Пятнадцатый пассаж (СИ) - Золотая Аида. Страница 4
- Я вам не верю, Максим Максимыч. О вас столько всего говорят, - прошелестела Варвара в ответ и смутилась еще сильнее.
- И будут говорить еще больше, когда я стану ходить в ваш дом. А я стану, - негромко рассмеялся штабс-капитан, но, резко оборвав свой смех, внимательно посмотрел в ее восхитительные глаза. И, ведомый порывом, которого сдержать не мог, вопреки собственному решению быть осторожным в каждом действии, склонился к ней и легко провел губами по ее губам. Варя удивленно распахнула глаза, негромко охнула и положила руки ему на грудь. А губы ее задрожали в ответ его мимолетному поцелую. Гешвенд прижал ее к себе, скользнув ладонями по спине. И тут же отпустил, отступив на шаг. Серый его взгляд сделался теплым и нежным.
- Кроме белок, здесь могут быть и другие зрители, - чуть слышно прошептал штабс-капитан.
Варя сделалась совсем пунцовой.
- Я, верно, не знаю, какой вы...
- Узнаете, - подмигнул он ей и снова подставил локоть.
В этой осени все казалось замечательным. Особенно то, что по выбранным дорогам идти можно было не останавливаясь.
Пассаж седьмой. Примерка
- И вы знаете, Варенька, в конечном счете, выйдет все же по-моему. И папенька о том знает не хуже меня. К чему только препираться?
Модистка кивнула. Уже во время примерки, Варе вдруг пришла в голову мысль иначе собрать рукав платья. И теперь она делала быстрый наметочный шов, чтобы посмотреть, как выйдет. Она рассеянно слушала княжну, без умолку щебетавшую сначала о некоторых светских новостях, теперь об Италии. Варе под мелодичный рассказ удобно мечталось о серых глазах и приятном голосе милого ее сердцу штабс-капитана.
- Словом, решено. По окончании сезона я всенепременно еду во Флоренцию. До самой следующей осени. Отец настаивает, конечно, на том, что я вполне могу до того времени выйти замуж. Но тогда это будет свадебное путешествие, что, согласитесь, Варенька, было бы прекрасно.
- Прекрасно, - послушно повторила Варя, отрезая нитку. - Свадебное путешествие - мечта любой барышни. Давайте примерим, Наталья Александровна.
- Давайте, давайте, - закивала Натали, отставила чашку с чаем на столик и вскочила с кресла. - Милый братец уже почти собирает мои вещи. Ждет не дождется, когда я уеду.
- Мне казалось, у вас с ним добрые отношения, - сказала модистка, закалывая ткань булавками в местах, где после будут пуговицы, и расправляя складки на рукаве. - Как? Вам нравится?
- Очень нравится. Только вот поглядите, здесь, у бедер, ткань чуть топорщится. А что до Мишеля, так у нас прекрасные отношения. Но, как всякие брат с сестрой, мы не можем долго выносить друг друга. Он чувствует ответственность за меня. А я не чувствую себя способной ему этого позволить.
Варя кивнула. Будучи занятой упрямо топорщившейся тканью, она не ответила. Да и что она могла ответить? Брата у нее не было, как, впрочем, и сестры. Но, кажется, она бы вовсе не отказалась позволить, чтобы за нее чувствовали ответственность. Если бы только это был не брат, а один молодой человек, из-за которого мадемуазель Игнатьеву все чаще мучила бессонница, заставляя надеяться, что однажды она услышит признание не только в симпатии к себе.
Но по утрам она вставала с постели в твердой уверенности, что столичный офицер не станет связывать себя с простой модисткой. И уже к обеду снова верила в искренность его привязанности.
- Помимо прочего, я стесняю его, - продолжала излагать свою витиеватую мысль княжна. - Длительное пребывание всегда стесняет. И этот его Гешвенд! Признаюсь, я удивлена их дружбой. Никак не думала повстречать этого господина здесь, а как оказалось, его сюда перевели за самую глупую проделку. В нынешнюю весну он скомпрометировал одну из фрейлин Ее Величества, вообразите! И стрелялся с ее братом. Пристрелил белку. На дуэли, говорят, довел своим шутовством бедного господина Замятина до такого гнева, какого тот прежде никогда не обнаруживал. Несчастный, он ведь и мухи не обидит. И отец у них - человек уважаемый, при должности - товарищ министра юстиции. Впрочем, ему и должность самого министра прочат.
