Катавасия (СИ) - Семёнов Игорь. Страница 11

      Шли уже по посёлку. Фома нагло шокировал местных псов тем, что демонстративно не замечал их старательное, до хрипа и пены, тявканье. Подходить ближе и лезть в драку они почему-то не решались. Зашли в магазин за продуктами, обнаружили торичеллиеву пустоту времён застоя. Разнообразием городских магазинов не пахло. На витринах сиротливо ютились рыбные консервы, кулинарный жир и крупы. Оно и понятно, какой тихий дурак повезёт сюда товары, если на заводе зарплату выдают раз в полгода перед собранием акционеров, а иных работодателей в посёлке нет вовсе. Вадим с Дедкиным дружно выматерились шёпотом по этому поводу, пожалев, что решили ничего не покупать в городе, дабы не везти лишний груз, глубоко вздыхая, набрали кильки и фрикаделек в томате, перловки и рису, загрузили в пустой рюкзак Двинцова, с отвращением думая о том, что питаться сей пакостью придется двое суток по причине собственной же глупости. Оставалось надеяться, что хлеб-то Каурин раздобудет. Добрались до Кауринской пятиэтажки, Дедкин поднялся за Валерой, Вадим с Фомой расположились у подъезда.

      Виктор вскоре вышел, сказал, что Каурин на заводе, хотя какого лешего он там делает в субботу, оставалось неясным.

      Минут через пять нарисовался и Валерий. Он скакал к дому своей птичьей, прыгающей походкой, широко размахивая руками, при виде ожидающих Двинцова и Дедкина расцвел широкой собачей улыбкой с лёгким наклоном головы вбок. Подошёл, с силой пожал руки, тоном, не признающим возражений, позвал в дом обедать, не дожидаясь ответа, понёсся по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

      Валерию стукнуло уже сорок пять. Когда-то закончил юридический, но затем подался в армию, где служил, мотаясь по всему свету от заварушки к заварушке, недавно ушел в отставку, после чего вернулся на родину, где и осел на заводе. Должностную инструкцию сочинял себе сам, посему полномочия свои по борьбе с расхитителями и прочими нарушителями расширил до пределов, какие только мог себе представить. Облекшись же властью, сразу повёл жестокую борьбу с несунами любых масштабов. Передвигаться медленно и разговаривать вполголоса Каурин не мог и не хотел. Небольшого роста, сухой и жилистый, с коротко стрижеными тёмно-русыми волосами, немного кривоватый в ногах, резкий в движениях, с тонким голосом, не выбирающий выражений (однако принципиально не признающий употребления матерщины), в первую же встречу, буквально протыкая собеседника насквозь своими пронзительными, глубоко посаженными карими глазами, он шокировал всех и вся. Дирекция была засыпана жалобами на Каурина. Представители оппозиционной группы акционеров заявляли даже, что Каурин, якобы, в канун очередного собрания акционеров встречал их на въезде в посёлок, вооруженный карабином с оптическим прицелом, на что Каурин резонно заявил, что, если бы он это делал, прицел на таком расстоянии был бы ему без надобности. Последнее время собрался было окончательно переселиться в лес, однако жена поставила условие: "Обеспечишь дочь квартирой, тогда и катись в свой лес." С последним (не с лесом, конечно же, а с приобретением жилья для дочери) было тяжеловато.

      На пороге квартиры Каурин остановился, пропуская Дедкина и Двинцова с Фомой. Пройдя в прихожую, Фома мгновенно развернулся носом к входящим Валере и Дедкину, тихо, но внушительно зарычал, предупреждающе демонстрируя свои восхитительно крупные (мечта любого специалиста по фильмам ужасов) белые зубы. Вадим бросил:

      - Фома, свои, впускай!

      Пёс сразу же равнодушно отвернулся от Каурина, высказывая живой и неподдельный интерес к запахам, несущимся из кухни.

      Разулись, прошли в комнату; Валерий не переставал восторженно выкрикивать:

      - Вот это собака! В собственную квартиру не впустил! А зубы, зубы какие! А лапы! Это же зверь! Машина! Что? Папаня волк? То-то! Это да! А кругом - разве ж это собаки! Это Полканы! Они ж, кроме как лаять, ничего больше не умеют, ничего не соображают, кроме как пожрать. Вот у меня тоже был! Дед - волк! И звался - Волк! С детьми - как кот ласковый, а попробуй кто тронь! Ого! И на охоте тоже - ого! Местные, сволочи, отравили. У деревенских же так, ещё с раскулачивания повелось: ежели у кого что лучше завелось, так обязательно надо угробить. А тут кержаки, они, брат, и так завистливые, им же чужое добро спать не даст. Здешние, представляешь, до сих пор гордятся, что единственные на Урале пугачёвцев послали подальше, им энтот бунт на хрен не нужен был, и так хорошо жили. Дед мой, так без конца этим хвастался. Я ж здешний, тут родился, тут вырос! Это потом по свету мотало. Скоро вообще в лес жить уйду! Мне вот жена говорит: "Дочке квартиру обеспечь, тогда и мотай в свой чёртов лес". Так и сделаю. Читать буду запоем, думать буду, может, и сам что напишу. Голова-то в лесу прочищается! А у тебя-то пёс как? Охотится?

