Путь истинной любви (ЛП) - Элизабет Мэри. Страница 30

прежде чем шагнуть внутрь.

– Что ты думаешь? – спрашивает она.

Я думаю, что она похожа на Пеппер Хилл.

Стоя в центре своей спальни, она вращается, чтобы я оценил ее новый стиль со всех

сторон. Темно-коричневые волосы моей девушки сейчас, почти белые. Вместо длинных и

вьющихся волос, остававшихся неизменными с первой нашей встречи, сейчас они

совершенно прямые и всего лишь на несколько сантиметров ниже плеч.

Одетая в пару фиолетовых Levi's и белую майку, она собирается показать всей школе

немного кожи, которую до этого видел только я. И вместо того, чтобы надеть рваные

кеды, как она делала весь последний год, Пенелопа одевает черные балетки.

Она красивая, но что-то не так.

Ее лицо осунулось.

– Ты тоже это ненавидишь?

Я вхожу в комнату и целую ее в щеку, обалдевая от фруктового аромата на ее коже.

– Я не ненавижу. Ты выглядишь прелестно.

– Ты думаешь, я красивая?

– Да, я почти не узнаю тебя.

Моя девочка радостно прижимает свои покрытые блеском губы к моим, и берет свой

кофе.

В удивлении, я сижу на ее постели, пока она бегает по комнате, примеряя на себя

несколько свитеров, на которых все еще висят ценники. Она выбирает черный хлопковый

свитер, бросая остальные на пол. Покрывает свои волосы лаком и затем спрашивает меня,

какая цепочка нравится мне больше: серебряная или золотая.

– Золотая, – говорю я, надеясь, что правильно ответил.

Я почти уверен, что потерял свою девочку в этой копии Пеппер, но прежде чем мы

уходим, Пен сбрасывает балетки и пихает ноги в кроссовки, давая мне надежду, что она

не сильно изменилась.

Я наблюдаю за ней, с новым розовым рюкзаком закинутым на плечи всю дорогу до

школы, пиная камни. Предполагаю, что она выросла из стиля сорванца (все говорили, что

это не будет длиться вечно), но я думал что в итоге, Пенелопа будет больше похожа Рису,

а не на Пеппер Хилл. Она пахнет как Ботанический сад. А этот блеск на ее губах… И

сегодня, первый раз за два года, я не расчесывал ей волосы.

Она прямо как из журнала, и ее стиль для меня новый.

Может быть, я чувствую себя неуверенно.

Может быть, я ненавижу это.

– Пенелопа, ты знаешь, что ты достаточно хороша, верно? Ты идеальна, и для меня

неважно, как ты выглядишь.

Она поворачивает голову и пряди волос ударяют ее по лицу.

– Да?

Я хватаю ее запястье, останавливаясь перед школой. Я поднимаю очки, которые она при

всех изменениях, еще не выбросила, и смотрю в ее глаза.

– Да.

– Именно поэтому ты куришь с Пеппер Хилл каждый день за школой, потому что я

достаточно хороша?

Я ухожу с первого урока на десять минут раньше и бегу по пустому коридору к классу

Пенелопы по английскому. Я жду за дверью, засунув руки в карманы. Чувство вины, как

свинец в животе, и паника отдает дрожью в руках.

Звенит звонок, и меня отталкивают на ряд шкафчиков позади меня, где я жду, когда Пен

выйдет из класса. Невысокая девушка в очках, высокий парень в кожаной куртке, и один

парень из резервации выходят первыми, затем еще двадцать человек, которые кажутся

размытым пятном.

– Это мой шкафчик, парень, – кто-то говорит в мою сторону.

Я двигаюсь в сторону не глядя, проходящий мимо студент задевает меня плечом.

– Извини, – мямлит кто-то еще.

Мой следующий класс на другой стороне кампуса. Мне нужно выдвигаться в ту сторону

уже сейчас, если я хочу успеть занять свое место до второго звонка. По мере того как

приближается окончание школы, я не могу позволить себе опоздать. Мои оценки высокие,

но я попал в класс отличников.

Высшая школа и мои цели на будущее – колледж и медицинская школа, сейчас находятся

в тени моего разбитого сердца и предательства, которое пересекло покрасневшее лицо

Пен после того, как я признался, что провожу время с Пеппер.

