Распутин. Тайна его власти - Хереш Элизабет. Страница 62

Через месяц в Петербурге состоялась другая развратная пирушка, в которой принимал участие и один банкир. На следующий день Распутин не мог прийти в себя до вечера.

В мае Распутин устроил оргию в присутствии другого банкира, Мануса. (…) Кроме банкира в ней участвовали дама из высшего общества, одна проститутка, коммерсант, делец, офицер и генерал…

Обычно в полицейских сообщениях избегают упоминания имен известных личностей, которые могли быть скомпрометированы общением с Распутиным. В этих случаях их обозначают инициалами.

В то же время царица пишет в письме царю от 11 мая 1915 года:

«Наш друг посетил (министра финансов) Барка, и они два часа очень хорошо побеседовали…»

Распутин ходатайствует перед Барком за Мануса. И. П. Манус — коммерсант, биржевой маклер, директор Общества железнодорожных заводов, Директор Российского транспортного общества, Российского страхового общества, член наблюдательного совета газеты «Гражданин», которая является консервативной и пользуется финансовой поддержкой правительства. Манус хочет основать акционерное общество для одного большого проекта — орошения Кавказских земель. Кроме того, он желает создать Зерновой банк. На то и на другое ему нужны деньги от министра финансов.

«Они хотят осушить какие-то болота, — объясняет Распутин Вырубовой, которой передает документы Мануса по проекту, чтобы та передала их царю (через царицу), — на это им нужны деньги, и мы, в конце концов, тоже хотим хорошо жить…»

В качестве посредника в этих контактах выступает сомнительный молодой человек по имени Манасевич-Мануйлов. Вначале он пришел к Распутину как журналист, чтобы взять у него интервью. После чего возник скандал, потому что Распутин откровенно рассказывал, что он действительно часто ходит с женщинами в баню: «…Некоторые издам высшего общества сказали мне, что хотят приблизиться к богу. Тогда я их пригласил поехать ко мне в Покровское. Там я вместе с ними — их было семь или восемь — пошел в баню. Они пришли в дорогих платьях и со всеми своими бриллиантами. Там я их попросил раздеться и помыть мне тело, чтобы их, так сказать, через унижение приблизить к богу…»

Но вскоре после шумихи, наделанной этим интервью, Мануйлов заканчивает со своей журналисткой деятельностью и еще больше сближается с Распутиным, становясь посредником (и выгодоприобретателем) в его контактах. Его продажность ни для кого не секрет. Перед войной он заявил, что готов взять у германского посла Пурталеса 300 000 рублей, чтобы соответствующим образом использовать их для своей газеты, но главный редактор его, разумеется, вышвырнул. Затем он работал в министерстве внутренних дел.

Позже на допросе, продолжавшемся несколько дней, Мануйлов дает показания следственной комиссии — ведь он мог сообщить об окружении Распутина слишком много подробностей. В конце он не без гордости спрашивает следователя: «Это интересно? А я знаю еще больше…»

Другой делец — Мигулин. Он хочет воспользоваться Распутиным, чтобы с его помощью получать концессии, разрешения на учреждение банков и лицензии на поставки.

Упомянутый в полицейском сообщении банкир — это Дмитрий Львович Рубинштейн, юрист, управляющий директор двух предприятий по добыче каменного угля, страхового общества, Русско- Французского Банка, биржевой маклер и т. д. Через Распутина он проводит своих кандидатов на министерские посты. Еще он оказывает влияние на прессу, поскольку в этой сфере обладает большим пакетом акций, прежде всего в «Новом времени» — консервативной ежедневной газете.

10 июля 1916 года Рубинштейна арестовывают. Его подозревают в нелегальных сделках с Германией. Среди прочего еще и обвиняют в продаже русских акций во враждебной Германии через нейтральную страну (Данию, Швецию) для Франции, затем акций русского общества «Якорь» немецким коммерсантам, а также в получении высоких комиссионных от продажи товаров, изготовленных за границей для России и т. д.

