Тёмное солнце (СИ) - Евдокимова Лидия Григорьевна. Страница 79

— Литан, в другой раз кричи громче. Я не каждый день гуляю после обеда, — перезарядив энергоячейку, сказал безопасник. Дочь капитана поднялась на ноги, сначала опершись руками о землю и встав на колени, а потом и вытянувшись во весь рост. Короткие медно-красные волосы блестели от пота и пестрели пятнами свежего перегноя с поверхности почвы под ногами.

— Но ты же все-таки меня нашёл, — хрипло, чётко выговаривая каждое слово, сказала она. Ярко-зелёные глаза Литан блестели от слез, покраснев и некрасиво смотрясь на бледном лице. Лопнувшие красные сосуды почти скрывали белки, придавая взгляду некоторую нотку потусторонности.

— Я всегда тебя слышу, — мягко сказал Кресс, подходя к женщине и привлекая её к себе. Она разрыдалась. Страх пережитого, ужас произошедшего за время пути, новости, свалившиеся на неё, близкая смерть и возложенная миссия вырвались наконец наружу. Ула Литан вцепилась руками в костюм Креса, переминая в пальцах под перчатками меняющую окрас ткань.

— Я… я… мне было так… так страшно, Варгейн… — всхлипывая и безуспешно пытаясь справиться со слезами и дрожью, произнесла она. — Так страшно тебя больше не увидеть.

Безопасник погладил её по голове. Сначала искренне, с заботой и беспокойством, стараясь утешить и успокоить. А потом его поглаживания стали медленней, пока рука не опустилась вовсе.

— Твой отец умер.

Литан перестала цепляться за безопасника. Отстранилась, отошла на полшага и посмотрела на него.

— Если бы чуть раньше… — не выдержав, произнёс он, выпуская женщину из объятий, с силой ударяя кулаком в ствол дерева рядом.

— Что ты такое говоришь, Варгейн? — прошептала женщина.

— Ничего. Забудь, — холодно сказал Кресс, передёргивая затвор пушки. — Мы должны вернуться. На сегодня миссия окончена.

— Но теперь… — Литан пошатываясь побрела вслед за безопасником. — Теперь мы можем… — в её голосе скользнула надежда. Кресс остановился, посмотрел в глаза Литан и медленно кивнул, соглашаясь. Они оба знали, что теперь — было уже поздно. Он знал, что дочь капитана уже носит под сердцем его дитя. Он знал, какая роль возложена на эту женщину, которую он любил так и как мог и умел. И он знал, что она знает — исход будет один. Он останется в кристаллах памяти, а она, много дольше пережив его, снова и снова будет появляться на свет в новых формах жизни, неся генетический материал своего отца, однажды и навсегда поставившего крест на их совместном с Кресом будущем.

«Что мы можем? — хотел спросить у неё Крес. — Что мы можем теперь, когда ничего не смогли до этого дня?» но Литан шла рядом, держась за его руку, украдкой всхлипывая и запинаясь за корни деревьев, пугаясь пёстрых убийц, прячущихся в листве, и полностью доверяя ему, Варгейну.

Лаитан хотела бы, чтобы сейчас по её щекам прокатились горячие слезы. Боль, которая разрывала её изнутри, была настолько невозможной, настолько всепоглощающей, что в ней сгорали даже бесконечные льды севера. Ей хотелось кричать, заставить тёмного зверя отвернуться и утратить над ней власть, заставить вернуть себя обратно во дворец, под уютное покрывало из лжи и празднества, под покров неизвестности и всеобщих правил.

Лаитан ждала слез, но глаза были пусты и сухи, как бескрайние пустыни, выжженные злым солнцем и обезвоженные им в начале времён.

А зверь смотрел, все так же, не мигая, не отворачиваясь и не отводя взгляд. Черные провалы глаз, в которых где-то было спрятано её прошлое, будущее и настоящее.

«Если бы ты тогда дал ей умереть, этого бы не было со мной сейчас, — малодушно, в отчаянии, с болью, подумала Лаитан. — Почему я? Почему мне нужно отвечать за то, от чего я получаю только боль и страх? Где же все то, что было кроме этого? И почему этого никогда уже не будет у меня?»

Зверь молчал и смотрел, в черных глазах мелькнули и рассыпались далёкие звезды, искрами скатившиеся по дымной шкуре призрака. Зверь смотрел, и зверь плакал. Из чернильной тьмы катились, угасая, сотни крошечных звёзд.