Народ начинает исчезать в узком коридоре. Другие ученики начали заходить внутрь

класса, а Пенелопа все еще не вышла. Не удивлюсь, если она справилась без меня или

вообще она ушла из школы, пока я страдал на протяжении урока обществознания.

Последний студент покинул класс, уткнувшись носом в книгу, не смотря куда он идет. Я

хватаю его за локоть и чуть не пугаю его до смерти.

– Пенелопа Файнел все еще там? – спрашиваю я.

Он толкает очки в проволочной оправе нос и говорит:

– Кто?

Отпихнув его прочь, я направляюсь в класс и нахожу ее сидящей в дальнем углу. Ее

голова лежит на сложенных руках, очки лежат рядом и, судя по устойчивому дыханию,

она спит.

Я подхожу к столу и встаю на колени рядом с той, которая владеет моим сердцем,

улыбаясь при звуке мягкого храпа Пен.

– Ты можешь попросить ее сдвинуться? Это мое место, – спрашивает какая-то девка

писклявым голосом.

Я не заморачиваюсь, чтобы посмотреть наверх и убираю пряди волос с лица Пен. Ее губы

приоткрылись, и глаза двигаются за веками, покрытыми сетью синих вен.

Раскрывая очки, чтобы Пен могла сразу их надеть, я шепчу ее имя.

– Просыпайся, малыш, – говорю я тихо.

Ее ресницы трепещут при звуке моего голоса.

– Давай, Пен. Мы должны идти.

Она садится и вытирает уголок рта тыльной стороной руки. Макияж, который она никогда

не наносила, размазался под ее сонными глазами. Она забирает у меня очки и надевает их,

даже не протерев.

Мы единственные студенты, находящиеся не там где должны, и ни один из нас не

говорит ни единого слова, пока мы не останавливаемся посреди коридора. Ее следующий

урок будет проходить в одном, мой – в другом конце кампуса.

– Хочешь, я провожу тебя в класс? – спрашиваю, не зная, имею ли я сейчас право

прикоснуться к ней или нет. Поэтому я хватаюсь руками за лямки своего рюкзака.

– Я не инвалид, Диллон, – говорит она, поворачиваясь, чтобы отойти от меня.

– Зачем ты мне это говоришь? – спрашиваю, ловя ее запястье. Такое ощущение, что я

смотрю на человека, которого не знаю.

Она освобождает свою руку и делает два шага назад.

– Может быть, мы должны расстаться, – говорит она холодно, без эмоций на лице, но

слезы начинают стекать из-под ее фиолетовых линз.

Сокращая пространство между нами, я беру ее лицо в ладони и стираю ее печаль

пальцами. Я сгибаю ноги в коленях так, чтобы наши глаза находились на одном уровне.

Как жаль, что она не оставила свои очки дома.

– Мы не расстанемся, Пен. Не из-за этого. Мне жаль, что я не сказал тебе про Пеппер, но я

клянусь, что это ничего не значит.

Она качает головой, облизывая губы и тем самым стирая этот отвратительный блеск.

– Может ты понял, что ты слишком хорош для меня?

– Это не так, – говорю я, притягивая ее к себе.

Ее руки обвиваются за моей спиной, и я наклоняю ее голову назад, чтобы поцеловать в

уголок губ.

– Пожалуйста, не делай этого, – я прошу, зажимая ее нижнюю губу между зубами,

прежде чем поцеловать.

Это занимает всего лишь момент, но наши губы соединяются. Пальцы Пенелопы

сжимают мою рубашку, и я скольжу руками в ее волосы. Огромная потребность течет в

моих венах, согревая тело изнутри, пока я не начинаю чувствовать, что скоро взорвусь.

Двигаясь ртом вниз по ее шее, я медленно толкаю ее, пока она не упирается спиной о

стену.

Я прижимаюсь поцелуем в нежном месте под ее ухом и шепчу, задыхаясь:

– Почему ты не понимаешь, что именно ты, слишком хороша для меня?

Новый внешний вид Пенелопы приносит новое внимание.

Те люди, которые называли ее странной последние четыре года, вдруг посчитали ее

достойной разговора.

– Милые очки,– говорит ей кто-то, когда мы идем по коридору.

– Мне нравится твой цвет волос, – восторгаются некоторые, – где ты это сделала?

– Что это у тебя за блеск такой, Пенелопа? Серьезно, он смотрится потрясающе, –