      - Не знаю, не пробовал, зимой в лесу мышковал, так хорошо получалось, зайца как-то раз сцапал.

      Валера полез щупать Фомовий затылок.

      - Ого! Большая! Такой пёс! Хорошо! Щенки от него есть?

      - Были, живут где-то.

      - Ещё будут, мне скажи, одного обязательно возьму.

      Дедкин перебил:

      - Ты лучше скажи: как у тебя с винтовкой, какой акционеров пугал? Есть такая?

      Каурин расплылся, показав зубы, не многим мельче и белее, чем у Фомы:

      - Карабин есть, и прицел есть, и патроны - семь-шестьдесят-два, разрывные. Они, паразиты, что придумали (имелись в виду производители оружия): пули такие Конвенцией запрещены, а они эти патроны как охотничьи гонят. Да и карабин, вот посмотришь, "Драгуновка" - почти один к одному, только чуть потяжелее, я по справочникам сравнивал.

      Валера полез по стремянке к верхним полкам циклопического книжного стеллажа, сплошным кольцом расположенного по комнате (остальное - диван, журнальный столик и два кресла - ютились в центре), достал толстенный том "Стрелковое оружие", с грохотом спрыгнул на пол, мгновенно раскрыл книгу в нужном месте:

      - Вот, смотрите, ...

      Оружейные рассуждения Валеры прервала его жена - крупная, чуть полная женщина. Войдя в комнату, она тоном, не терпящим возражений, скомандовала:

      - Потом покажешь, давайте за стол, а то стынет всё, а вам ещё по лесу идти чёрт-те сколько.

      Каурин захлопнул книгу, заторопил:

      - Пошли-пошли, поедим и побежим сразу!

      Прошли на кухню. С удовольствием и плотно пообедали, запивая холодным домашним молоком. Выяснилось, что надо еще забежать к Валериным родителям (у них свой дом), переобуть Двинцова с Дедкиным в сапоги (иначе, мол, не пройти).

      Зашли, переобулись. Какой-то сосед на "Урале" с коляской взялся подкинуть до окраины посёлка. Ехали быстро, Фома какое-то время бежал сбоку, сердито лаял, затем запрыгнул на ходу в коляску и устроился на коленях у Вадима. У опушки леса остановились, мотоциклист уехал, пошли пешком. Дороги не было, шли или напрямик через лес, или, когда попадалась по пути, лосиной тропкой. Часа через три вышли на поляну, на которой стояла бревенчатая изба, дровяник, хлев, конюшня, вольера с пятком щенков и еще какой-то сарай. Возле дома было разбито несколько грядок, на бугре, чуть поодаль, паслась, флегматично отгоняя хвостом оводов, рыжая кобыла. Возле дома стояла железная печка с кипящим чайником, на бревне сидел патлатый-бородатый тощий мужик лет семидесяти. Увидев гостей, приподнялся, поздоровался, обнажив беззубые дёсны. Валерий ответил:

      - Здорово, Сана! А где Мишка?

      - По лесу шландает, как всегда. Курить принёс?

      - Принёс. Корову доил? Тащи молоко.

      - Дак это... Щенкам споил, у их жратва кончилась в обед. Тебя вот ждал.

      - Выпил что ли опять?

      - Да не... Если бы выпил, я б уже в посёлке гулял, да дня на три-четыре. А я здесь. Садитесь вот чай пить, токо вскипел.

      Пили чай с чагой и лиственной корой. Выяснилось, что Сана (не Саня, а именно Сана, то бишь - Александр) - ровесник Каурина, и они даже учились в одном классе. Только Сана после окончания института покатился по наклонной, спился, много раз сидел "у хозяина", в какой-то мере впал в детство, поседел, лишился всех до единого зубов. Валера его где-то нашёл, отмыл, перевёз подальше от соблазнов на заимку, где сделал из него кого-то вроде сторожа, псаря, конюха, огородника и дояра. Вёл с ним душеспасительные беседы, зачитывал вслух разную философию, поил им лично изобретёнными антиалкогольными травяными настоями и жестоко не давал водки. Временами Сана срывался, исчезал на несколько дней по домам поселковых алкоголиков, пропивая с ними Валериных кроликов. Каурин разыскивал его, тащил в лес, чистил и отпаивал травами, не переставая надеяться окончательно привести Сану в человеческий вид, или, по крайней мере, не допустить до новой отсидки. Хозяйством Сана занимался лениво, инструмент у него валился из рук, собаки и лошади порою покусывали, корова игнорировала.