Она открыла глаза, взглянув в чужое небо над головой. Стылые облака где-то далеко несли свежесть и ветерок. Бескрайняя синева ослепительного утра падала на неё, обрушиваясь всей тяжестью на плечи. Вокруг суетились люди, чьи руки пытались помочь ей подняться. Лаитан не хотела подниматься. Она не хотела ничего видеть и ничего знать. Разве что только одно: почему молчал её золотой колосс? Почему жестокий и отряжённый на контроль источник всегда молчал?

И Лаитан поняла.

Кресс не смог простить решения капитану. Не смог до конца принять его волю, но и выбор в пользу иных решений он не посчитал разумным. И потому он стал тем, кем стал, примерив на себя давно известную роль.

«Я всегда тебя слышу», — эхом разнёсся в сознании незнакомый голос.

Теперь Лаитан заплакала.

Когда метательный снаряд, нещадно воняя и оставляя после себя дымную дорожку, врезался в медленно приходящего в себя жреца, Морстен ощутил, как сила, сковавшая их с Лаитан в одно целое, распадается, оставляя после себя обрывки памяти, тихо пропадающую боль от прикосновения противоположной силы, и осознание чего-то большего. Большего, чем человек, но недостижимого.

Взрыв разбросал неприглядного вида куски замороженной плоти и остатки туманной сферы вокруг того места, где жрец Посмертника был пойман в ловушку Темным и Медноликой. Сероватый дымок и запах разложения, смешанный с чем-то едким — вот и все, что осталось после грозного противника.

Лаитан, из-под прикрытых век которой лились слезы, упала на колени, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Её лицо было непривычно бело, и выглядела владычица Империи так, что краше на погребальный костёр кладут. Седины в волосах прибавилось, а руки ходили ходуном, когда она приняла из рук подбежавшей к ней служанки флягу с вином.

Гравейн опустил руки, с которых сыпались осколки начавшего таять льда. Он мог только стоять на месте, и не двигаться. Стоило бы сделать шаг — и грозный властелин Тьмы, Севера, и прочая, и прочая рухнул бы на осквернённую каменистую землю. Шаман уже спешил к нему, грозно булькая большим мехом, и Морстен скривился от предвкушения мерзости вкуса лечебного пойла.

— Ловко вы его, — перед ним, опираясь на секиру, тяжело сел на труп какого-то степняка Гуррун, довольно отдуваясь. — Свет, значит, и Тьма? Ну-ну…

Лукавый гном подмигнул Морстену, который до сих пор не понимал, почему они все еще живы. Он и Лаитан. Свет и Тьма никогда не уживались вместе, взаимно уничтожая друг друга и своих носителей, буде им приходилось соединять усилия. «Но, даже пережив боль и выжигая тела, мы все же смогли действовать, как одно целое, — подумал он, без удивления смотря на хромающего Семь Стрел, все еще держащего в руке свое мудреное оружие, из которого все еще тянулся ядовито воняющий дымок. — То есть, силы все же не так противоположны, как всем говорят. Рискну сказать ересь, но, похоже, все они происходят из одного корня, и мы к этому корню скоро придем».

— Что это за громыхало у тебя? — повеселевший после доброй схватки дварф медленно встал, держась за рукоять своего оружия. — Эй, друг, покажи мне. Сдаётся, такие штуки мы когда-то делали в Аркзантар-Кхагдубурге. Но секрет утерян с годами.

— Извини, достойнейший, не могу, — Семь Стрел обмотал свою пушку шкурой, и повесил обратно на спину. — Это не мой секрет, а тайна племени, и ей я не имею права делиться даже с такими славными воинами. Скажу лишь, что взял это устройство, чтобы отпугивать драконов, если те попадутся.

— Попадутся, не попадутся, — проворчал в бороду почти не задетый отказом дварф. — Тоже мне секрет, древесный уголь, сера, селитра и немного металлической пыли. Но все это бесполезно, если не знать, как правильно отливать и ковать ствол. А именно это знание мы потеряли после переселения.

«Все правильно, — донёсся далёкий шёпот со знакомыми интонациями. Замок все же не оставлял своего подопечного и владыку. — Еще немного, и ты поймёшь все сам. Большего не скажу».