Там, где холод и ветер (СИ) - Северная Ирина. Страница 113

Замерла, прислушиваясь к себе, чувствуя, что страх вдруг стал уходить. Он вытекал, как вода, унося чувство беспомощности и паники, оставляя взамен смиренное спокойствие. Я и не заметила, как поворошила в камине уже почти прогоревшие поленья, подложила еще одно и уселась на пол.

Очнулась, осознав себя вновь читающей заметки мамы Кейрана в золотистых отсветах разгоревшегося пламени, освещавшего страницы тетради. Продолжила с того места, на котором прервалась.

«Имя ему Сильный Холод и Ветер, Высокий Тростник».

Когда-то мне уже приходилось читать сказания, в которых упоминался таинственный оруженосец, телохранитель, боевой товарищ и любовник воинственной богини, «вечный спутник неистовой Бадб».

Насколько я помню, в легендах говорилось, что он был безраздельно предан своей госпоже, сопровождал ее везде и всегда, сражаясь бок о бок с таким же неистовством, как и сама богиня. Он был неизменно молчалив, холоден и безжалостен.

«Нет места ему на земле. Он везде и нигде. Он там, где его госпожа. Без нее он никто и ничто. Его любовь — война. Тело знает лишь боль и страсть».

Печальная судьба сурового воина, героя совсем не романтического, но привлекающего интерес молодых девушек. Если бы вдруг не вот это:

Там, где холод и ветер,

Среди пустошей и полей,

Его мир вдруг стал светел —

Она пришла чрез ручей.*

Кто пришел и к кому? Снова никаких пояснений, никакой связи с предыдущими и последующими отрывками и цитатами.

Далее следовали короткие заметки о «силе воды, текущей в колодцах или прочих источниках». И об одиноко стоящих плодоносящих деревьях. О Древе жизни и символической женской фигуре-эпониме, олицетворяющей властительницу Земли, охраняющей свои владения от сил зла.

Мой мозг сражался, как мог. Я чувствовала себя героиней квеста, которой загадали загадку, дав множество сведений, но не сказали, что именно нужно найти и зачем. Все прочитанное звучало для меня сухим речитативом, произносимым на едва понятном наречии. Все записи могли быть просто сырыми, случайными материалами, которые неизвестная мне женщина собирала для чего-то, что так и осталось для всех загадкой. Может, она планировала сочинить и написать роман на основе мифов и легенд. Кто знает, что творилось в ее голове.

Я вздохнула, устало потерла шею, кинула обреченный взгляд на молчавший телефон и продолжила читать.

«Имя ему — Предавший Госпожу. Он тот, кто платит цену кровью и плотью своей».

Образ её что святыня,

Сердце забилось быстрей.

Но не отпустит богиня,

Та, что на поле костей.

«Предавший назначенной жертвой искупит вину за порушенные гейсы. Неназванным став, выбора лишится».

Я знала, что такое гейсы. В наших краях верили в их существование, передавая истории о них, как семейные, родовые легенды. За нарушенный гейс положено нести тяжкое наказание, вплоть до смерти. Но почему это интересовало мать Кейрана? Вопрос мог быть адресован Джеку.

Далее «Сильный Холод, и Ветер, Высокий тростник» и «Предавший» уже не упоминались, зато появились заметки о Ganainm — неназванном (ирл.), который назывался также, как «творение Старца», «узник вечности», «странник пустоты». И как один из тех, на кого был наложен гейс, не привязанный именем, так как «имени нет тебе и не будет, ибо до поры будешь сокрыт ты от глаза вороньего».

«Дважды за вечность сигилла сотворит колдовство, споря с божественным начертанием. Первый раз дарует свободу духа. Повторно — запечатает плоть. Пустоты избежит, наполнившись верой и действием».

Отсутствие пояснений, связных переходов от одной записи уже не заставляло меня останавливаться в раздражении. Я твердо решила домучить заметки сегодня, а подробности и смысл, начать разбирать потом, если будет такая необходимость. Может быть, завтра.

Я читала романы ужасов, любила мистику и обожала сказки. Меня не пугали страшные фильмы. И во всем этом я находила смысл, прослеживала причинно-следственную связь, пусть она даже и была замешана на чем-то сверхъестественном. Эти же заметки высекали из меня искры необъяснимого трепета, который я никак не могла унять. И смятение вызывало понимание, что в сумбурных на первый взгляд записях тоже есть смысл и определенная логика.