Ничего удивительного в том, что Распутин рьяно заступается за Рубинштейна, ведь он — не только основной финансист его, становящегося все более дорогим, образа жизни, но и вкладывает деньги Распутина в собственные сделки. Например, Распутин, благодаря ему, становится владельцем акций на каучук. То, что этим продуктом в нейтральном Копенгагене торгует некий Александр Парвус (он же Гельфанд), который тем самым отчасти финансирует и российское революционное движение, к тому времени никому не известно.

Рубинштейн пробыл в заключении недолго. Распутин не замедлил ходатайствовать за него перед царицей. «Выпусти его потихоньку из заключения и отправь в Сибирь», — советует государыня Николаю в письмах. Царь, однако, очень щепетилен в отношении к политическим, и особенно имеющим отношение к войне преступлениям.

Но Рубинштейн с помощью посредников везде выпускает свои «щупальца». Вырубовой он скромно отправил бриллианты. Перед этим ей кто-то отдал коробочку с комментарием: «пять карат, восемь карат…» и т. д. Кроме того, взятки раздаются и самому Распутину, и министрам.

Вот что впоследствии рассказал друг Распутина Манасевич-Мануйлов на допросе в 1917 году: «Распутин получил от Рубинштейна более 100 000 рублей за его освобождение. И его освободили. За это он позже потребовал от него сделать Добровольского министром юстиции. Распутину он не нравился, но все же тот организовал встречу Добровольского с Царицей…»

В действительности Добровольский стал министром юстиции, но только вскоре после убийства Распутина.

Непонимание царицей истинной сущности Распутина происходит не от недостатка информации, а от непоколебимой, слепой веры в него. Сообщение о скандале в московском «Яре» дошло и до государя. Он молча показал его жене. Она сразу расплакалась (как рассказал комендант дворца): «Такая клевета на Святого!» Разве он незадолго до этого в очередной раз не спас жизнь их сыну? Дал бы Бог ему такую способность, если бы было правдой все то, о чем про него теперь болтают? Это те мысли, которыми руководствуется Александра. И она не сомневается в том, что Распутин — Святой: когда у Алексея было кровотечение из носа, что особенно опасно для больных гемофилией, Распутин только подошел к его кровати, осенил его крестным знамением, и вскоре кровотечение прекратилось.

Но для царя это не аргумент. Он снова отправляет Распутина «на отдых» в Покровское. Разумеется, под тайным присмотром. Не только для того, чтобы следить за его поведением, но и, чтобы наверняка знать, что Распутин больше не выступит с речами, как бывало раньше, о необходимости заключения мира, поскольку пацифистская пропаганда царю сейчас совсем не нужна.

Однако проблемы возникли уже на пароходе. Распутин напился и затерялся в толпе солдат. Сначала потребовал, чтобы они пели для него песни, дав каждому из них деньги за это. Потом захотел пригласить всех в ресторан первого класса. Однако официант преградил ему дорогу. Распутин не ушел, пока страшно не обругал официанта и гостей и не разбил чайный сервиз. До самого утра он не сомкнул глаз, продолжая громко петь и не переставая пить. Наконец, совершенно пьяный, он упал на скамью, где и заснул, обмочившись во сне. Возмущенные пассажиры потребовали от капитана, чтобы тот запротоколировал случившееся.

В Покровском матросы высаживают пьяного Распутина на берег. Епископ Варнава забирает его. Услышав о негодовании, вызванном поведением Распутина, Варнава предлагает капитану деньги, чтобы тот никуда не отправлял составленный акт. Но он не знает, что два агента, едущие вместе с Распутиным, уже составили сообщение и отправили его генерал-майору Джунковскому, заместителю министра внутренних дел.

Тем временем губернатор Тобольска принимает решение арестовать Распутина за пьянство, приведшее к беспорядкам, и заключить его на некоторое время в тюрьму. Но Распутин узнает об этом и вновь прибегает к помощи Варнавы.

Тайные агенты, сопровождавшие Распутина, сообщили и о другой его выходке, когда пьяный Распутин после небольшой перебранки со своим отцом вытянул его во двор и там избил. Отец, тоже не совсем трезвый, не замедлил бросить ему парочку ругательств в ответ: «Ты — ничтожество! Единственное, что ты можешь, — хватать Дуню за мягкие бока!» Распутин опять набросился на него с кулаками, пока их, наконец, не разняли.