- Вот как, - ровно проговорила Варя, сосредоточенно глядя на нитку с иголкой. Шов выходил кривой.
- И вы полагаете, на этом Гешвенд остановился? - хмыкнула Наталья Александровна. - Какое там! Куролесит и здесь. Совершенно случайно от любезного братца я услыхала, что они заключили со штабс-капитаном пари на некую особу, чьего имени при мне не назвали. Гешвенд бахвалится тем, что к зиме барышня влюбится в него. И в подтверждение тому обещает явить подвязки ее чулок. Ужасная гнусность! И как только Мишель поддался этой низости? Варенька, ну вы поглядите - такие крупные стежки!
Мадемуазель Игнатьева сделала глубокий вдох и подняла голову. Лицо ее было несколько бледнее, чем обычно, но княжне было не до наблюдений.
- Нет, Ваше Сиятельство. Это временный шов. Не беспокойтесь пустяками.
- Да? - брови Натальи Александровны чуть приподнялись, но она тут же вновь защебетала: - А может быть, все же пряжку не серебряную, а золотую? Я такую милую видела у Дайбера!
- Перламутровые пуговицы будут излишне вычурными для этого платья, - ответила невпопад модистка.
Пассаж восьмой. Заскучал орел…
Дурное настроение штабс-капитана Гешвенда в полку успело достаточно приесться. Непривычно было видеть хмурое выражение на его обычно спокойном лице. Причем не просто спокойном, а прежде вполне себе жизнерадостном. Теперь же почти неделю Максим Максимыч бродил мрачнее тучи.
«Заскучал орел», - заявил однажды полковник Гладышев своей супруге.
Она в который раз поджала губы да ответила: «Не все же орешки щелкать».
О памятной для Максима Максимыча прогулке с мадемуазель Игнатьевой в сквере и кормлении белок было достоверно известно всему Севастополю. Во всяком случае, в части города, расположенной в Южной бухте. Равно как и о прочих его встречах с означенной особой, как достоверных, так и выдуманных.
Молва все еще бродила в обществе, хотя как раз встреч более не было. Собственно говоря, оттого и скучал Максим Максимыч, оттого и кручинился.
Сперва она не соизволила явиться на назначенную заранее встречу. Гешвенд справедливо счел, что, вероятно, не смогла вырваться от клиенток. Он никогда не задумывался о характере ее работы. Более того, для него и вовсе было странно, что барышня дворянского происхождения при живом отце вынуждена работать и не имеет никакого приданого, чтобы благополучно выйти замуж. Мадемуазель Игнатьеву, по всей видимости, текущее положение дел нисколько не удручало и не казалось чем-то неподходящим ее положению.
Когда он явился к ней сам, ее не оказалось дома. Во всяком случае, это пробурчал открывший ему двери старый денщик Льва Платоновича, живший при Игнатьевых то ли слугой, то ли членом семьи.
Всерьез штабс-капитан обеспокоился, когда Варвара, встретившись с ним однажды на улице почти лицом к лицу, быстро перешла на другую сторону мостовой и скрылась в извозчичьей коляске.
И тогда Гешвенда осенило: модистка его избегает! Что было весьма странным после того, как он открыто стал за ней ухаживать на глазах всего общества.
- Отделение вправо на три шага разом-КНИСЬ! - гавкал штабс-капитан на плацу, глядя, как пляшут по его команде солдаты инфантерии. - Ружья на гр-УДЬ! Бегом МАРШ!
- Думаете, если крикнете погромче, так и солдат побежит побыстрее? - усмехнулся Щербатов, возникший рядом. И тут же заговорил о другом: - За Ветром, полагаю, хороший уход? Не хотелось бы получить больного коня.
- Не извольте беспокоиться, Михаил Александрович, - рявкнул Гешвенд. - Хворал в начале осени, да уже подлечили. Как раз весной нам полковник скачки устроить обещал. Думаю, мы с Ветром имеем надежды на победу.
- А вот я так не думаю, - манерно протянул князь. - Не я один наслышан о неудаче, постигшей вас.