Я продолжала читать, то теряя интерес, то снова находя что-то любопытное. Но основным движущим фактором являлось понимание, что если сейчас отложу тетрадь, то начну медленно сходить с ума от беспокойства, дурных предчувствий и пугающих подозрений.

За окном неумолимо темнело в унисон с угасающим в камине пламенем. Ветер на улице еще усилился, и в комнате стало холодно. Я все чаще прерывала чтение, поглядывая в окно и прислушиваясь к доносящимся с улицы звукам. Телефон словно умер, а сердце мое подвывало от тоски. Не зная, как справляться с новой волной беспокойства, я снова позвонила Кейрану. Пока ждала соединения, бездумно листала страницы тетради, глазами растеряно скользя по строкам.

Чувства вспыхнут, отринув сомненья,

Там, где мир их заветен.

Кромлех станет благословением

Там, где холод и ветер…

Перед глазами мгновенно возникла стена высоченных деревьев. Дорога, ведущая сквозь чащобу…

…Почва и стволы, покрытые густым, сочным мхом, шумящие над головой кроны, пронизанные солнечным светом. Хрустальное журчание ледяной воды в ручье. Вкус поцелуев Кейрана. Теплый камень подо мной. Горячее, сильное тело на мне и во мне. И наслаждение, испытав которое, не жалко умереть…

Я вскочила на ноги, не выпуская тетрадь из рук, бросилась в коридор. Хватая на ходу ключи от дома и машины, пыталась одновременно запихнуть в сумку тетрадь, накинуть курточку и закрыть дверь. Действуя, как многорукий Шива, я не думала о том, что делаю, куда поеду. Просто слушала свои порывы, доверяя им сейчас больше, чем голосу разума.

_________

*Здесь и далее в тексте использованы поэтические строки авторства Ирины/September.

Глава 36

Не видя ничего, дыша, как марафонец, я слепо сунула в замок зажигания ключ и резко повернула его. Руки вцепились в руль, нога вдавила педаль. Сквозь шум в голове прорвался визг шин сорвавшейся с места «тойоты». В мгновение промелькнули и исчезли мирные «пряничные» коттеджи, кафе и магазинчики, застывшие в обманчивом безмятежном покое на главной улице.

Я понимала, что поддалась необъяснимой панике, утратила контроль над собой и своими эмоциями, но не старалась сопротивляться этому, слушала сейчас только инстинкты и надеялась лишь на то, что они не подведут.

Вращались колеса машины, но мне казалось, что бегу я сама. Я задыхалась, не справляясь с бешеным биением сердца. Адреналин закипал в жилах, заставляя искать спасения неизвестно от чего и ответы на хоть и не озвученные, но уже возникшие вопросы.

Наступает тот самый миг, когда понимаешь, что приближаешься к рубежу. Или уже не приближаешься, а стоишь, замерев, на самой границе чего-то — понимания, неизбежности, миров.

Жизнь все та же, но ты уже не та. И мир вокруг тебя, еще вчера казавшийся привычным, вдруг изменился безвозвратно.

Непонятно, что именно привело меня в состояние парашютиста, совершавшего затяжной прыжок, до невозможности оттягивая момент, когда уже пора дернуть за кольцо. Что такого произошло, что меня практически выворачивало наизнанку от паники и урагана неясных чувств?

Я подержала в руках кусочек чужой жизни. Листала страницы старой тетради, на которых запечатлелась часть того, что вызывало интерес у неизвестного мне человека. Для чего-то ведь женщиной и матерью тратилось столько усилий на перенесение бессвязных строк на бумагу, в то время, как живущий рядом, собственный крошечный ребенок нуждался в заботе, внимании и любви.

Я представила, что тот, маленький Кейран был моим. Плодом всей той любви, что жила во мне. Он родился, вырос и стал нынешним Кейраном для меня.

Все это я упрямо ощущала, несмотря на беспокойство и страх, что он, возможно, уже исчез из моей жизни. У него, практичного и сдержанного, не привыкшего поступать под воздействием сиюминутных порывов, наконец, прошла эйфория — рассудок остыл, тело насытилось. Наступило прозрение, вернулась способность здраво мыслить, и он осознал, что увлеченность мной закончилась.