Там, где холод и ветер (СИ) - Северная Ирина. Страница 115

***

…Его руки скользили по нежной, гладкой и прохладной, как атлас, коже женщины, согревая, даря покой и защиту. Губы шептали слова, которые скорее бы говорил не любовник, а заботливый родитель, старающийся отвлечь свое дитя от ночных кошмаров.

Они лежали на ворохе одеял, брошенных прямо на полу у горящего камина. За окном бушевал ветер, а в доме время будто остановилось. Кейран видел, знал, чувствовал, что Хейз расстроена, даже напугана, и в данную минуту хотел только одного — чтобы она забыла свои страхи, в чём бы ни была их причина.

Он ни о чем не спрашивал, лишь неспешно ласкал любимую и терпеливо ждал, когда она перестанет дрожать. Осторожно расплел ее растрепавшуюся косу и медленно гладил темный шелк волос, пропуская между пальцами пахнущие ветром пряди. Прикрыв глаза, держал Хейз в объятиях и старался не пропустить тот миг, когда ее тело станет отзываться на его прикосновения, уже не ища в них защиты и успокоения. И этот момент настал. Волшебный момент, происходивший каждый раз, словно впервые.

Дыхание Хейз участилось, стук её сердца стал эхом отдаваться в его груди. Она подалась навстречу, коснулась потеплевшей ладонью щеки Кея, а губами его губ. Поцеловала, и он зажмурился от непереносимого ощущения абсолютного счастья и осознания, что обладал этой женщиной.

Испарилось всё, что могло их сдерживать — никаких тормозов, никаких запретов. Исчезло расстояние между вжавшимися друг в друга телами.

…Постепенно гасло в камине пламя, бросающее теплые отсветы на два сплетенных обнаженных тела. Золотистые оттенки растворялись в бледном, холодном зареве занимающегося за окном тусклого рассвета.

Влюбленные задремали, обессиленные и насытившиеся на какое-то время. Осторожно пошевелившись, Кейран коснулся губами лба Хейз, наклонился к ее ушку и прошептал:

— Я уеду днем.

— Я так и знала, — отозвалась она, после короткой паузы. Тихо вздохнула, заерзала, устраиваясь удобнее в его объятиях.

— Да, придется уехать. Дня на три. В издательстве переполох, нам грозит иск, огромная неустойка за срыв контракта. Нужно разбираться.

— «Нам» грозит? Нашли виновного в пропаже материалов?

— Никто не делает поспешных выводов, сладкая. Все озадачены, — Кейран мягко, успокаивая, поцеловал девушку в щеку.

— Но ведь не думают, что это ты виноват? — тихо спросила Хейз.

Кейран вздохнул, прежде чем ответить.

— Я ведущий фотограф проекта, и оригиналы отснятых материалов хранились у меня. Всё дублировалось еще на ассистентском компьютере, полный доступ к которому был только у двух-трех человек, включая меня, естественно. А исчезло всё и отовсюду. Как ни крути, а при таком раскладе выходит, что первый кандидат в подозреваемые именно я.

Он погладил Хейз по голове, проследовав ладонью по волосам, струящимся по плечам и спине до самой поясницы.

— И что теперь? Понятно же, что ты ничего не удалял, не терял, — с какой-то по-детски упрямой убежденностью заявила Хейз, придвигаясь к Кейрану еще ближе и обвивая его рукой за шею.

— Понятно же, да, — спокойно отозвался он. — Но материалы пропали. Объяснения этому нет, зато есть куча самых разных предположений и очевидная, как божий день, угроза срыва очень дорогого контракта.

— Каких подозрений? — Хейз приподнялась и, нахмурившись, посмотрела в лицо Кейрану.

Он улыбнулся ей, снова притянул к себе, прижал покрепче.

— Ну, например, что фотографии могли украсть, чтобы продать.

— Зачем? Ведь это скоро должно стать общедоступным?

— Папарацци из тебя бы точно не получился, милая, — рассмеялся Кейран. — Фото могут всплыть где-то, как сенсационный материал. И не имеет значения, когда это произойдет — до выхода проекта, во время или после. В исчезнувших данных множество такого, что никогда не увидит свет. И любое фото из сотен отснятых можно использовать как эксклюзив, ранее нигде не публиковавшийся.

— И что теперь?

— Ничего. Будем разбираться, — повторил Кейран. — К сожалению, такое в моей профессии случается. А сейчас выброси из головы эту дребедень, родная. Пойдем лучше в кроватку и проведем время с пользой.

