. Агриппа и Октавий вошли в город после ночи грабежей; я очень мало что мог узнать от Агриппы, а что касается нашего императора, то он никогда не упоминал об этих событиях.

Дома как богатых, так и бедных без всякого разбора или причины были преданы огню; сотни невинных жителей, единственное преступление которых заключалось в том, что они имели несчастье жить в городе, оккупированном легионами Помпея, — старики, женщины и даже дети — были безжалостно убиты или замучены до смерти солдатами. Агриппа рассказал мне, что даже на следующее после резни утро, когда он и Октавий въехали в город, их встретили стоны раненых и предсмертные вопли умирающих.

И когда наконец наш император сошелся лицом к лицу с Лепидом, предварительно отослав многих из своих людей позаботиться о многострадальных жителях Мессины, он был настолько убит горем, что не мог вымолвить ни слова; и этот несчастный глупец Лепид, ошибочно приняв его молчание за знак слабости и упоенный своим, как казалось, неоспоримым могуществом, приобретенным благодаря двадцати двум хорошо отдохнувшим и откормленным легионам, в самых презрительных и угрожающих тонах надменно потребовал от своего соратника по триумвирату немедленно покинуть Сицилию, заявив, что если Октавий хочет остаться триумвиром, то должен удовлетвориться одной Африкой, которую он, Лепид, готов ему уступить. Это была поразительная речь…

Бедный Лепид — как же он заблуждался! Наш император ничего не ответил на его смехотворное требование.

На следующий день в сопровождении Агриппы и всего шести телохранителей он отправился в город, где с небольшого местного форума обратился к воинам Лепида и бывшим солдатам Секста Помпея с речью, в которой сказал, что все обещания Лепида ничего не стоят без его, Октавия, одобрения и что им грозит опасность потерять поддержку Рима, если они последуют за ложным вождем. Он носил имя Цезаря, и этого, пожалуй, было бы вполне достаточно, чтобы заставить солдат прислушаться к голосу разума, даже если бы Лепид не совершил свою роковую ошибку: один из телохранителей Лепида прямо у него на глазах поднял руку на нашего императора, который избежал тяжелого ранения или даже смерти лишь благодаря тому, что его охранник пожертвовал собственной жизнью, загородив его собой от направленного в него копья.