Там, где холод и ветер (СИ) - Северная Ирина. Страница 92

— Распусти волосы. Хочу увидеть, как ты расплетаешь косу… — хрипловатым шепотом попросил Кейран, опаляя ее приоткрытый рот касанием губ.

Он медленно отстранился, присаживаясь на край кровати. Хейз поднялась, обнаженная, ничуть не смущаясь, неторопливо, грациозно повернулась к Кейрану спиной, скрестила ноги, усаживаясь по-турецки. Изящным движением перекинула со спины на грудь толстую, длинную косу.

Кейран, затаил дыхание, слыша только шум собственной, проносившейся по венам крови. Как зачарованный наблюдал, как Хейз сидит, чуть склонив голову, как размеренно, плавно двигаются ее руки. Он скользил взглядом по изгибам нагого тела, изящным линиям спины, округлостям женственных бедер, и двум нежным, как следы от поцелуев, ямочкам над ягодицами.

Хейз подняла полурасплетенную косу, обрушивая тяжелую массу волос на спину, завела руки за голову и продолжила расплетать темные, блестящие пряди. Кейран увидел очертания приподнявшейся груди, нежные впадинки подмышек. Потоком плотного, темного шелка волосы покрыли спину, спускаясь на белые простыни.

Кейран рывком придвинулся и обхватил девушку руками. Горячие, дрожащие от нетерпения ладони легли ей на грудь. Он держал ее в объятиях, и они оба замерли, наслаждаясь близостью друг друга.

— Я люблю тебя, Хейз. Очень люблю, слышишь? Не убегай от меня, не прячься. Я ведь все равно никому тебя не отдам… — прошептал он, разворачивая ее лицом к себе.

Она вздрогнула всем телом, всхлипнула или вздохнула, приникла к нему, утыкаясь лицом ему в грудь. Сердце ее забилось чаще, сильнее словно стремясь передать из самых глубин свое особое послание.

Хейз подняла к Кейрану лицо. Глаза цвета влажной, омытой дождем листвы лавра, смотрели пристально.

— Кей, пожалуйста, не отдавай меня никому, — просто сказала она. — Потому что я тоже люблю тебя. И можешь спать на кровати. Не надо устраиваться на коврике…

***

Не помню, чтобы когда-нибудь произносила эти слова вслух.

Кажется, я не говорила их даже мужу, хотя была уверена, что чувствую к нему именно любовь. Но что бы я там ни чувствовала тогда, все было совсем не то, что я испытывала сейчас.

Кейран был в моей крови, как основная составляющая, нечто изначальное, без чего невозможно ни жить, ни чувствовать. Его признание прозвучало именно тогда, когда я была готова его услышать. Или приняла тайное ожидание за готовность. Ведь поняв, что люблю, мне необходимо было связать свое чувство с его ответным, скрепить прочно и надолго. Навсегда. Не понимаю и не люблю это слово, есть в нем некая обреченность. «Навсегда» все равно что «никогда».

Я люблю Кейрана в тех координатах реальности, в которых живу. Могу повторить это ему, себе, кому угодно. Пусть весь мир об этом знает, потому что в этом сила, необходимая мне, чтобы идти дальше. И просто жить, зная, ради чего и ради кого буду просыпаться утром.

— Только не смейся надо мной, — сказала я ему ранним утром, удобней устраиваясь в его объятиях, в которых он держал меня всю ночь, — но все совсем не просто так и не случайно. Веришь в это, хоть капельку? Скажи честно, без своих этих скользких уловок.

— Каких еще скользких уловок? — он озадаченно наморщил лоб, с удивлением взглянув на меня. — Я всегда говорю, что думаю. У меня, как у пьяницы — что на уме, то и на языке.

— Ну, да. Конечно.

— Ты скривилась. Обидеть хочешь, уличив в лицемерии? — в глазах Кейрана мелькнула искорка усмешки.

— Ни в лицемерии. Ты бываешь до жути невозмутимый. Ни одной эмоции. Я порой теряюсь, глядя на тебя.

— Не теряйся, сладкая моя, — он поцеловал меня в лоб. — Для тебя я открыт, а прочим демонстрация моей эмоциональной возбудимости ни к чему.

— Убедил, — согласилась я. — Тогда ответь на вопрос.

— Что все не просто так и не случайно? Нас двоих имеешь в виду?