— Во сколько ты улетаешь? — спросила Хейз, и в голосе ее послышалась печаль.

— Самолет в два тридцать. У нас еще уйма времени, чтобы я мог любить тебя, как мне хочется и сколько мне хочется. А хочется мне очень сильно, много и долго, поверь, сладкая. И потом еще сможем выспаться.

Они помолчали, после паузы Кейран спросил:

— Расскажи, чем будешь заниматься ты, когда я уеду. Буду представлять тебя постоянно…

— Я обещала Брайану, что посижу с его дочкой…

— Что? Опять?! — Кейран чуть отстранился, глядя на девушку. — Ты в няньки записалась на постоянной основе?

— Нет. У них в семье несчастье, умер родственник. Брай и его бывшая будут на похоронах. Ребенку там не место, — терпеливо говорила Хейз, поглаживая Кейрана по плечу, руке, касаясь кончиками пальцев его губ, хмурой складки между темных бровей. — Я не могла отказать.

— Конечно, не могла, — вздохнул Кейран. — Во сколько тебе доставят твою подопечную?

— Завтра вечером.

— Слава Богу, не утром. А твоя лесная нимфа — садовница во сколько явится? — вдруг вспомнил он и слегка поморщился.

— Она завтра не придет, — ответила Хейз, явно сдерживая улыбку. — Теперь нет необходимости пахать в моем саду каждый день.

Кейран воздел глаза к потолку и изобразил вздох облегчения.

— Эй, милая, а ведь уже рассвет, — Кейран кивнул в сторону светлеющего окна. Он ловко вскочил с их импровизированного ложа на полу, протянул Хейз руку. — Пошли скорее в кровать, не будет терять время. Я хочу тебя немедленно, моя Мэри Поппинс…

***

Я сидела на кровати, скрестив ноги, и наблюдала, как Кейран собирается. Он позволил мне помочь ему упаковать одежду, остальные вещи складывал сам.

Кей передвигался по комнате совершенно нагой, иногда выходил, чтобы что-то взять в ванной или где-то еще, снова возвращался. И при этом держался без грамма смущения, неловкости, с таким достоинством, будто на нем надет смокинг. Уверенные движения его стройного поджарого тела грациозны и раскованны. Растрепанные волосы падали на глаза, и Кейран бессознательно проводил по ним рукой, убирая со лба. Иногда он посматривал на меня, даря сдержанную улыбку. Но я вижу в этой улыбке столько всего, предназначенного только мне, что в районе солнечного сплетения у меня словно начинала бурлить газировка, и я нервно сдувала прядку волос, упавшую на глаза.

Кейран тщательно проверил камеру, упаковывая её в кофр, аккуратно отставил его в сторону к почти уже собранной дорожной сумке. Сверху положил объемную кожаную папку, застегивающуюся на молнию.

Он, конечно, замечал, что я безотрывно наблюдаю за ним. Кей остановился, повернулся ко мне, и какое-то время молчал, сосредоточенно глядя, будто изучая.

— Я ни разу не снимал тебя, — сказал он вдруг серьезно.

— Да, знаю, — кивнула я.

— Я не хотел тебя фотографировать. — Слова Кея прозвучали неожиданно, и я замерла, не понимая пока, как отнестись к сказанному.

— Не хотел, потому что ты — это ты. Я запомнил тебя сразу, как только увидел впервые, — заговорил он, присаживаясь на кровать рядом со мной. — Ты мгновенно отобразилась вот здесь, — он коснулся пальцем своего виска. — Я вспоминал тебя тогда в самолете, и ощущал твой аромат. На выставке ты мне привиделась в толпе. Я тогда был трезв и подумал, что у меня галлюцинация. Потом ты снилась мне… И была такой реальной. Я чувствовал тепло твоей кожи.

Я смотрела на него во все глаза, пораженная тем, что он говорил. Кейран будто рассказывал сказку, сюжет которой сплетался прямо сейчас, и финал невозможно было предугадать. Любые откровения из уст Кейрана казались мне ожившим волшебством.

— Я все время думаю о тебе. Думаю даже тогда, когда занят чем-то. Не смогу смотреть на твое лицо на фото. Понимаешь? Ты для меня настоящая, теплая. Любимая. Не отпечаток. Хочу тебя реальную. Прикасаться, целовать, любить. Всегда хочу тебя рядом с собой.