— Да, но не только. Есть еще кое-что…

Не дожидаясь, пока Кейран что-то скажет, я соскочила с кровати, утянув за собой простыню, и подошла к окну. Там, за шторой, на подоконнике лежал амулет, подаренный мне Эвлинн. Некоторое время я его не носила, храня в шкатулке. А вчера днем вытащила и положила сюда, сама не зная зачем.

— Вот, смотри, — я забралась на кровать, встала на коленки и протянула подвеску Кейрану.

Он взял амулет, держа его за шнурок, поднес к глазам, какое-то время рассматривал, хмуря темные брови, а я молчала, наблюдая за ним.

Он все понял довольно быстро. Взгляд его медленно переместился от подвески на стену, прослеживая полосу орнамента под потолком. Кейран задрал голову, глядя на спинку кровати.

— Не могу не замечать мелочи, фиксируюсь на них, как собака на запахах, — прокомментировал он и заключил: — Не заметить сходство орнаментов просто невозможно.

Кейран сел на постели, обвел глазами комнату еще раз, снова посмотрел на амулет.

— Откуда он у тебя?

— Подарила одна замечательная женщина, знакомая Брайана.

При упоминании имени моего друга лицо Кейрана застыло. Я сделала вид, что ничего не заметила и вкратце рассказала историю посещения магазинчика сувениров и то, как амулет подтолкнул меня к решению купить дом.

— Так ты веришь в случайные неслучайности? — допытывалась я.

— Верю, — Кейран притянул меня к себе, крепко прижимая к теплой груди с порослью темных волосков. — Ты — моя случайная неслучайность. Но в тебя я поверил не сразу. Как увидел первый раз, подумал — это наваждение какое-то. И ты пахнешь всегда так волшебно… — придерживая меня под спину, он чуть отклонил мое тело назад, уткнулся носом мне в ключицу, щекоча своим дыханием. Поцеловал медленно, жадно, водя языком по шее, груди. Заставил задыхаться и ерзать и вдруг выпрямился, увлекая меня за собой. Надел амулет мне на шею, высвобождая волосы из-под шнурка. Чуть отстранился, откинулся назад, опираясь на руки.

— А эта штуковина и орнамент на стенах. Интересная тема, но думаю, на то есть объяснение. И отнюдь не случайное, не мистическое.

Он внимательно смотрел на меня, словно ожидал чего-то.

Не дав Кейрану опомниться, я стянула его с кровати, и мы, голые, отправились на чердак. Он не сопротивлялся, ничего не спрашивал, просто шел следом. У лестницы «любезно» пропустил вперед, позволив подняться первой. Я тихонько усмехнулась, услышав, как он судорожно проглотил короткий, хриплый стон.

На чердаке открыла коробки, предоставив ему самому посмотреть их содержимое.

Кейран бросил хмурый взгляд на детские вещички, упакованные в матерчатую сумку, и небрежно положил их обратно в коробку, утратив к ним всяческий интерес. А вот безделушки, хранившиеся во второй коробке, разглядывал долго и тщательно.

— Ты не знал, что здесь, в доме, что-то оставалось из вещей? Это ведь ваши вещи? — спрашивала я, не в силах удержаться от вопросов.

— Наши? Что ты имеешь в виду под словом «наши»? — Кейран крутил в руках торквес с наконечниками из двух сжатых кулаков.

— Ваши, значит твои и твоей семьи.

— Нет, я не знал ничего про вещи, — подумав, ответил Кейран. Лицо его застыло, взгляд потемнел. — Ничего из этого я не узнаю. Не представляю, кому все это принадлежит. Я на чердак не заглядывал лет пятнадцать. Как уехал из этого дома, так и не поднимался больше сюда. Последний раз был здесь, когда приезжал на каникулы из колледжа. Забрал кое-что, остальные вещи сложил и сказал деду, чтобы он делал с ними, что посчитает нужным. Возвращаться в этот дом я не собирался. А когда возникла идея о продаже коттеджа, отсюда просто вывезли все подчистую.

— Может, твой дедушка знает, что это за вещи? До того момента, как вы решили дом продавать он жил здесь один? Прости, что допрашиваю, — поспешно добавила я.

— Почему просишь прощения? — Кейран посмотрел на меня с улыбкой. — Думаешь, я не хочу говорить о своей семье? Это так, но лишь отчасти. Я просто не знаю, что говорить, потому что многого вообще не знаю, не помню. Или не понимаю. Но да, дед жил здесь один. Бабушка умерла, когда мне исполнилось двенадцать. Больше шести лет мы жили с дедом вдвоем. Потом я уехал учиться, а дед остался в полном одиночестве.